На фоне проблем с дорогой на юг, вторая и более важная для нас — к Тальке, успешно строилась. Младший Пробеляков нанял в Тальке и окрестных деревнях более тридцати подсобных рабочих, которые были на подхвате у «перекупленной» в той же Тальке бригады профессиональных строителей. Вся эта компания работала под общим руководством Владислава и техническим — одного из составлявших проект инженеров. Он, кстати, зная об отлучке управляющего для подстраховки приехал в субботу на стройку и сам показывали и рассказывал мне, что тут и как. К обеду тревога улеглась и учитывая, что прорыв был где-то на юге или юго-западе, а работы велись на севере риск был не выше, чем в любой другой день. Так что проехали по трассе, осмотрели, что и как. В конце пути я возмутился было строительством временного моста через речку, но строитель меня успокоил:
— Дерево и вода — так себе сочетание, вопрос только в том, как быстро оно сгниёт. Нет, есть химические средства, если алхимия, просто магия — но это всё касается только сроков, а не конечного исхода. Для капитального моста, с каменными береговыми опорами — быка в русле ставить смысла нет, не та длина моста и не та нагрузка на него — нужен мост технологический. Он служит и для подвоза материалов, и как основа для запруды, которая позволит временно перенаправить водный поток, пока раствор набирает прочность.
— А не проще было построить два кессона вокруг опор? Осушить, сложить опоры, залить раствором, а потом стенки того же кессона как опалубку для ледолома использовать?
Инженер посмотрел на меня с некоторым даже уважением.
— Можно бы и так. Но материалы и людей через речку возить всё равно нужно. Если бы не было необходимости в движении во время строительства кессонная схема была бы, возможно, предпочтительнее с точки зрения скорости, но с учётом всех обстоятельств технологический мост на восемь тонн грузоподъёмности банально дешевле получается.
Сомнений моих инженер не развеял, но аргументированно спорить не получалось из-за отсутствия этих самых аргументов. Надо сказать, что мостик обходился недёшево: три с половиной тысячи только за проект, потом его регистрация, потом получение разрешения на строительство в принципе и экспертиза конкретного проекта на пригодность — дополнительно. Причём три документа из четырёх подписывали одни и те же люди, в разном порядке и в разном качестве. Семь тысяч рублей в минус до того, как был куплен первый гвоздь — и это ещё с учётом послаблений из-за участия в государевой программе!
— Временный мост на восемь тонн, а постоянный?
— Восемнадцать.
— Хммм… До двадцати пяти нагрузку увеличить можно?
— В принципе — да, генеральный проект предусматривает разные варианты по длине и грузоподъёмности. То есть — без переоформления бумаг обойтись можно. Придётся подставить подкосы внизу, ещё кое-что подкрутить… Встанет на восемьсот рублей дороже. А зачем вам?
Ну, не говорить же ему, что дед ратует за проходимость для «хотя бы лёгких танков и буксируемой артиллерии»? Даже не касаясь вопроса наличия «внутреннего голоса» как такового — просто ерунда какая-то. Но и рациональное зерно в этом тоже было.
— Наша лесопилка мобильная, собственный вес — двадцать три тонны. Что там будет с южной дорогой и когда мы её построим — никто не знает, равно как и то, сколько ещё мы будем арендовать это оборудование. Ну, и вес грузовиков, по моим прикидкам, будет расти. Лет через тридцать зерновоз с грузом может весить суммарно тонн двенадцать-пятнадцать, хотелось бы иметь запас прочности. Да и в целом, даже если будут грузовики с загрузкой пять тонн ездить, общей массой тонн девять — у более грузоподъёмного моста износ получится меньше.
— То есть — на перспективу? Что ж, позиция имеет право на жизнь, хотя в такие тяжёлые грузовики особо не верится.
Подписал изменение проекта и согласие с пересчётом цены, на чём и разошлись. К счастью, фургона моего инженер не видел и с вопросами, соответственно, не приставал.
