class="p1">— Спасибо за уверенность в наших силах, Анатолий Петрович, — я улыбнулся. — И все-таки кое-чего не хватает.
— Чего же?
— Материалов для скамеек и шахматных столиков…
Я коротко обрисовал Краюхину свою идею, перечислил все необходимое и завершил самым главным. Заделом на будущее.
— Значит, хочешь инициативу в массы распространить? — резюмировал Анатолий Петрович.
— Именно, — подтвердил я. — Люди увидят, что делать город удобнее для людей можно и нужно самим. Особенно после того, как мы это осветим в газете.
— Хорошая мысль, Кашеваров, — одобрил первый секретарь. — Только вот по времени ты, конечно, не в жилу это сейчас предложил… Хотя бы за пару дней сказал, было бы проще. А так мне сейчас людей тоже вечером придется тревожить.
— Умные мысли, Анатолий Петрович, не всегда вовремя приходят, — признал я. Не говорить же ему, что я тупо забыл про субботник, потому что нахожусь в чужом теле?
— Тут ты, пожалуй, прав, — я услышал, как первый секретарь побарабанил пальцами по столу. — И все же давай впредь такие дела решать не за день. Людям тоже ведь подготовиться надо.
— Согласен, Анатолий Петрович, — ответил я. — И спасибо вам. За понимание и оперативность.
— Сочтемся, — усмехнулся Краюхин.
Я хотел было попрощаться, но кое-что вспомнил и решил уточнить:
— Как там Нина? У нее все хорошо?
— Состояние стабильное, как говорят врачи, — ответил Краюхин. — Гром-девка, из любой передряги выберется. Но спасибо, что беспокоишься. А теперь давай линию мне не занимай, звонить буду, вопросы твои решать.
Еще раз поблагодарив Анатолия Петровича, я положил трубку. Радует, что все так получилось — вот что значит хорошие отношения по партийной линии. Жаль только, что еще одну мою идею придется пока отложить. Мне ведь в голову пришло высадить аллею чернобыльцев, но заниматься деревьями в ноябре — сильно рискованно.
Впрочем, хорошая мысль редко гуляет по голове одна.
* * *
Утром я встал, привычно сделал зарядку под бодрящий голос диктора Владимира Костылева[1], оделся похуже и потеплее, покормил разленившегося Ваську и побежал на автобус. Городской дом культуры был в нескольких остановках от дома, и я бы с большим удовольствием прошелся на своих двоих, если бы не субботник. А так лучше поберечь силы.
— Труженикам пера и бумаги привет! — я помахал рукой жавшимся в кучку коллегам.
Денек был солнечный, рано выпавший снег бурно таял, и уборка предстояла в прямом смысле влажная. Я бы даже сказал — грязная.
— Здравствуйте, Евгений Семенович! — ответил мне стройный хор.
— А, Кашеваров? — из-за широкого дуба вышел Хватов в рабочей спецовке и новеньких рукавицах. — Ты вовремя. Я как раз собирался озвучить фронт предстоящей работы.
Несмотря на наши разногласия, я проникся уважением к седому партийцу. Признаться, я думал, что он будет исключительно руководить или даже вообще не придет на субботник. А он, рассказав нам план действий, сам засучил рукава.
Старым парком у нас назывался зеленый пояс вокруг городского дома культуры. Вековые дубы и вязы, высаженные уже при советах голубые ели, вытоптанный газон, кустарник и немного лавочек. На первый взгляд, делать особо нечего. А на самом деле…
Огромные пни, срезанные коммунальщиками сучья и колючие ветки от дикого шиповника — все это приходилось переть на себе. А с учетом того, что помимо молодых и сильных вроде Аркадия Былинкина и Лени Фельдмана были и пожилые вроде Бульбаша, Бродова и Шикина. Этих, разумеется, приходилось беречь, оставляя несложные задачи. Хорошо, что Сергею Санычу Доброгубову пришло в голову взять несколько садовых тачек, и вопрос транспортировки отпал сам собой.
— Давайте-ка, парни, вот эту корягу загрузим! — я указал нашим молодым журналистам, Никите и Аркадию, на огромный пень.
Рядом с нашей рабочей площадкой меж двух деревьев встал бортовой ГАЗ-5203 с привычной для СССР голубой кабиной. В кузов этого советского трудяги нам и предстояло забрасывать мусор. Я прикинул массу коряги, задумался, как нам его поднять, и тут рядом с «газиком» припарковался еще один типичный образчик советского автопрома — сто тридцатый ЗиЛ.
— Доски сюда? — из кабины высунулся водитель в кожаной кепке.
— Сюда! — улыбнулся я. — А инструменты привез?
— Все в кузове, — шофер спрыгнул на землю, на ходу надевая рабочие рукавицы. — Чем помогать нужно?
Я не успел ответить — к площадке подрулил красный «Москвич-412» с прикрученным к крыше багажником-сеткой. Там были навалены какие-то бесформенные на первый взгляд железяки, но я уже понимал, что привезли и, самое главное, кто.
— Привет, Жека, — из легковушки выбрался улыбающийся Вовка Загораев, а вместе с ним еще четверо рослых спортсменов из его качалки.
Я не успевал пожимать протянутые ладони — из подъехавших следом «уазиков», «Жигулей», «рафиков» и восточногерманских «Трабантов» выходили афганцы, среди которых, конечно же, был мой сосед и приятель Петька Густов. С ними смешались таксисты, приехавшие на собственных автомобилях. В их числе — еще один Петька, мой знакомый шофер, мечтающий о службе в милиции.
Последним, как вишенка на торте, подъехал желтенький «пазик» — еще старой шестьсот семьдесят второй модели, кургузый и лупоглазый. Пневматическая дверь с шипением открылась, и из салона принялись выгружаться парни и мужики в возрасте от двадцати и примерно до пятидесяти. А среди них человек, которого я не ожидал здесь увидеть, но очень ему обрадовался — Павлик Садыков.
Вот теперь точно все собрались!
[1] Владимир Костылев — диктор Всесоюзного радио. В 1974 году сменил Николая Гордеева, самого известного ведущего передачи «Утренняя гимнастика».
— Ну, давай рассказывай, где и что делать, — Загораев окинул оценивающим взглядом территорию старого парка.
— Вон там небольшая площадка, — я указал на свободный от деревьев и кустарника пятачок. — На ней как раз удобно расположить тренажеры.
— Понял, принял, — деловито кивнул Вовка и повернулся к своим качкам. — Васек, тащи сварочник! Михан, Виталя, Серега — на вас железо!
— Здравствуйте, товарищи! — к нам подошел Хватов, с интересом наблюдая за мгновенно закипевшей работой.
Ему ответили нестройным хором, и вскоре вся эта огромная толпа слилась с нашими журналистами, распределившись на небольшие… назовем это бригадами. Кто-то принялся размечать доски для будущих лавочек, другие выкапывали ямки для турников, третьи принялись сколачивать столики и табуреты для шахматистов.
— Признаться, Евгений Семенович, вы снова меня удивили, — сказал мне Хватов. — Организовать всех этих людей…
— Простите, что сразу не сказал, Богдан Серафимович, — извинился я перед ним. Все-таки и правда нехорошо получилось. — Хотел сделать сюрприз. Вы же за?
— Формально ты еще не редактор, Женя, — Хватов неожиданно перешел на «ты». — Но пора признать очевидное: ты здесь на своем месте. Я тебе уступаю со спокойной душой.
Он протянул мне свою ладонь, и мы с ним обменялись рукопожатиями. Неужели старого карьериста и вправду так проняло? Или я изначально неправильно его понял, и он просто был и остается требовательным
