И тех мудаках, которые мне в нем встречаются.
— Я думаю, что Аггел давно перестал быть человеком, — неожиданно произнесла она. — Он… Он слишком силен был даже в смертной оболочке. А сейчас, спустя две тысячи лет, зная его упорство, зная его тягу к знаниям и фанатичность в достижении поставленных целей… Боюсь, единственное что его удерживает от прямого вмешательства — это наличие множества богов в этом мире. Объединившись, они могут доставить немало хлопот. Такое уже было в Последнюю Войнну.
— Да, наслышан, — кивнул я. — Ну так что? Мы болтаем, или ломаем границы невозможного?
Драконесса какое-то время смотрела на меня, словно видела впервые, затем, покачала головой.
— Порой ты напоминаешь мне Аггела, — призналась она. — Когда мы впервые встретились, он тоже не имел больших притязаний к жизни. Но потом, когда понял, что без большей силы мы просто не можем быть вместе…
Вот оно даже как.
Хм.
То есть Иуда решил стать суперсильным супермагом, чтобы захомутать Эллибероут? А ведь точно, она говорила, мол, подкатывать к ней бессмысленно, так как я этого не выдержу.
Интересно, она же не про напалмовый сквирт намекала?
— Все с тобой понятно, старушка, — доверительно хлопнул я драконессу по плечу. — Ну теперь понятно кто виноват в том, что он стал таким сильным мудаком. Мужичок решил подкачаться ради девушки…
Более чем двухтысячелетняя «девушка» посмотрела на меня очень грустным взглядом палача, который не может на работе посмеяться над последней шуткой того, кого ему предстоит обезглавить.
Эх, флегматики, какие же вы скучные ребята.
— Переступить через себя и стремиться к большему ради сердца своей возлюбленной — это крайне благородный рыцарский поступок, — насупилась Эллибероут.
— Тогда, можешь считать, что я хочу изучать магию для того, чтобы впечатлить одну драконессу, — хмыкнул я.
— Да, порой ты напоминаешь мне Аггела, — неизвестно к чему повторила Эллибероут. — А порой я вспоминаю, что возложила на юнца миссию по исправлению собственных прегрешений…
— Так понимаю, ты не просто рассказала ему, что стоит быть сильнее ради общего счастья, но и подсказала как? — уточнил я.
Драконесса молча кивнула, продолжая пялиться во мрак.
Как-то нехорошо получается.
Живет себе мужчина в Аурхейме, всем (или почти всем) доволен.
Потом встречает драконессу, и так она ему приглянулась, что ради нее он готов рвать жилы, преступая через границы собственных возможностей.
Дама его сердца тоже заинтересована в том, чтобы он добрался до заветной цели, ибо тогда ее душенька будет спокойна…
А по итогу он губит их потомство, способствует ее заточению, убивает своих союзников и уходит в закат во имя человечества.
Если так подумать, то без последнего уточнения моя и Аггела судьбы чертовски похожи.
Как в вахе самый большой мудак, из-за которого произошла Ересь Егоруса — это не сколько Эреб и Лоргар, а жопошник Русс, который не прикончил любящего татуировать свое лысое едало собрата-примарха, упросив золотостулого отца сохранить жизнь лидеру «Несущих Херню», так и дракоша предстает передо мной в новом свете.
Теперь, по крайней мере вырисовываются ее мотивы, по которым она так отчаянно хватается за возможность убить муженька.
Не только смерь детей.
Но и ответственность за то, что ее безумная любовь привела к появлению Аггела-предателя.
Эх, а как просто было у меня и у Фродо в самом начале-то?
Просто добраться из пункта А в пункт Б, да еще и кольцо не потерять и не продать доброходам.
— Предлагаю прекратить рефлексию и продолжить мое обучение, — сказал я, обняв драконессу за плечи и прижав к себе. — Если тебе так будет легче, то обещаю первую сотню лет не приставать к тебе с вопросами о…
— Глеб, — прервала меня драконесса.
— Что?
— Я все прочла в твоей голове.
— И?
— Ты — черствая скотина.
— Лучшая моя черта.