Ещё из важного — посмотрел на производство топливных брикетов, сравнил качество разных вариантов. Проблемой было значительное количество брака — ломались брикеты при каждом удобном случае. Пока эти обломки продавали по себестоимости жителям Викентьевки и использовали в качестве топлива сами, но и работы по сокращению брака велись. Также удручала производительность. Дед помнил, что в его мире использовался метод непрерывной экструзии, когда выдавливалась длинная «колбаса», далее разрезавшаяся или ломавшаяся на отдельные брикеты, но как это сделать — пока квалификации придумать не хватало, даже с подсказками от деда. Придётся поприставать к преподавателям на факультативе по оборудованию, хоть нужное мне и никоим образом не пищевое. Надо придумать какое-то использование для продовольственных целей или просто заказать проект.
Бытовые проблемы и прочие мелочи не рассматриваю.
Да, ночевать нам с Машей приходилось врозь: я — в квартире управляющего, она — в доме у старосты с его женой и двумя дочками. В гостевых комнатах той же квартиры — нельзя. Приличия — они такие приличия, что просто слов нет. Маша, кстати, в ультимативном порядке затребовала фургон к себе во двор, «как кусочек цивилизации». Сам фургон, кстати, у привыкших к грузовику Пробелякова местных жителей интерес вызвал довольно вялый, что только к лучшему.
Но, вроде, всё выяснил, со всем разобрался, включая основное производство, с Кнутом переговорил — можно ехать. Не с самого утра, конечно, но к темноте дома буду — и Маша со мною, садиться на поезд в Осиповичах она передумала.
Глава 27
Поскольку привязка к железной дороге отпала, а вес фургона был всяко не больше пяти тонн, решил проехать по строящейся дороге, заодно показать её Маше. Путь через Тальку, Дукору и Смиловичи до самого дома был, если верить карте и курвиметру, не больше ста десяти километров, вполне можно преодолеть за один перегон. Но поскольку часть пути проходила по местным дорогам, порой не позволяющим разогнаться даже до двадцати пяти, а намерения ставить рекорды не было, то напрягаться особо не стали. Доехав до Дукоры, на трассе Гомель-Минск моя Маша хоть и попискивая, но разрешила разогнаться до сорока, сделали перерыв. Сходили перекусить, погуляли по парку, закупили напитки в дорогу и поехали дальше. О напитках: в холодильнике, включённом на максимум, лежали плотно упакованные тушки разломных тварей, которых я хотел показать специалистам. И Мурка моя наотрез отказалась хранить еду рядом с ними, даже в герметично закрытых стеклянных бутылках. Так что всё, что оставалось либо выгрузил в комнату Влада, подарок ему будет, любо выкинул, в зависимости от сохранности. А купленное в Дукоре взяли с собой в кабину.
От Дукоры до Смиловичей то колыхались по ухабам, то разгонялись на немногочисленных ровных участках. Сами Смиловичи удивили тем, насколько плотная застройка на холмах в южной части города: очень узкие, чуть шире дома, участки, относительно длинной полосой уходящие вглубь квартала. Довольно странно и непонятно, но, видимо, какие-то местные особенности. На северном берегу реки Смиловичи практически не отличались от моих Смолевич, к которым шёл, кстати говоря, довольно приличный тракт, на котором я смог слегка расслабиться за рулём и держать стабильные тридцать пять километров в час.
Маша вытащила из кармашка свой трофейный макр и стала любоваться им, перекатывая в пальчиках.
— Красивый… Интересно, а сколько такой может стоить?
— Давай посчитаем. Цена растёт с уровнем твари, из которой добыт, плюс влияет размер, заполненность и наличие особенностей либо склонностей, так?
— Ну, базовый-то курс я знаю!
— Макр-нулёвка стоит от пяти рублей до пятидесяти, иногда и за три рубля купить можно. Но пятьдесят — это очень и очень редко, средняя цена от десяти до двадцати пяти. Первый уровень — от трёхсот до шестисот. Но, опять же, триста — это совсем мелочь, повреждённые могут и за сотню не взять. Те, что являются заготовками под целительские или ментальные артефакты, могут и на тысячу потянуть. Но средний макр где-то триста пятьдесят — пятьсот. Те, что я из крысюков добыл я стихийными выбросами напитал, сам того не зная, по полной, ушли в среднем по четыреста шестьдесят в Минске, в Могилёве были бы дешевле, если в сезон, то есть — весной, мог и меньше четырёх сотен выручить.
