Главы же наемных банд переглядывались, обмениваясь многозначительными улыбками. Их ситуация забавляла.
Андрея — тоже.
— Господа, — наконец обратился он к ним, произнеся на французском, — ну вы то зачем во все это влезли? Воевать против крестоносцев…
— Сир, в жизни всякое бывает, — уклончиво ответил французский командир матерого вида.
— Если вы одержите победу, то обретете славу. А если проиграете?
Командир промолчал, лишь неопределенно пожал плечами. По всему было видно — ему не нравилась даже сама мысль о поражении. Видимо перспективы свои он отчетливо осознавал. Да и победа, в целом, давала достаточно спорную славу. Ведь он, христианин, привел других христиан сражаться с крестоносцами в крестовом походе на стороне магометан. Ой как неудобно…
Андрей обвел взглядом этих красавцев. Они отводили взгляды. Все. Словно нашкодившие коты. Поэтому хмыкнув, молодой Палеолог отвернул коня и направился к своему легиону.
Очень не хватало здесь новоприобретенных союзников. Мальтийских рыцарей при поддержке испанской терции. Вот уж у кого задница вспыхнула от увиденного, так это у них.
А ведь был еще один нюанс.
Плен.
В случае поражения эти наемные банды в плен можно было не брать, вырезая. И никто бы в Европе даже не пикнул. Ибо справедливо и за дело. Ни о какой «плохой войне», вроде застарелого конфликта ландскнехтов со швейцарцами здесь и речи не шло. Общественное мнение было бы безусловно на стороне крестоносцев.
Вернувшись к легиону Андрей продолжил выжидать. Он специально оскорбил командира янычар, чтобы постараться вынудить его надавить на Сулеймана начать наступление.
И это сработало.
Минут через пятнадцать-двадцать после прекращения разговора войско противника пришло в движение. Правда, беспорядочное. Слишком уж оно было не однородно и не имело единой структуры управления. Все замыкалось на Султане, который оказался перегружен множеством частей под своим прямым управлением. Понятно, он пытался какие-то полномочия делегировать. Но это работало очень слабо. Поэтому да, пришло в движение все. Почти сразу. Однако сделало это очень по-разному, так как у командиров, в особенности наемных, имелся свой взгляд на это сражение…
Вперед устремились сипахи и акынджи — самая многочисленная конница Сулеймана. Они пытались не атаковать, а выманить кавалерию легиона.
Подошли шагов на сто.
Отвернули.
Увидев, что на них никак не отреагировали. Снова обозначили наступление.
В этот раз подошли ближе. Но снова ничего.
Легион стоял невозмутимо. Бойцы первых рядов прикрывались щитами, формирую живую стену — прикрытие для стрелков и артиллеристов. Понятно, что так далеко стрелки конные не стреляли в степной традиции, но на всякий случае Андрей перестраховывался. В сочетании с добрым защитным снаряжением всего личного состава это должно было минимизировать потери в случае неожиданности.
Снова обозначили атаку.
В этот раз пошли на более привычную дистанцию и, достав луки, собирались осыпать легион стрелами. Дабы подразнить и спровоцировать вывод кавалерии. В надежде, что та увлечется и попадет, преследуя их под залпы янычар.
И вот, когда сипахи с акынджи подошли уже метров на пятьдесят произошло самое неприятное. Легионеры в центре построения расступились, отойдя при этом назад. И все восемь орудий ударили картечью.
Ближней.
Которая густым роем устремилась к неприятелю.
Свисток.
И легионеры на флангах опустились на колено, полностью укрывшись за своими щитами, открывая стрельцов.
Залп!
Несколько секунд задержки.
Смена шеренги стрельцов.
И новый залп!
Османская конница словно бы получила рельсой по лицу.
Раз.
И она захлебнулась в крови. Наступление смешалось. И началось свалка самого беспорядочного толка.
Стрельцы тем временем не прекращали огня, меняя свои шеренги, что создавало просто ураганный обстрел. Их пули пусть и не отличались особой убойностью, но на такой дистанции, да еще против столь слабо защищенных противников, представляли смертельную опасность. Каждая из них. Кольчато-пластинчатые доспехи и кольчуги они пробивали походя, не замечая. Вбивая в тела бедолаг фрагменты тряпья и обрывки металла.
