слог по крайней мере лёгкий), а обилием рисунков, фотографий и литографий. Самое то, чтобы посидеть в тишине и во благе, не столько даже читая, сколько листая и проваливаясь в грёзы.
— Благодарю! Кажется, самое то, что нужно! — раскланявшись с библиотекарем, отправился за столик, выбирая место подальше от людей. Сегодня я особенно мизантропичен и нелюдим.
Я надеялся просидеть так если не до вечера, то по крайней мере до обеда, но увы. Немолодой дородный господин со смутно знакомой физиономией, покряхтывая, начал устраиваться напротив меня, обдавая запахами пота и помады для волос, используемой, судя по всему, с щедростью просто необыкновенной.
— Доброе утро, Алексей, — начал он бесцеремонно, с тем несколько вальяжным, барственным тоном, что лично у меня вызывает раздражение, — прошу прощения, что отвлекаю тебя…
Раскаяния голосе — ноль, а барственности стало ещё больше. дескать — цени, какой Человек к тебе снизошёл! Киваю и молча откладываю книгу, вздёргивая бровь. Он по-прежнему не представился…
— Ах да! — он гулко засмеялся, вызвав в нашу сторону недовольные взгляды, но ничуть этим не смутился, — Федосеев! Федосеев Сергей Францевич! Ты, конечно же, знаешь меня!
Наверное, обычный мальчишка как минимум кивнул бы, что да — дескать, знаю! После чего разговор пошёл бы по проторенному, привычному маршруту, с позиции безусловного старшинства. Но я имею несколько иной опыт…
— Не имею чести, — ничуть не смутился я.
— Хм… — будто с разбегу споткнулся Сергей Францевич, разом вспотев, — ну как же! У Ливенов… ты тогда, хм… с детишками…
Киваю милостиво, а потом, развлекаясь, несколькими нехитрыми психологическими трюками перетягиваю главенство на себя. При этом никакого (упаси Боже!) неуважения к возрасту собеседника, и любой сторонний наблюдатель сочтёт меня вполне воспитанным молодым человеком. Дьявол, как известно, кроется в деталях…
Постоянно промокая платком пот, Сергей Францевич зачем-то поведал мне, что он несколько лет был предводителем дворянства в одном из уездов, что несколько лет служил в гвардии…
… и ещё кучу мелких и ненужных подробностей, долженствующих, очевидно, как-то впечатлить меня и вернуть разговор в привычное господину Федосееву русло.
Очень комкано, с запинками, мне было поведано, что некие очень почтенные господа, впечатлённые успехами моих подопечных (а особенно одноклассников, которых я успел здорово подтянуть перед экзаменами), хотят видеть меня летом на даче.
— … несколько детишек, ха-ха! — мокрый от пота платок промокает лысину, — Уроки давать… заодно! Море, солнце… а?
— Разумеется… — я чуть помедлил, — нет! Я, дражайший Сергей Францевич, частными уроками и переводами имею свыше ста рублей в месяц, не слишком притом утруждаясь и будучи полностью свободным в выборе своих учеников и передвижении. Вы же предлагаете…
… но дражайший господин Федосеев уже не слышал меня. Названная сумма хотя и (каюсь!) несколько завышена (да и по части «не утруждаюсь» я изрядно лукавлю), но всё ж таки близка к истине. По крайней мере, пару раз мои совокупные доходы за месяц немножечко, но всё ж таки перевалили за сотню!
А если вспомнить некоторые фолианты, выкупленные мной за бесценок и представляющие определённый интерес для библиофилов… то наверное, совсем не преувеличиваю!
Беседа у нас не задалась и вскоре почтенный бывший предводитель дворянства, гвардеец и «тот самый» Федосеев покинул меня, оставив в желанном одиночестве. А я…
… открыл книжку и снова залип на шикарных литографиях с изображением амазонских джунглей.
* * *
— … девяносто две копеечки, — бубнит рядышком известный всей Сухаревке персонаж — неряшливый, одутловатый старик, пахнущий немытом телом, лекарствами и старческими болезнями, — извольте получить.
— Да где ж девяносто две, когда на рупь сговаривались?! — взывает к свидетелям продавец книг тем безнадёжным тоном, когда всем, и прежде всего ему самому ясно уже, что бой проигран, и капитуляция вот-вот состоится.
— … одиннадцать, — бубнит покупатель, трясущимися руками выкладывая себе на ладонь медные засаленные копейки, — Ну вот, сбился!
Он начинает считать заново, шлёпая губами и постоянно сбиваясь.
— … а цены, Акакий Ермолаич? Цены?! — сухонький старичок по правую руку от меня прыгает за прилавком, возмущаясь инфляцией, неизбежной в любое военное лихолетье. Покупатель, такой же мелкий и тощий старичок, ставший за многие десятилетия скорее приятелем, ничуть не спорит, и все вместе они, возмущаясь, дружно ругают правительство и обнаглевших спекулянтов.
Хмыкнув, снова возвращаюсь к работе, просматривая одну книжечку за другой и раскладывая их в разные стопки. Сценок такого рода, интересных любому бытописателю, на Сухаревке хоть ложкой черпай! Особенно книжные ряды и все те прилавки и развалы, что хоть как-то интересуют коллекционеров всех мастей. Здесь встречается много интересного люда, и каждый пятый настолько выпуклый и яркий типаж, что хоть пьесу с него пиши!
Но работа прежде всего… Благо, за прошедший год появился какой-никакой, но опыт, а главное — связи и репутация. На Сухеревку я прихожу два раза в неделю, тратя каждый раз от полутора до трёх часов времени.
Стараюсь появляться здесь по расписанию, нарушая его только по нездоровью и непогоде. Сухаревка, Тургеневская читальня, да ещё пара мест, где я бываю каждую неделю в определённое время, стали для меня обязательными маршрутами. Пунктуальность эта не в силу характера, а скорее вынужденная мера.
Во-первых, среди букинистов хватает всякой публики, и пришлось помаленечку выдрессировать их, чтобы отучить от привычки хватать за рукав и тащить к себе при всяком случае, буде у них появился хотя бы единственный томик на итальянском, испанском, португальском или с некоторых пор — на польском. Очень уж много времени терялось на пустую суету и постоянные попытки припахать меня в свою пользу, и разумеется, задаром.
Во-вторых, пунктуальность такого рода нужна, если меня хотят найти по какому-то важному поводу. Бывало, что прибегали в Тургеневскую читальню мальчики-посыльные, потому как в руки сухаревского букиниста попал интересный том, и моё присутствие требуется вот прямо сейчас!
После нескольких историй, когда сбегал впустую, установил таксу «за битие ног» в рубль, услуги переводчика и букиниста отдельно. Сперва, недельки три, был длинный перерыв, когда меня вообще не тревожили посыльные, а потом ничего, привыкли.
Всё равно конкурентов у меня немного. Люди хоть сколько-нибудь образованные легко найдут себе более выгодное занятие, а какой-нибудь матросик, знающий грамоту и научившийся одному из европейских языков,
