шею перекусить!
— Не могла, — ответила Ника, возвращая стакан на стол. — Я заменю свечу. Эта почти сгорела.
Я только головой покачал.
— Ты же постоянно за что-то цепляешься, запинаешься — откуда вдруг такая уверенность в собственной ловкости?
— Я запинаюсь, когда расслаблена, — просто ответила Ника. — Но не тогда, когда охочусь. Это — другое. На охоте я собранная и жесткая.
Я хмыкнул. Вспомнил пачку видосов с ютюбчика, где собранные и жесткие кошки во время охоты на пролетевшую муху с дивана на кресло перепрыгнуть не могут или лбом в стенку влетают.
Хотя кто знает, может, местные кошки не такие?
Я вздохнул.
— Спасибо.
Она обернулась, и на хорошеньком кукольном личике появилась нежная улыбка.
— Ты — мой хозяин. Ты не должен благодарить.
— Да нет, еще как должен...
Я вдруг подумал, что по большому счету с того момента, как она стала моей питомицей, Ника по мелочам выручала меня каждый божий день. Она чистила одежду, стирала белье, натирала до блеска сапоги. А теперь еще и в бой вступила вместе со мной.
А от меня ей какая польза? Что я сделал для своей питомицы? Молоком с медом пару раз напоил?
Между тем девушка уже деловито стаскивала с постели покрывало, на которое я после начертания умудрился слегка наплескать недавним ужином. И, сосредоточенно высунув кончик языка, принялась стаскивать постельное белье.
— Ты что делаешь?
— Нужно перестелить. Чтобы было чисто. Чтобы свежее, — заявила Ника.
— Погоди, иди сюда.
Она послушно подошла ко мне и присела рядом, готовая с самым внимательным видом выслушать любое мое распоряжение.
— Я ведь про тебя почти ничего не знаю, — сказал я, разглядывая личико Ники, будто увидел его впервые. Тонкие брови вразлет с неприметным шрамом у виска, крупные зеленые глаза, маленький нос и ярко очерченный небольшой рот. — Мы спали в одной постели, ты связала нас своим договором, но я никогда не спрашивал, где ты родилась, кем была твоя мать или как ты попала к Яну. Все, что я знаю о тебе — по большей части, сведения от других людей.
— Моя мать была шлюхой, — без запинки выпалила Ника. — Ну, скорее всего.
— Почему ты так думаешь?
Ника села плечом к моему плечу, вытянула вперед свои длинные стройные ножки, которым могла бы позавидовать даже Майя, явно гордившаяся своей вкусной фигурой.
— Обычно именно они продают детей, — ответила девушка.
— Продают?.. В смысле, в увеселительные заведения?
— В смысле, на перерождение. Мой вид — искусственный. Звероморфы не рождаются от звероморфов, они рождаются от людей.
У меня удивленно приподнялись брови.
— В смысле? То есть ты — трансформированный человек?
— Нет. Я — трансформированный эмбрион, которого мать продала на переделку, — не дрогнув ни единым мускулом на лице, ответила Ника. — Чем меньше срок беременности, тем больше денег получит женщина. Я не умею выпускать когти, но выпускаю клыки — значит, меня продали примерно на сроке пяти — шести месяцев.
— И это законно?.. — проговорил я.
— Да. Так делают звероморфов. Изменяют магией.
— Кто?
— Орден многоликих, — губы Ники брезгливо дрогнули, а в глубине зрачков вспыхнули зеленые кошачьи огоньки.
— Там ты и воспитывалась?
— До трех лет. Потом была выбраковка. И я ее не прошла. Но меня выкупили, как и других моих сестер. Хотя должны были утопить.
— Господи боже... — выдохнул я.
Так милашек-кошкодевочек делают таким образом?.. Что за тварь вообще придумала такое?
— Дальше я не хочу рассказывать, — сказала Ника, опустив голову. — Может, потом.
Я инстинктивно обнял ее, и девушка мягко и доверчиво прильнула к моей груди, как умеют только кошки.
— Извини. Я и правда слишком многого не знал. Но то, что ты рассказала мне — просто зверство какое-то.
— Звероморфы нужны в больших городах, — ответила Ника. — Нас там много, и мы разные. Обслуживаем в борделях. В дорогих тавернах. Танцуем в театрах. Деремся на арене. Прислуживаем людям, которые нас купили. Так себе жизнь. Но это лучше, чем не родиться вовсе.
— Не уверен, — тихо проговорил я, целуя свою кошку в мягкий, пахнущий чем-то сладким пробор промеж пушистых ушей. — Знаешь что? Мне как-то пусто стало, когда ты перебралась из моей комнаты обратно в свою каморку. Так что это... Может, перетащим твою постель сюда?
— Не хочу, — прошептала Ника, носом утыкаясь мне в шею. — Не хочу постель. Хочу корзинку. Круглую. С мягким одеялом. Чтобы можно было уютно свернуться...
Я улыбнулся.
— Договорились. Купим тебе корзину, как ты хочешь.
Мы еще долго сидели на полу в обнимку. Двое странных и немного чуждых для этого мира существ просто грелись друг о друга. И внутри меня шевелилось какое-то приятное и теплое чувство, не имевшее ничего общего с обычным желанием.
Мне было хорошо от того, что она рядом. Я вдруг понял, что Ника, заключив со мной договор, доверчиво и безоглядно вручила мне в руки свою жизнь. И только что, не колеблясь, готова была рискнуть собой, лишь бы помочь мне.
Такая преданность дорогого стоит.
До сих пор никто так не относился ко мне.
Обычно женщины, появлявшиеся в моей жизни, несли с собой большие траты, хронические нервотрепки и целый взвод безумных пестрых тараканов. И все они постоянно чего-то хотели от меня. Я давал — а они брали, и брали, и хотели еще...
А здесь все было наоборот.
От меня не требовали, мне отдавали.
— Схожу за чистым бельем, — сказала, наконец, Ника, поднимаясь.
— Хорошо. А я пока стащу пододеяльник.
Поднявшись, я подошел к брошенной у дверей юбке.
— Но сначала давай тебя как-нибудь оденем...
Но, покрутив в руках разодраную тряпочку, я понял, что это безнадежно.
— Хотя, пожалуй, лучше я отдам тебе какие-нибудь свои тонкие штаны. Их по крайней мере можно подвязать.
Примеряя мои штаны, мы поржали над тем, что в них совершенно некуда девать хвост. Носить его в штанине Нике было неудобно, а спустить подвязку под хвост означало оставить полпопки на всеобщее обозрение. А мне как-то совсем не хотелось, чтобы кто-нибудь из наших случайно неспящих мужиков пялился на эту половину.
В итоге я пропорол небольшую дырку, в которую мы успешно просунули кошкину красоту.
— Только прежде чем их стирать и сушить, лучше бы эту дырку зашить, —
