– Многих мне придется повесить, маэстро? – обреченно спросил я.
– Забудьте это слово – «повесить», сир. Оно годно только для разбойников с большой дороги. Благородного кабальеро принято лишать жизни топором на плахе. А еще лучше – мечом с размаху. На специально построенном эшафоте, убранном коврами. Вам не придется казнить простецов и горожан – они и так все ваши. Вам придется рубить головы знати.
Ну так я и сам уже понял, что без тяжкой доли Ваньки Грозного мне не обойтись. Тот тоже начинал свое царствование как отвязанный либерал с программой «счастья для всех даром и пусть никто не уйдет обиженным», а когда знать спохватилась, охамела, стала его жен и детей травить, да и его самого не раз извести пыталась – стал рубить знати головы. Страну, по примеру Августа Цезаря Октавиана, разделил на две части. Худородных дворян к себе приблизил, чтобы преданны были аки псы цепные. Помогло мало. Свои ближники так изворовались, что пришлось и их на голову укорачивать. Друг детства князь Курбский польские шляхетные порядки продвигал, не ведая того, что государству русскому от того только развал и смерть. Сбежал к полякам, бросив семью и детей, а уже через год водил против родины польские рати как полководец. Первый Власов на Руси.
– Всем подряд нельзя головы рубить, – возразил я.
– Зачем всем, сир, – вылез щуплый корсиканец, – надо только определить тех, кто их за собой ведет, и обезглавить само движение… Без головы они сами передерутся между собой на предмет, кто будет у них новым главным. А тут уже большой простор для искусства интриги.
– Это я вам, мэтры, сразу скажу. Конде де Лерин от Боамондов и старший де Грамон. Первый желает у нас арагонских порядков, второй – французских. Я готов хоть завтра их укоротить в росте, и Марк у меня всегда готов опробовать свой топор правосудия.
При этих словах легисты понимающе улыбнулись, оценив мою шутку.
– Только как это сделать так, чтобы это деяние не выглядело в глазах народа и в первую очередь нобилитета прихотью тирана, а воспринималось бы как избавление населения страны от страданий?
– Сир, позвольте мне продолжить, – встрял маэстро Капулетти.
Я только рукой махнул, дерзай, мол.
– Согласно же древним фуэрос басков рею присущи функции защиты народа и осуществление полных прав юрисдикции. Само слово «рей» происходит от латинского слова «рекс», являющегося синонимом слова «региа» – правило. Потому как в правилах известны все исключения, ошибки и способы их исправления, так и монархам ведомы их заблуждения и пути устранения оных. Также современное римское право дает рею полную независимость от императора Запада, ибо хоть эта империя и считается Римской, но кайзеры сами назвали ее империей германской нации. А мы не германцы. Власть же кайзера как римского рея распространяется только на Италию, но и там ее многие оспаривают. Также у наваррского рея есть косвенная подчиненность в светских делах папе римскому, потому что тот имеет право разрешать его подданных от присяги монарху в случае его впадения в ересь или по иным мотивам, весомым для римской курии. Но у вас нет с папой ленных отношений, каковые имеют быть в случае с Португалией, Кастилией, Арагоном и Польшей. Так что вы от него в своих государственных делах независимы и платить ему дань, как они, не обязаны.
– С папой и императором все ясно. Ты про народ давай. Про тот народ, для которого я тружусь.
Маэстро откашлялся, глазами попросил выпить вина. Я разрешил.
– В понятие «народ» римское право включает всех подданных монарха, – продолжил легист, промочив горло. – Однако по фуэрос сам народ делится на старших, средних и младших, что есть пережиток древнего варварства. Но что есть, то есть. Монарх обязан быть справедливым ко всем слоям общества и каждому должен предоставить то место, на которое тот может претендовать по своему происхождению, моральным качествам и заслугам. Рей не может учинять несправедливых дел, ибо он сам олицетворяет справедливость. А как христианин, рей не может желать по отношению к другим того, чего бы он сам не желал видеть по отношению к себе. Монарх должен строго следить и не допускать, чтобы одни становились господами других силою или кривдою, не допускать, чтобы старшие превращались в надменных гордецов и захватывали, грабили, насильственно присваивали чужое достояние и чинили иной ущерб младшим.
– Вот с этого и надо было начинать, мэтры. Как приедем, вы должны будете мне собрать все прегрешения рикос омбрес за эти три года, чтобы мне иметь доказательную базу – применить милость или кару. Иными словами, нужен будет громкий процесс, как с Альбре. И все должно быть по закону. Никакого произвола.