— И то, что ты стал думать головой, абстрагируясь от происходящего вокруг, тоже хорошо. И… Наверное все же я недооценивала пластичность твоей психики. Кризисы не раскалывают тебя, а мобилизуют. Шелуха и напускное слетают с тебя все больше.
— М-м-м… Правда что ли?
— Да, — драконесса неожиданно положила мне голову на колени, но при этом продолжила смотреть прямо перед собой. — Но кое-что ты обязан знать уже сейчас. Поверь на слово — ничего хорошего от связи человека и дракона не происходит. Ни для кого из них…
Опять эти полунамеки, которые типа должны охладить интерес, а на самом деле его только подогревают.
— Мадам, — я наклонился к ее уху. — Если ваши женские чары слегка заржавели за столетия плена, то может быть вернемся к вопросу обучения магии? Приставать к дракону только лишь на словах, это, конечно, круто. Но мне бы не сдохнуть в мало-мальски серьезном бою тоже хочется.
Драконесса, впервые за весь вечер улыбнулась.
— И все-таки — не похож, — тихо произнесла она. — А сейчас… Смотри в темноту и думай о чем-нибудь приятном. И нет, убери руки с моей груди.
— Так думалось легче, — вздохнул я и принялся пялиться в темноту, как и завещал мой личный мастер Угвей.
* * *
Я так и не понял как чернота с контурами далеких деревьев превратились в абсолютную темноту.
Впереди виднелся знакомый контур витрувианского человека с положенным «по заветам производителя» количеством рук и ног.
Рядом ощущалось знакомое жаркое присутствие.
— Довольно быстро ты до него добрался, — в голосе Эллибероут звучало удивление и одобрение.
— Это хорошо или плохо?
— С какой стороны посмотреть, — сказала она, приближаясь к «контурной карте» моего тела. — С одной стороны это демонстрирует твою целеустремленность и смышленность. С другой… Я предполагала, что в прошлый раз ты просто почувствуешь свою астральную проекцию, и лишь сейчас мы до нее доберемся… Признаюсь — ты сумел меня удивить. В хорошем смысле этого слова.
— Приятно слышать, — я посмотрел на мерцающую красным отливом броню Эллибероут, после чего посмотрел на первый барьер, Внешний, который предстояло как-то преодолеть.
— Когда я попытался пробить его в прошлый раз, он пробил мне, — пояснил я, мысленно уменьшая гигантскую проекцию до обычного человеческого размера, после чего указал на едва заметные трещинки. — Есть подозрение, что следует наносить удары сюда, чтобы обрушить Внешний Барьер.
Драконесса посмотрела на меня очень выразительным взглядом.
— Скажи мне, что ты шутишь.
— Да я и сам уже пришел к выводу, что ломиться грубой силой было не самой здравой идеей. Потому и подошел с вопросом — как это сделать.
— Медитации, — ответила драконесса. — Необходимо установить контакт с Внешним барьером. Синхронизироваться с ним, войти в резонанс…
— Если хочешь победить камень, думай как камень, — хмыкнул я.
— Совсем даже не близкая метафора.
— Простите, о мудрый дракон, — произнес я, облетая проекцию и указывая пальцем на искомое. — Может тогда начнем уроки душеведения с ответа на вопрос что это такое?
Драконесса оказалась рядом, бросила вскользь взгляд по черной отметке, от которой буквально фонило ей.
— Метка интереса.
Ух ты ж…
Какое открытие.
А то я не догадался.
— Выходит, не так уж нейтральны наши взаимоотношения, не так ли? — поинтересовался я.
— Такая метка появляется, когда кто-то из сильных магических сущностей обращает на тебя внимание, — пояснила драконесса.
— Могла бы и не уточнять, — сказал я. — Из названия понятно что к чему. Другой вопрос — почему тут нет метки эльфийской богини?
Свою душу я изучал сейчас вполне себе пристально.
Но никаких светлых добавлений так и не обнаружил.
Какой из этого следует вывод?
— Аминасифаль довольно… избирательна в своих интересах.
— Правильно. Зачем оставлять метку на том, кого намереваешься прикончить, не так ли?
