— Я бы снял с тебя скальп, — сказал Сыч торжественно, когда мы добили этого врага. — Только у тебя нет волос… и кожи тоже.
Трупы дрищей медленно таяли на полу, превращались в туман, в пепел, в ничто.
Мы выскочили в коридор, и попали под атаку с севера, откуда на нас выскочили несколько дрищей. Оказавшийся у них на дороге боец отлетел в сторону, буквально размазался по стене, изо рта его плеснула кровь.
— Легли!! — от рева комотделения задребезжали стены.
Мы упали, и над нами застрекотали автоматы, я тоже начал стрелять, и Сыч не отстал. Только враги уже оказались рядом, похожая на ствол дерева нога лягнула меня по шлему, так что в голове зазвенело, а мир размазался в набор туманных и радужных полос. Показалось, что я сплю, и что сейчас меня разбудят, чтобы идти в школу, и мама потреплет по лбу, как обычно, и папа ушел на службу, сделав мою любимую яичницу по-военному, то есть с мелко нарубленной сосиской и кусочками хлеба.
Тогда я думал, что офицеров только ей и кормят.
Но в башке прояснилось, я осознал, что мамы и папы давно нет, что в школу мне не идти, и я вообще не на Земле.
— Ыыыы… ыыыы… — выл кто-то рядом, а на спине моей будто топтался носорог, решивший станцевать чечетку.
Затем вес исчез, глухое «тумм» возвестило, что нечто тяжелое с размаху хлопнулось об пол.
— Это была славная охота, — подал голос Сыч, перебивая не прекращающееся вытье. — Иван, жив?
— Не знаю, — ответил я.
Мне зарядили по башке, а потом еще оттоптали поясницу, но в остальном я чувствовал себя целым. Рядом у стены сидел боец, чье лицо было сплошь залито кровью, струившейся из рассеченного лба, и с рукой у него что-то тоже было не так, на ней не хватало пальцев, а уцелевшие торчали под странным углом.
Именно он издавал беспрерывное «ыыыы», «ыыыы».
— Тихо! — Ричардсон присел рядом с ним на корточки. — Давай сюда конечность! Проклятый дрищ, этот последний. Дрался словно безумная гиена, двоих положил, одного ранил… Давай конечность, говорю! Пришьют тебе доктора новые пальцы, лучше прежних. Длинные, волосатые, с когтями…
Боец вздрогнул и затих, видимо потерял сознание.
На шаги за спиной я обернулся — к нам двигался Шредингер, и это значило, что сопротивление на лестницах сломлено. Но Эрик не покинул свой пост, он продолжал держать под прицелом ту же дверь — выходит, что внутри по-прежнему дрищи, и есть шанс, что это последнее помещение под их контролем.
— Ну и срач вы тут устроили, — сказал комвзвода. — Хотя внизу еще хуже. Не войти. Ползают эти механические, пуляют во все, что движется. Ладно хоть в двери не проходят. Большие слишком. Там что?
— Опорный пункт противника, — Ричардсон поднялся с трудом, как старик, суставы которого давно не работают.
— Опорный пункт надо брать, — Шредингер оскалился, и тут же лицо его посерело, видимо напомнила о себе рука. — И пойдут это делать самые крутые. Отборные солдаты. Настоящая штурмовая пехота.
За его спиной мерзко ухмылялся Фернандо, ведь он понимал, что это все издевка, что в самоубийственную атаку пошлют не лучших, нет, а тех, кто нашему командиру не нравится, кого не жалко — чтобы посмотреть, как устроена оборона, сколько внутри бойцов, и второй волной атаковать с умом, с надеждой на успех.
— Серов, ты пойдешь, — сказал Шредингер.
Ну да, чего еще ждать?
Еще комвзвода отобрал четверых, но всех не из нашего отделения, и я не знал, чем они провинились.
— Может второй бронежилет? — спросил Ричардсон.
Он понимал, что мне скорее всего не выжить, и мои соратники тоже, я ловил их одновременно сочувственные и злые взгляды… Эрик, Сыч, Хамид, Вася и Ингвар, все тут. Зато я понимал, что скорее всего не выжить никому, что мы заперты внутри дредноута, и даже победа над дрищами ничего не изменит.
— На яйца, — ответил я.
В этот момент в коридоре появился Бадави, и я обратил внимание, какая странная у него рожа, такой не бывает даже под воздействием стимуляторов. Вспомнилось все, и как мы нашли второе отделение — сидящими в кружок вокруг разобранного автомобиля, и как неестественно потом вели себя его бойцы, да и командир их тоже.