– Надо создавать специальную апелляционную комиссию по злоупотреблению властью со стороны рикос обмрес. Но мы в там утонем в делах, сир, – возразил легист-савойец.
– Людей мало? – спросил я.
– Да, сир. Чтобы перелопатить такой объем дел в короткое время, нас мало.
– Так в чем дело? Наймите еще.
– Доктора права на улице не валяются, сир. Это штучный товар. Если только где-то к весне… А действовать надо быстро. Пока все будут праздновать, необходимо опечатать все бумаги и ограничить к ним доступ. Да и сбор сведений и слухов… тоже время.
– Наймите лиценциатов права. Чтобы работать под вашим руководством как помощникам, думаю, у них знаний хватит. Студентов-юристов, в конце концов. На подсобные работы. Только предупредите их, что, как только ваши подсобники высунут язык, хоть в таверне спьяну, – точно буду вешать. Как предателей. Язык за зубами – основа выживания на этой службе. Маэстро, завтра смету мне на стол. Подпишу. Деньги у Микала. Что у нас еще? А то спать уже хочется, мэтры. День сегодня был шебутной.
– Я уже закругляюсь, сир, – улыбнулся Капулетти, и хорошо поставленным голосом опытного лектора продолжил: – В свою очередь, сир, весь народ должен воздавать определенные почести и вам, как рею, и всей вашей фамилии. Народ обязан уважать монарха, повиноваться ему, быть законопослушным. А о преступлениях против монархов мы поговорим в следующий раз. Это слишком серьезная тема, чтобы ее слушать, засыпая, – моментально закруглился он, видя, что мне пора в глаза вставлять спички.
Юная негритянка – подарок бастарда, выходила из моих покоев с узлом грязного белья в стирку.
Выглянувшая Ленка знаком дала мне понять, что все в порядке – никто ничего не ворует. И утянулась обратно за дверь.
И тут я заметил, как Марк во все глаза смотрит на удаляющуюся рабыню, которая грациозно несла на голове большой узел белья, вышагивая по коридору как модель по «языку» подиума, слегка покачивая узкими бедрами.
– Нравится? – подтолкнул я его в локоть.
– Разве я смею, сира́? – склонился Марк в поклоне.
– Я задал вопрос не о том, смеешь ты или не смеешь. Я спросил, нравится ли тебе моя новая служанка. Отвечай.
Марк состроил виноватую рожу, упал на колени и целую речь закатил. Обычно он больше трех слов за один раз не произносит…
– Нравится, не казни Марка. Красивая – как не смотреть? Марк верный пес, сира́. Марк не глодать хозяйская кость. Марк знать хозяин его живота. Марк знать свой место. Марк только смотреть.
Вот так вот. Рабы тоже люди… и ничто человеческое им не чуждо.
– Ну, коли так, Марк… Забирай. Крести ее и женись. Я ей свободу дам.
Вид огромного негра, ползающего на коленях и с радостью целующего мои туфли, мне как-то удовольствия не доставил.
Глава 14
К вящей славе Господней
Подробности захвата Тамплиерского отеля я узнал только за обедом. А так с утра только порадовали, что взяли отель на шпагу. И все…
Это же никакого мата у меня не хватает на этот долбаный ноближ-оближ! Церемониймейстер довел меня до предынфарктного состояния. Стой там – иди сюда, да не той ножкой. Тут повернуться, а тут куртуазно помавать лапкой. Кому дать облобызать ручку, а кто простым кивком обойдется и будет счастлив. А кого вообще положено, встав с трона, обнять. Да не просто обнять – не мужланы же в деревенском кабаке собрались, – а красиво так изобразить объятия. Этого достаточно.
Потом еще длинный и нудный торжественный прием в тронном зале.
Маман стоит по одну сторону трона, сестра – по другую, каждая на своей ступеньке. И теперь место Каталины выше места маман. В первых рядах перед троном родные дядья – Жан де Фуа, виконт де Нарбонн и Жак де Фуа, граф де Монфор. И тетя Екатерина с мужем Жаном, капталем де Бюш, графом де Кандал и де Бенож. Дальше стоит родня кровью пожиже, потом придворные чины, а за ними уже просто вассалы.
В огромном зале как-то сразу стало душно.
А я… А что я… Прям как у Булгакова: король в восхищении…
И морды эти меняются, как в калейдоскопе. Микал сильно помог, спрятавшись за спинку трона и оттуда тихо подсказывая мне их имена и титулы.
Хорошо еще, что я монарх и практически всю эту процедуру просидел на троне. Хоть и неудобная мебель, но все же не на ногах часами стоять. А вот каково придворным?.. Ужаснах.
