же мертвым, но подвижным? — уже заулыбался я.
— Да нет же... Хотя ты все равно не поймешь, — обиделся Лёха.
— И что, тебе никогда не хотелось постичь что-то особенное? Например, попасть в таинственную школу в сердце горы...
— Я что, сумасшедший, что ли? — фыркнул череп. — Что я там забыл? Я же не из этих... Которые во глубине сибирских руд.
— Я вообще-то про школу начертаний, или как там ее правильно называют.
Череп зашелся ехидным, неприятным смешком.
— Даня, ты же русский человек! Ну какая к лешему школа начертаний в сердце горы? Взял оглоблю, взял дышло, гвоздик вбил — хреня вышла! Слишком уж тут демонизируют всякие... магические меньшинства. Типа они элитарные такие. А на деле да нихрена они не элитарные, так же жрут и срут, и той же жопой. Сам попробуй!
— Попробовать что? — опасливо переспросил я.
— Хреню сделать. Ума много не надо, только магии чуток, удальства казацкого и э-ээх!
— Да ладно. Хочешь сказать, я могу попробовать создать начертание?
— А чего телиться-то? — ответил Лёха. — Не будешь пробовать — так ничему и не научишься. Я когда-то все пробовал, до чего дотягивался. Ясное дело, что с первого раза ничего особенного не получится, даже если вдруг получится. А получается у одного из сотни, чтоб ты знал. Но попытаться-то стоит! Я вот никогда и нигде этому не учился. Все сам. Но у меня к этом делу талант был — уже через полгода активных попыток я сделал внятное и весьма устойчивое начертание, которого хватило почти на три месяца. Так что не робей, пробуй!
Я сначала приподнял брови, потом нахмурился.
— А если вдруг что-то пойдет не так?..
— Неудачное начертание, Даня, это тебе не конструкт, понимаешь. Оно не взорвется, и полшколы не разнесет. Просто ленточка красная блеснет в воздухе, а ты потом два часа отдышаться не можешь, как от долгого бега. Всего делов-то...
— Ну... Тогда ладно. Давай объясняй, как чего делать, — я с готовностью потер руки, собираясь примерить на себя совершенно новую и непонятную для себя роль. — Как там все это дело пишется?
— Проще, чем ты думаешь. Самому ничего выдумывать не надо, только смотреть внимательно. Вот чего бы ты хотел зачаровать?
Я взглянул на свои штаны, валявшиеся на краю постели.
— Карманы свои! Чтобы больше никакая гнида в них не шарилась.
— Значит, тебе нужна защита. Вот сосредоточься на этой мысли, что тебе защита надобна, глаза закрой и взгляни в свой источник. Там все символы и всплывут. А твое дело — горячей рукой их на предмете написать, только и всего.
— То есть с применением инспираторики?
— Только на максимуме. И учти, силы у тебя это дело заберет немало...
Я, хоть ничего толком и не понял, тем не менее решил попробовать. Ну а хрен ли, я что, не русский?
Вздохнув поглубже, подошел к кровати, вывернул наизнанку штаны, чтобы мои неумелые надписи никто не заметил ненароком, если вдруг они получатся.
И закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться на своем желании. Итак, я хотел... Да чтобы ни одна тварь не сунулась к моим карманам! Стараясь удерживать эту мысль вместе с соответствующей эмоцией, я медленно погрузился в свой даркнет.
Получилось не сразу. Пару раз коннект пропадал — то ли я слишком волновался, то ли просто давно не пытался целенаправленно заглянуть в себя.
А когда, наконец, у меня получилось, то увидел в темноте яркий огонек своего источника. И прямо над ним — хитрую кракозябру на двух толстых ногах и с лихой загогулиной сверху.
Так, а писать-то так? Вслепую?
Осторожно разлепив веки, я с облегчением обнаружил, что наобум ничего делать не придется. С открытыми глазами видение никуда не исчезало. Оно только стало полупрозрачным. Прямо как дополненная реальность.
Рука горела. Сердце гулко ухало в груди. Голову будто стянуло невидимым обручем. Я вытянул указательный палец и принялся осторожно и тщательно выписывать знак. Из моего пальца потянулось тонкое красное свечение. Оно послушно ложилось на кожаную поверхность и чуть пригасало, теряя яркость. Стоило только мне закончить первый символ, как рядом появился еще один, немного попроще на вид. А потом — третий, похожий на пьяную звездочку, у которой все лучи уехали в одну сторону.
Видение тут же исчезло, рука обвисла, будто я только что в неудобном положении тащил в ней набитый кирпичами чемодан.
Голова закружилась. Вокруг все разом потемнело, и меня вдруг вывернуло на собственную постель, как от перебора вискаря.
Отступив от кровати, я тихо выругался и покосился на свои штаны. Там действительно было какое-то начертание! Оно чуть поблескивало неровными тонкими линиями. И над ними как будто кружил небольшой рой мелких мушек. Или это у меня в глазах так рябило, в темной комнате с одной-единственной свечкой на столе?
— А ну-ка поднеси меня поближе?.. — недоверчивым голосом попросил Лёха. — Чего-то я не понял, у тебя что ли в самом деле там отметина осталась?..
Поморщившись, я придвинулся к штанам и наклонился пониже, чтобы разглядеть...
И в то же мгновение штанины вдруг засветились зеленоватым светом.
От неожиданности я инстинктивно отпрянул, и в то же мгновение мне в лицо сунулось что-то мохнатое...
— А-ааа! — вырвалось у меня.
И понял, что этот возглас мы с Лёхой выдали хором.
А из моих штанов, будто из портала в ад, медленно вытягивалась тоненькая, длинная зеленая шея, увитая цветущим плющом, на которой неловко раскачивалась здоровенная клыкастая морда. Голова была мохнатая, тоже зеленая, с пятнами-очками вокруг глаз и длинными мохнатыми паучьими лапами, торчавшими из ушей.
Это что вообще за простигосподи такое?..
— Мама, роди меня обратно!.. — пробормотал я, во все глаза уставившись на чудо-юдо пандоголовое.
И в ту же секунду буквально в полуметре от моей морды щелкнули огромные белые зубы.
— Лёха, что делать?! — выкрикнул я, отскакивая от кровати подальше.
Тварь с яростным рыком протянулась ко мне, выплевывая из пасти снопы оранжевых искр. Она вытянулась из своего таинственного лаза в моих штанах еще метра на два в длину, и я с трудом уклонился. Из ушей тварюги повалил вонючий черный дым. А хуже всего было то, что ножны сейчас тоже лежали на кровати, и забрать свой меч из-под уродливой образины было просто немыслимо!
Я подскочил к столу и швырнул в монстра свой стул.
Чудовище мерзко взвизгнуло, впилось зубами в деревянный