девать «демонстрацию» моего к ней «желания», которое возникло сразу, как только я проснулся и вспомнил вчерашние постельные сцены, спрятался за кухонный стол.
Честно говоря, проснувшись, я немного полежал и подумав, решил решительно поговорить с девушкой о «происшествии» по-взрослому. Однако теперь она сбивала меня своими насмешками с правильного настроя.
— Так же нельзя, ты понимаешь? А вдруг, кто-нибудь узнает? Это видно, когда люди, любят друг-друга…
— А ты меня любишь? — вдруг спросила она меня серьёзно. — Вчера ты что-то шептал совершенно невнятное. Как я тебя не пытала. Ты — точно японский шпион! Молчал, как партизан! Так любишь, или нет?
— Ну, как тебе сказать? — промямлил я и, опустив глаза в пол и сделав над собой усилие, добавил, словно извиняясь. — Ты красивая, но у меня голова сейчас совсем другим забита. Не могу я ни о чём другом думать, кроме музыки. Там у меня такая каша! Ты даже не представляешь!
Я так глубоко вздохнул, как только мог. Девушка сжала губы, прищурила левый глаз, словно целилась в меня из пистолета, и сказала:
— Так я и знала, что ничего не получится, — она тоже глубоко вздохнула. — Слишком ты этой своей музыкой озабочен. А Светка — дура! И я дура!
Лера вдруг закрыла лицо полотенцем и, сев на стул, тихо заплакала. Плечи её дрожали в такт всхлипываниям. Обойдя стол, подошёл к ней сзади, положил руки на плечи и попытался прижать девушку к себе, но спинка стула была слишком фигурной, а девушка наклонилась немного вперёд, поэтому получилось всего лишь положить руку голову. Я попытался её погладить.
— Я тебе не кошка, — гнусаво от слёз и соплей бросила она сквозь полотенце и движением головы уклонилась от моей ладони.
Моё сердце разрывалось, но ум был холоден. Да, я готов был схватить девушку на руки и носить по комнатам, с восторгом говоря ей всякие любовные глупости. Мне она очень нравилась. И мама у неё была спокойная и добрая, и отец не самодур, но я знал, что не люблю её по-настоящему и знал также, что любая первая «такая» любовь для девочки обернётся серьёзной психологической травмой. Когда я её «брошу».
Именно поэтому я не мог себе позволить «серьёзно влюбиться»! Во-первых, я не верил в «серьёзную раннюю любовь», так как точно знал, что в парнях просто бурлят гормоны, когда любое лицо женского пола, воспринимается как сексуальный объект. Любое, имеющее определённые половые признаки! Да простят меня женщины, но это правда!
Теперь мой разум был холоден. Я не давал Лере повода даже подумать, что она мне нравится. В ней я всегда видел всего лишь музыканта, соратника и единомышленника и чётко показывал это. Тем более, что она какое-то время дружила с моим другом Славкой. Дружба у них после нового года, вроде как, закончилась. Мне не было известно, что между ними произошло, но не спрашивал и продолжал делать вид, что не в курсе их разрыва, и даже передавал через Леру Славке приветы.
Моя холодность и отказ от её любви после того, что между нами произошло вчера может показаться подлостью, но другого варианта развития дальнейших отношений между мной и любой девушкой я не видел. Не мог я воспользоваться чувствами глупой девчонки, серьёзные они, или она себе что-то выдумала, главное, что я не испытывал к ней «настоящей любви».
— Понимаешь, ты мне очень нравишься, но я не знаю, что такое любовь. И ты тоже, скорее всего, тоже не знаешь. А просто заниматься тем, чем занимались вчера мы, — это не правильно. Ты же не хочешь сейчас иметь детей?
Девушка перестала всхлипывать и оторвала лицо от полотенца. Даже зарёванная она была прекрасна и я подумал, что нужно убрать с лица «влюблённость», но опоздал. Лера, что-то увидев в моём лице, неуверенно улыбнулась и шмыгнув носом спросила:
— Значит я тебе всё-таки очень нравлюсь? — она сделала ударение на слове «очень».
— Конечно нравишься, — поняв, что снова вложил в её сознание надежду, буркнул я, но продолжил «гнуть свою палку». — Только мы с тобой не взрослые, чтобы заниматься «этим».
— Да и ладно! — вдруг обрадовалась Лера. — Это Светка, дура… «Отдайся ему и он будет твой», — передразнила она, вероятно туже Светку. Она снова шмыгнула носом.
— Я сказала ей, что ты со мной, как с другом общаешься, а не с подругой, вот она и посоветовала соблазнить тебя.
— Хрена себе у неё советы! От такого «соблазнения» не только такой пацан как я, а любой бы мужик умом тронулся. Нравится не нравится — иди ко мне моя красавица. Но такими поступками влюбить в себя невозможно. Извини…
Лера снова «сдулась» и уткнулась лицом в полотенце. А я подумал, что что-то надо делать кардинальное и опустившись перед ней на колени, прижал свою голову к её животу.
— Прости, прости, прости, — шептал я ей в живот. — Прости, прости…
Поза была очень неудобная, но я терпел и ждал, когда она положит на неё свои руки. Минуты две стоял я скрючившись, но всё же дождался. Но не того, чего хотел. Лера вдруг заёрзала на стуле и захихикала.
— Щекотно, — сквозь смех проговорила она. — Перестань! Щекотно!
Поняв, что «нащупал» её «слабое место», я продолжил просить прощение у её живота.
— Прости, прости, прости.
Моё дыхание сразу становилось горячим и щекотало и мой нос, но я терпел, опасаясь чихнуть. Вот был бы казус! В конце-концов я сделал глубокий вдох и просто подул ей куда-то в район в пупка. Девушка вдруг прижала мою голову к своему телу и тихо вскрикнула, несколько раз конвульсивно дёрнувшись.
— Пи*дец, доигрался хрен на скрипке, — подумал я, правильно поняв, что произошло. — Это же девочка, мудак, а не сорокалетняя «девушка»!
Она прижимала мою голову так, что я боялся перекоса шеи. Мы сидели замерши несколько минут, потом руки девчонки ослабли и они погладила меня по голове, а я, уже ничего не опасаясь, положил голову ей на колени.
— У, ты какой хулиган, — проговорила она неуверенно. — Что натворил… Довёл девушку.
— Я случайно, — выдохнул я ей в колени.
— Тихо-тихо! — прошептала она и оторвала мою голову от себя. — Я ещё вся горю.
Поднявшись с колен, я взял Леру на руки и отнёс в спальню, а там, обещая себе, что «это в последний раз», с «холодной головой» уложил девушку на постель. Она лежала плотно зажмурив глаза, а я медленно снимал с неё юбку, трусики и кофточку с блузкой. Снимал и думал: «Ну, ты и скотина, Джон!» Думал, но ничего не мог с собой
