этикеток, одна даже из Сочи приехала. Туда-то, над зеркалом, для полнейшей красоты, Пашка решил прикрепить фотку.
Пашка успел умчаться на тренировку, когда со смены пришла его жена, Марина — да не одна, а со своей напарницей.
— Заходи, Лер! Ой, извини, я сейчас Пашкины футболки соберу, а то по всей квартире, как флаги…
Марина скинула шлёпки и пробежала, сдёргивая высохшее бельё с верёвки, натянутой через всю большую комнату, получившуюся гору шустро уложила стопками. Всё, теперь в шкаф…
— Ну, вечно у этих мужиков фантазии!
— Чё там? — Лерка с любопытством заглянула в спальню.
— Да ты посмотри, нашёл тоже место для фотографии! Да машина-то какая…
Подружка подошла поближе и выпучила глаза:
— А я этого мальчишку знаю! Бабуля наша про него постоянно статьи в «Восточке» читает. Вечно нам с Лариской в пример ставит: вот, говорит, парнишка из городских, а какой к труду способный, не то что вы, вертихвостки!
— А что он, гонщик?
— Да какой гонщик! Свиновод он, какой-то юннатский колхоз или как оно там…
— Ни фига себе! Ты глянь, на чём нынче свиноводы ездят!
— Может, это он на какой выставке?
— А номера тогда почему не наши? Посмотри, буквы нерусские и написано не так.
— Ну, не знаю… Импортная выставка какая-нибудь? Надо будет у папы спросить, может у них в автопарке что-нибудь слышали…
ПЕРЕХОДНОЕ
Не знаю уж, то ли из-за этих дурацких нервов, то ли из-за климатических скачков, или уж из-за того, что телом рулило другое, более взрослое сознание (а, может, из-за всего этого вместе), но с Вовой на полгода раньше, чем в прошлом детстве, начали происходить не самые приятные возрастные изменения. Он пошёл в рост, да настолько стремительно, что в суставах, как и в первое его взросление, начала происходить какая-то хрень. То ли кости за суставной сумкой не успевали, то ли наоборот. Не умею объяснить, не медик я ни фига. Суть в том, что ныли эти самые суставы из-за происходящего просто пипец как, и некоторые движения стали исключительно болезненны — допустим, на колено опереться он теперь мог разве что со скрежетом зубовным. Даже во сне он вздыхал и ворочался, что же касается всяких работ по хозяйству, от большинства пришлось отказаться, настолько сильно отзывались болью суставы.
Мама (моя), совместно с Вовкиной бабушкой, напуганные этим процессом, заставили его показаться врачу. И врач, кто бы мог подумать, сказал примерно то же, что и в прошлый раз: ограничить все физические (особенно спортивные!) нагрузки и тупо ждать, пока организм не израстёт. Щадящий режим.
Собственно, а что он мог ещё сказать?
Все брюки, рубашки и куртки за месяц стали Вовке малы, руки-ноги торчали из рукавов и гач, как карандаши из стаканчиков. От приобретения нового гардероба Вова меня удержал — сказал, до зимы подождём, там этот сумасшедший рост должен относительно замедлиться. Купил пока одни брюки (с огромным запасом по длине), подвернул, сказал, что будет раскатывать по мере роста. А на рубахи вообще смотреть не стал: обойдусь, говорит, футболками.
Вслед за фигурой наметились изменения в чертах лица. Я, вообще, обращала внимание, что у одних людей (как у меня было, к примеру) лицо сильно меняется лет около семи, а у других — вот так, в одиннадцать-тринадцать. Я даже Сергеичу сказала, что сейчас бы как раз оптимальный вариант исчезнуть, пока все помнят Вовку таким. Сергеич соглашался и тоже ждал, когда кончится дурацкая катавасия с Шаманкой.
ПРОВЕРЯЛЬЩИК
Ольга, 19 августа 1987, среда.
Я всё ждала, кого же горком пришлёт «уточнять ситуацию», но они не особо торопились (а чего им, у них же над душой не висит необходимость по-быстрому самоустраниться!), и вот, наконец, проверка явилась.
Я сидела в своей комнате и читала очередной номер «Восточки» — с повестью о похождении наших ветеранов. Вова мне принёс, сказал: «Посмотри-ка», — хотя, на самом деле, меня заинтересовала другая статья. Слышу — возня какая-то началась, голоса. Бабушка там, мама подошла, здравствуйте-здравствуйте…
И тут один из пришедших начал им такую дичь втирать. Про дискредитацию партии, про сумасшедшую меня, про то, что надо сделать как он говорит, и так будет лучше, а иначе наша семья чуть ли не поперёк линии строительства социализма идёт. И так с какими-то странными паузами.
Я встала и пошла смотреть, кто это у нас такой оригинальный.
Это была даже не комиссия, а один самодовольный неприятный дядя, про таких наш добрый народ говорит «рожа шире газеты». Бабушка, по своей привычке всех кормить, посадила его за стол, и теперь он излагал свою ахинею маме и баб Рае, сидящим напротив и тревожно вглядывающимся в это чванливое лицо.
Я представила себе, как подхожу к столу, как беру тарелку с борщом и опрокидываю этому жирному мудаку на его наглаженный костюм. И как он сперва начнёт воздух ртом хватать, а потом орать. Это в моём воображении прозвучало прямо музыкой.
Я стояла и думала, что этим я себе, пожалуй, всю репутацию испорчу. А потом ещё: да какого хрена?!
Вышло всё ещё красивее, чем я себе вообразила. Ноги шагнули к столу, руки взяли тарелку и одели этому уроду на голову. Бордовое красиво потекло по лицу и за шиворот. Густоватый мы суп варим, конечно. Бульона маловато. С другой стороны, на пол не так много попало…
— Оля! — испуганно вскрикнула мама.
Я схватила вилку со стола, дёрнулась в мерзкой роже, так чтоб острия замерли напротив зрачка.
— Хули ты припёрся, свинота паршивая? — мордаха у меня, должно быть, сейчас оскаленная, безумная… — Что, в чужом кармане деньги спать не дают?! Я тебе щас, сука, глаза выколю, и никто мне ничего не сделает, у меня теперь справка есть!!!
— Оля! Оля! — в два голоса закричали, подскакивая, мама с бабушкой.
Но я уже бросила вилку на стол и села, сложив руки замочком:
— Вот так я вела бы себя, если бы была сумасшедшей психопаткой, какой вы меня пытаетесь представить. Но мы же с вами цивилизованные, воспитанные люди, правда? — дядя, с которым, полагаю, никогда в жизни никто так не обращался, ошарашенно на меня таращился и механически снимал с лацканов пиджака кусочки варёных овощей. — А сейчас вы уйдёте. И никогда в жизни больше сюда не вернётесь. Тема юннатской станции снимается полностью в связи с изменением в системе хозяйствования, подробности вы можете прочитать в последнем номере «Восточно-Сибирской правды», на первой странице. Всего доброго.
— Вы… Как вы…
— Тебе что сказали? — недружелюбно встал между
