Да, с винтовками и капсюлями, конечно, Тульскому заводу придётся повозиться, но освоить отливку колпачковых свинцовых пуль для гладкоствольных ружей – основного на данный момент вооружения северян, они смогут очень быстро. Поэтому собранная Москвой и начавшая переправляться за Волгу армия здесь и должна остаться! В противном случае Гражданская война может принять затяжной характер. Ведь демографические ресурсы, даже не смотря на «отвалившийся» от Москвы Урала, всё ещё на стороне монархистов, а потому занятие центральных регионов страны вместе с древней столицей являлось стратегической задачей первостепенной важности. Быстро и относительно бескровно это можно было сделать только в том случае, если здесь и сейчас лишить неприятеля собранных им под Тверью корпусов.
***
Вечерело, всё ярче разгорались лагерные костры. На окопавшийся у деревни Дмитровская отдельный Литовский корпус опускалась короткая летняя ночь. Полки под предводительством Довре не только успешно переправились через Волгу, захватив предмостный тет-де-пон, но и продвинулись на несколько верст севернее, освобождая место для других корпусов армии его светлости Остен-Сакена.
Противник, на удивление, вёл себя пассивно, не оказывая перебрасываемым на левый берег Волги имперским войскам какого-либо серьезного сопротивления. Фабиан Вильгельмович объяснял этот факт подавляющим численным преимуществом московской армии над мятежниками, Федор Филиппович соглашался с генерал-фельдмаршалом, полагая, что противник либо начнет отход на север, либо же, перегородив улицы левобережной Твери баррикадами, попытается дать бой в черте города, ожидая идущей из Петербурга помощи.
К ночи стало ясно, что прогноз главнокомандующего, если верить донесениям разведки, похоже, оправдывался. Мятежники поспешно покидали Тверь, выдвигаясь на северо-запад вдоль Большого Московского тракта, концентрируясь на заранее подготовленных позициях, прежде всего в районе Малицкой слободы, а также у деревень Калинина, Брянцево, Сакулино. Но, они опаздывали. Уйти без боя на Петербург по этой дороге революционеры при всём желании не смогут. Литовская уланская дивизия корпуса Довре уже перерезала дорогу на Торжок, продвинувшись до пересекающей трассу деревни Новые Мермерины. Теперь, если поспешить, то можно опередить мятежников и захватить ещё и село Медное на берегу реки Тверцы. В этом случае, мятежникам, которым сейчас открыто лишь северное направление к реке Тверце, станет совсем худо, уходить к своей столице они смогут только кружными путями по плохо обустроенным проселочным дорогам. Поэтому, размышлял Довре, если предводители мятежников не полные олухи, то они попытаются с боем прорваться по Петербургско-Московской дороге, и вот тогда-то, навалившись на них всей своей армейской силой, мы их и прихлопнем как зловредную, надоевшую всем муху!
***
Прошедшей ночью бодрствовали не только некоторые генералы, но и очень многие солдаты обеих армий, особенно те из них, для кого предстоящее днём сражение будет первым. С волнением и тревогой, не в силах заснуть, они тихо сидели у костров, гадая, что им принесёт завтрашний день. С пронзительной ясностью солдаты осознавали, что возможно эта ночь последняя в их жизни.
Краткие часы отдыха быстро истекли. В четыре часа утра барабанщики Литовского корпуса Довре пробили подъём, заиграли полковые оркестры. Дивизии генералов Саваини и Гогеля усиленные двумя полевыми артиллерийскими бригадами, снялись с лагеря и двинулись на северо-восток. Перед Довре на ближайшие часы главнокомандующим было поставлено задачей минимум – занять Большой Московский тракт в районе ручья Ольховки с тем, чтобы заблокировать основные силы Фонвизина, помешать мятежникам отступить по этой дороге. А то, что «карбонарии» побегут, Остен-Сакен был более чем уверен – пять пехотных и четыре кавалерийских корпуса – сила, что без сомнения сумеет расправиться с двумя мятежными корпусами, пускай те даже попробуют навязать сражение от обороны, спрятавшись за своими полевыми укреплениями.
Передовые пехотные колонны Литовского корпуса около семи часов утра встретили противника вблизи шоссе на северном берегу ручья Ольховка. Позицию здесь заняла и продолжала спешно укрепляться на местности 2-я бригада 3-й гренадерской дивизии под командованием генерал-майора Козлова Николая Васильевича.
Участник боевых действиях против наполеоновских войск Козлов в последние годы, хотя и любил «закладывать за воротник», но алкоголь так и не смог притупить ни остроты ума, ни ограничить тактический кругозор отважного генерала, на которого сейчас надвигался целый Литовский корпус, минувшей зимой выведенный из взорвавшейся революционными выступлениями Польши и уже успевший отметиться на юге, в боях за Киев.
Первыми в бой с окопавшимися у Ольховки войсками мятежников вступила 2-я бригада генерал-майора Дурасова Сергея Алексеевича в составе Подольского и Житомирского пех. полков. Дурасов, сходу развернув бригадную артиллерию, начал бомбардировать позиции противника. Применяя на практике новую тактику, визави Дурасова, Козлов, приказал своей скрытой от противника артиллерии не отвечать на пушечный обстрел, а двум полкам своей бригады –Астраханскому грен. и Фанагорийскому грен. генералиссимуса князя Суворова – пережидать артобстрел в накануне отрытых окопах.
Пушки бригады Дурасова больше часа оглашали окрестности непрерывным рёвом, безрезультатно расходуя снаряды и порох. А спрятавшиеся в окопах войска Козлова без видимого для себя урона перенесли этот обстрел.
Наконец, генерал Дурасов решился-таки прощупать результаты артналёта, смело бросая в бой Подольский и Житомирский полки, но они были встречены плотным ружейным огнём и картечью.
Полковник Астраханского грен. полка Семён Васильевич Каханов несмотря на звон в ушах едва заслышав барабанный бой, что стал разноситься по ту сторону Ольховки, одним из первых высунулся из траншеи. Отряхнув свою запыленную и засыпанную землей «мещанскую форму» полковник сначала посмотрел вперед – действительно, слух его не подвел, там, в пяти сотнях шагах для атаки, по всем правилам современной военной науки, впрочем, напрочь отвергнутой в Петербургской республике, выстраивались войска монархистов.
- Внимание! Слушай мою команду! Застрельщикам немедля открыть прицельный огонь по артиллерийским расчетам неприятеля и … - переламывая себя, Каханов закончил фразу, - … и по вражеским офицерам! Всем остальным гренадерам открыть огонь с дистанции триста шагов, когда неприятельские войска спустятся в речную ложбину. Артиллеристам – зарядиться картечью и по моему сигналу выдвинуть орудия на прямую наводку!
Точно такие же команды в это же самое время получал и зарывшийся справа от астраханцев Фанагорийский грен. полк.
В мелкую речную долину такой же мелкой речушки Ольховки, красиво, прямо картины с них писать, спускались с развевающимися знаменами и под барабанную дробь царские полки. «Маршируют, словно вышли для высочайшего смотра!» - это было последнее, что подумал Каханов, потому как его рука уже давала отмашку, и в тот же миг весь этот эффектный боевой порядок вражеской армии утонул в дымовой завесе. Две полковые пушки ударили залпом, застрекотали ружья, заряженные новыми пулями, окутывая пространство вокруг