Я нашел взглядом Ингвара, которому тоже теперь не доверял, но в меньшей степени, поскольку он не раз меня вытаскивал, да и другим помогал всегда, и вообще показал себя надежным мужиком.
— Присмотрите за ними, — сказал я.
Норвежец нахмурился, видимо не сразу понял, о ком идет речь, но потом кивнул и даже толкнул локтем разинувшего рот Васю, чтобы тот не сболтнул лишнего.
— Обязательно сделаем, — промурлыкал Сыч, мечтательно вращая глазами — похоже, его унесло на новые высоты безумия. — И помни, истинные люди не умирают, они уходят. Переносятся дальше, туда, где ждет их славная охота и новые веселые дороги за грань неба.
Ну точно, и грибов никаких не надо, своей индейской дури в голове до дури.
— Какие новые дороги, — Эрик шмыгнул носом. — Главное, чтобы там бабы имелись! Сочные и согласные!
— Аллах таких обеспечивает, — сообщил Хамид с видом человека, не раз посетившего мусульманский рай. — Так что переходи в ислам. Надо поднять палец и принять закон. Поскольку я знатный богослов, то сойду за двух свидетелей, и обрезание я тебе быстренько сделаю, прямо тут. Падешь в бою как мученик за веру, и вот тебе семьдесят две юные девственницы, как с куста.
— Хватит меня хоронить, — буркнул я, а потом не выдержал, засмеялся.
Представил, как вытаскиваю свое хозяйство, и Хамид склоняется к нему с важным видом, держа в руках… ну, что там используют для этой операции, ножницы какие-то? Наверняка их с собой у пакистанца нет, так что придется ему обойтись простым солдатским ножом.
Заржали остальные, и Шредингер с неудовольствием уставился на нас.
— Отставить веселье! За дело, — приказал он, и пришлось нам стать серьезными, мрачными и смертоубийственными.
Типичными наемниками, короче.
* * *
Две гранаты взорвались одновременно, и дверь с громким «крак» вывалилась в коридор. Я прыгнул в открывшийся проем, качнулся в сторону и очень удачно оказался за мерцающим стальным грибом типа того, который уже видел в другом помещении.Чужие пули впустую забарабанили по стене, но затем на них напоролся бежавший за мной боец.
Короткий всхлип, и тело его упало на пол.
Я высунулся из-за гриба, и дал широкую очередь полукругом, точно обметая перед собой помещение. Увидел ряд таких же грибов, все в огоньках и искорках, мечущихся среди них дрищей, и длинную консоль вдоль дальней стены, ряд стоящих вдоль нее кресел.
Зацепил кого или нет, я не успел заметить, поскольку согнулся и рванул вдоль стены, огибая гриб.
— За родину!! — заорал от двери еще один мой соратник, и грохот автомата дал мне понять, что этот жив и дееспособен.
Я выглянул из-за гриба сбоку, не сверху, увидел ту же консоль, сидящих перед ней дрищей. Двое вскочили с мест и побежали ко мне, но последний остался на месте, даже головы не повернул.
Что-то он там делал очень важное.
Я спрятался, выставил калаш и дал очередь вслепую. Судя по шипению — попал. Металлический гриб загудел, и я обнаружил, что дрищ вскочил на него и навел на меня пульверизатор.
Поднять автомат я не успевал.
Пришлось ударить локтем по обманчиво тонкой, как прутик ноге, сбивая врага с равновесия. Дрищ засвистел, попытался выстрелить, но рука уже ушла в сторону, и струя газа омыла стенку, а не мою рожу. От мерзкого запаха все равно зачесались глаза, потекли едкие, обдирающие кожу слезы.
Я выстрелил вверх, прямо в стоящего на грибе врага, и он упал на меня, как вешалка с одеждой. Голова, твердая, словно металлическая, шарахнула мне по шлему, и тот зазвенел,будто колокол. Коленка или еще какое сочленение заехало в пах, скорее всего случайно, и только защита спасла мои самые важные органы.
Но на пол он меня свалил, и оказался сверху, чешуйчатые пальцы вцепились в горло.
Все поплыло, я попытался ухватить запястье дрища, и сил на это хватило, но вот сжать уже не смог. Попытался разозлиться, спровоцировать всплеск адреналина, но гортань моя уже хрустела в чужой хватке, и одного, последнего, самого важного вдоха мне не хватило.