Да и артиллеристы старались, долбя перед собой ближней картечью по готовности. Стремясь насытить фронт максимальным количеством поражающих элементов. Пусть даже и не летальных. Ведь в сложившихся обстоятельствах даже крупная дробина, попавшая в руку или там лицо, могла вывести бойца из сражения. Да и кони, получившие такие гостинцы не гибли или фатально травмировались в основном, а теряли управление.
Минута.
Андрей поднял руку, приказывая прекратить стрельбу. Слишком уж дымно стало перед позициями легиона.
Легионеры встали. Вновь прикрывая весь фронт от возможного обстрела из луков.
А вокруг крики…
Стоны…
Ржание…
Несмотря на то, что прекращение огня ударило по ушам, тишины не наступило. И когда пороховой дым развеялся немного, перед легионом предстало зрелище, достойное слов Лермонтова. Смешались в кучу — кони, люди… Ну или как-то так. И это выглядело жутковато.
Применение ближней, мелкой картечи стало ключом к этому ужасу. Досталось если не всем, то очень многим. И смерти смертями. Но самое страшное заключалось в лошадях, что массово оказались охвачены истерикой. Они бесились, сбрасывая с себя своих седоков. Безумно сигали. Лягались. Кусались. И вообще вели себя до крайности неуравновешенно.
А люди…
Они не только пострадали от обстрела, но и теперь затаптывались этими животными. Иногда отлетая изломанными куклами от удара того или иного копыта.
Страшно.
Жутко.
Даже видавшие виды опытные воины перекрестились и тихонько стали шептать молитву. Европейские же наемники, чуть помедлив и что-то для себя решив, развернулись и пошли на янычар.
— Что происходит?! — выкрикнул Сулейман вопрос приближавшимся рейтарам.
— Мы не договаривались воевать против него! — крикнул их командир.
— Вы поклялись в верности! Пока я плачу!
— Мы нанимались воевать против бунтовщиков!
— Это измена!
Но командир отряда рейтар больше пререкаться с Султаном не стал. Он просто выстрелил тому прямо в лицо из своего рейтпистоля.
Промахнулся.
Потому что великий визирь в последний момент толкнул Сулеймана, уводя его с линии огня. И принимая пулю вместо своего господина. Но это ситуацию уже никак не спасло. Ибо остальные рейтары выхватили свои длинные, тяжелые пистолеты и обрушили град пулю практически в упор на Султана и его ближайшее окружение…
— Вот же ж… — тихо произнес Андрей, наблюдая в подзорную трубу за происходящим.
— Что там происходит?! — напряженным голосом спросил дядька Кондрат.
— Христиане сделали свой выбор, — криво улыбнувшись, ответил молодой Палеолог. — Пленных, судя по всему, не будет. Вон — рейтары выступили вперед и рубят бегущих. А аркебузиры затеяли перестрелку с янычарами…
— Янычары устоят?
— Артиллерию разворачивают. Но нет… не успели…
— Что?
— Пикинеры ворвались на позиции и режут пушкарей. Сейчас до янычар дорвутся. Они ведь не отходят. Боятся рейтар, что кружат. Вон — сгрудились за повозками. Но их они только от нас поставили. С боков да спины — пусто.
— Неужто всех перебьют?
— А зачем им пленные? Кто за них выкуп даст? — усмехнулся Спиридон.
— И то верно…
— Все… — произнес Андрей и отстранился от зрительной трубы. — Пикинеры дорвались до янычар…
— Как-то все это… — скривился дядька Кондрат.
— Как? — смешливо фыркнул Андрей. — Как говорила одна монашка — и вдоволь, и без греха. Нам ведь христианскую кровь проливать не пришлось. Так что и Папа, и Патриарх будут очень довольны. И даже Руа Франции не станет возмущаться. А им… ну я им не завидую. Репутация у них прям скажем теперь поганая.
— Как так? Они же…
— Предатели, — перебил Спиридона Андрей. — Сначала предали веру. Потом нанимателя. Фекальное воинство. Им теперь не отмыться вовек. Никто не наймет, если узнает.
