это не так уж и просто. Месяц прошел, а физической силы мне по-прежнему не хватало. Даже когда я использовал покров маны, то мог лишь сравняться с трёхлетками. Мышечная дистрофия, увы, не давала развиваться семимильными шагами.
И это при том, что я уже месяц ел с барского стола! У Сергея уже появились щёки и кожа зарумянилась, а у меня до сих пор торчали рёбра. Но я не сдавался и усиленно тренировался каждый день. А чтобы догнать и перегнать остальных, тренировался и по ночам.
Вроде бы и не много, всего пару часов каждую ночь, но это позволило значительно укрепить мышцы. Всё, что я мог делать в коридоре, так это приседания и отжимания. Было трудно, но я и не ждал, что получу всё за красивые глазки. Когда мышцы отказывались двигаться, я падал на пол, шумно дыша, а потом шел в душевую. Но не для того, чтобы искупаться, а для того, чтобы призвать Мимо.
Мимик стал моим незаменимым спарринг партнёром. Я передавал ему слепок образа Сергея и Мимо принимал его форму, а также копировал движения. Плюс ко всему, Мимо не чувствовал боли и не мог умереть, что позволяло работать в полную силу. Хотя сил этих у меня было кот наплакал.
Тем не менее, на занятиях по боевым искусствам я стал заметно увереннее себя чувствовать. Если раньше я использовал покров маны и Сергей попадал по мне каждым десятым ударом, то сейчас я делал то же самое, но уже без покрова.
С каждым днём тренировки проходили всё легче. Миновал месяц, потом ещё один и ещё. Наступила зима. За окнами свистели вьюги, нас выводили на мороз в лёгких спортивных костюмах, специальных кроссовках, страхующих от скольжения и заставляли бегать вокруг пансионата. Своеобразный способ закалки. Ладно я, у меня имеется аспект льда, и я не столь восприимчив к холоду, а вот остальные регулярно шмыгали носом из-за простуды.
А ещё ко мне перестал цепляться Прохоров. Он тайком бросал на меня опасливые взгляды и о чём-то шушукался со своими подельниками, но напасть не пытался. Вместо этого он вымещал злобу на других. В том числе, на Сергее. Я бы мог вмешаться и пригрозить Артёму, но это совершенно не помогло бы Серёге.
Точнее, помогло бы в один конкретный момент, а вот в перспективе только навредило бы. Ведь он может привыкнуть, что рядом есть абстрактный «Михаил, который спасёт». На самом же деле, не спасёт никто. Ты всегда один на один со своими проблемами, и если ты не будешь пытаться их решить, то никаких «Михаилов» не напасёшься. Ведь подобных Прохорову куча, а «Михаилов» — с гулькин член.
Да, Сергей огрызался, но не более того. А ведь его бросковая и ударная техники были на голову выше, чем у всей компании Прохорова, вместе взятой.
Совсем забыл рассказать. Пару раз я виделся с мамой. Она улыбалась и нахваливала меня. Говорила, что гордится. Но по горестным складкам, притаившимся в уголках губ, по прекрасным зелёным глазам, под которыми залегли тяжёлые сероватые тени, было ясно видно, что она несчастна. Елизавета Максимовна жила как в тюрьме. Не в физическом смысле, а в ментальном. Хотя и физически её место жительства тоже доставляло страдания.
Некогда нежные руки покрылись мозолями, а кожа стала шелушиться. Похоже, что её заставляют работать. Я пытался расспросить маму о том, как она живёт, но она неизменно уходила от ответа. Это тяжким грузом ложилось на моё сердце, заставляя тренироваться ещё усерднее.
А ещё печалило то, что пятилеток обучали магии, а меня — нет. Это были основы основ, контроль маны, создание мыслеформ и простейших заклинаний, вроде фонарика. Но это было куда веселее, чем та же гимнастика. Поэтому я периодически сбегал с тренировок, чтобы подслушать, что же такого интересного им рассказывают.
И оказалось что ни-че-го! Всё это я и так знал и умел. Единственная полезная информация касалась разломов и аномалий.
Больше сотни лет назад маги были способны колдовать практически без ограничений, маны было хоть залейся. А вот после большой войны, породившей аномалию она начала медленно уходить из этого мира.
Именно поэтому сейчас даже у сильнейших магов резервуара маны хватает максимум на три десятка средненьких заклинаний. А что-то масштабное может иссушить их полностью. Это объясняло, по какой причине моё ядро маны столь медленно заполняется, несмотря на неплохо развитые энергетические каналы.
Ещё четыре месяца пролетели как один день. Бесконечные тренировки днём, ночью. Безуспешные попытки достать образцы ДНК у кураторов и тренеров, а ещё жор! Жор и ещё раз жор! Я ел, как не в себя! И знаете, что? Это окупилось. В один из дней я погрузился в чертоги разума и увидел, что мышечная дистрофия исчезла.
На пирамидальной колонне, в отверстии где раньше располагался кристалл белого цвета сейчас было пусто. Пусто — и всё тут! Сконцентрировавшись на ячейке я услышал вибрирующий женский голос «доминанта „Мышечная дистрофия“ разрушена. Желаете её восстановить?». Ага, просто мечтаю!
Через месяц после этого нас повели на плановый медосмотр, и я верещал от радости, когда услышал свой рост и вес. Кудрявые волосы медработницы прятались под чепчик, а на носу, словно сопля, висели очки с диоптриями. Она была резковата и груба, но это и понятно. У детей пансионата был паршивый характер, за день женщину доводили до белого каления.
— Михаил двенадцатый. Рост… — женщина поставила меня спиной к измерителю и опустила сверху пластину на голову, придавив отросшие лохмы. — Один метр и один сантиметр. Давай, давай. Топай сюда, чего встал? — поторопила она меня и указала на весы. — Вес пятнадцать килограммов и двести граммов. Напомни, сколько тебе? — спросила она, посмотрев на меня поверх очков.
— Почти два года, — чётко сказал я, так как уже научился выговаривать и «Ч», и «Ш». А вот с проклятой «Р» справиться пока не удалось.
— О, боги. Людочка, ты слышала? Этому акселерату всего два года, а он уже размером с трёхлетку. Надо сказать Зинаиде, чтобы поменьше их кормила, а то слишком быстро растут, одежды не напасёшься. Ха-ха, — пошутила врачиха, но её подруга, сидящая за компьютером, лишь закатила глаза. Видать, подобные шутки её уже порядком достали. — Ладно, топай отсюда, переросток. Здоровье у тебя отменное. Нареканий не имею.
Я вышел в коридор, сияя довольной улыбкой, и заметил печального Сергея. Он стоял рядом с бараками, прислонился спиной к стене и о чём-то размышлял, глядя в пустоту.
—
