* * *
— Ты понял? — спросил первый третьего.
— Что именно, Юрий Иванович?
— Мальчика этого ты понял? Я нет! Это не мальчик!
— А кто? — удивился третий.
— Кто угодно, но это не мальчик. Надо отдать его на обследование. Придумай какую-нибудь диспансеризацию в школе. Или у самбистов, боксеров… Игорь! Где угодно! Но этого… Этого надо проверить. Ему не двенадцать.
— РОНО собирало анкету три месяца назад и в рамках, так сказать, они поводили негласный опрос учеников. Я взял у них. Там есть интересный факт. Мальчик чуть не утонул. Некоторое время не дышал. Возможно, у него присутствует частичное нарушение мозговой деятельности.
— Это, — первый показал пальцем на входную дверь, — нарушение мозговой деятельности? Товарищи тоже собрали кое-какую информацию. Он у них на контроле, ты в курсе?
— В курсе, — вздохнул третий. — И про информацию в курсе. Серьёзные машинки он собирает.
— Причём, как написано в справке, архитектура отлична от существующих сборок, как у нас, так и за рубежом. Его сборкам нет аналогов, Игорь.
— Пришелец он, что ли? — хмыкнув, выдал предположение третий.
— Вот я и говорю — диспансеризация.
— Может ему несчастный случай «на производстве» организовать и в больницу на обследование положить?
Первый дёрнулся, глянул на третьего искоса, поморщился.
— Может быть. Но только после новогоднего вечера. Дадим, э-э-э, человеку проявить себя. И никакой самодеятельности. Все действия, — только через куратора. Чует моё сердце, Игорь, что мы накануне грандиозного шухера.
— Так может просто изолировать?
— Ты что? Кто тебе позволит? Ты знаешь, почему товарищи взяли его на контроль?
Третий покрутил головой.
— Значит, ты про его отца знаешь только то, что на поверхности?
— Что сидит, знаю, и за что сидит, тоже знаю.
— Значит — ничего не знаешь, а я тебе сказать не могу. Извини.
— Знаю, что он работал в «НИИ по ориентации ракет в безвоздушном пространстве».
— Ну, так и вот.
— Так может пацан нашёл его схемы?
— Тихо, Игорь. Не надо так громко. Всё может быть, но это не наша компетенци. У нас — идеология.
— А может он и стихи отцовские нашёл? Или раньше читал? Или запомнил, когда ему читали? Сейчас всплыло?
— Ты же сам говоришь: «Много в этом мире…». Помогай ему пока. С Поповым поговори и в школе. Пусть все помогают, а не наоборот. Посмотрим, что получится? Вдруг он что-то действительно передовое, э-э-э, создаст.
— Поможем, Игорь Юрьевич.
* * *
Вдруг кто-то тронул меня за коленку.
— Эй, паря, приехали. Это твой второй подъезд, второй этаж?
Я открыл глаза. За автомобильными стёклами мела нормальная такая, полноценная метель. Вьюга завируха.
— О! Ещё одна песня, — подумалось. — Как раз для этого времени. Точно!, Надо вспомнить песни конца семидесятых. У меня же по полочкам, как по шкале времени диски стояли. Правильно! Песни, типа: «Вдруг, как в сказке скрипнула дверь». Фильм «Иван Василевич» в этом году вышел. Нравится людям. Чуть флэнжера в гитару добавить…
— Спасибо, — поблагодарил я водителя. — Выберетесь в нашу горку?
— У меня цепи… Не слышал разве, как гремели.
— Задремал. Спасибо!
— Да не за что.
Я вылез из «Волги» и на глазах обалдевших пацанов, крутившихся на карусели, зашёл в подъезд.
— Вот я, жаба, Женёк! Даже с пацанами не поздоровался, — подумал я и вздохнул. — Звездец, говоришь? Да-а-а…
Только я разделся, как звякнул дверной звонок. Хотя, какой он ещё может быть? Телефон пока не поставили. Открыл. На пороге стоял Мишка.
— Ну, ты, бля, даёшь! На «Волжанке» катаешься! Кто это тебя возит.
— Да, фигня. В магаз возили посмотреть магнитофон один.
Совралось мне легко. Но и не говорить же про райком.
— Так ты эти сделал, что ли?
— О, бля! Ко мне же из магазина машина должна была прийти — вспомнил я. — Просохатил стрелку! Но я тут совершенно не причём. Этим придётся сказать правду. А то, обидятся.
— Слыш, Мишка, а не приезжала «буханка» зелёная? Вы давно на улице?
— Давно! О! Дай попить!
— Пройдёшь? Разувайся. Я тебе «Акаи» включу.
— Иди ты! Починил, что ли?
— Починил. Ещё один чел прийти должен. Фирмовые плёнки принесёт. Послушаем.
— Конечно разуюсь. Чо там на улице делать⁈ Метёт, бля!
Было уже почти пять вечера, а вторая смена в пять и заканчивается. Значит, надо уже вот-вот ждать ещё одного гостя.
Я включил дек со своими песнями, будь они неладны, и Мишка, подойдя ближе, уставился на вращающиеся бобины осоловелыми глазами. Его зрачки смешно двигались по кругу. Улыбнувшись, направился на кухню и нарезав мелко сало, положил на сковороду.
— Классная музыка! Кто играет⁈
— Да, так. Музыканты знакомые! — крикнул я, перекрикивая сам себя.
— Бля! У тебя и музыканты знакомые есть и мафон японский, и наш, а у меня даже нашего нет.
— Так, наш я сам сделал, — сказал, подойдя ближе, чтобы не орать. — И колонки эти, и усилители, и гитару. Возьми, и ты сделай сам.
Мишка выпучил на меня глаза, почесал голову в районе виска. Волосы у него вспотели и торчали клочками.
— Да, у меня не получится, — скривился он.
— Почему это? — удивился я. — Хочешь, я научу тебя, как сделать усилитель. Дам детали, дам плату, дам схему, а ты просто возьмёшь и спаяешь. Как читать схему, я тебя научу. Ты мне сам говорил, что диоды пихал в розетку и они взрывались. Помнишь?
— Ну, да… И чо?
— А, то, что значит ты знаешь, как называются некоторые детали: диоды, конденсаторы, сопротивления — ты знаешь, как выглядят. Паять тебя отец учил. Он говорил. Сделай себе хороший усилок. Такому все будут завидовать. Их будет всего два штуки в городе. Попроси отца, он купит тебе «Ноту» как у меня. Ты переделаешь её в классный «мафон». Ты же слышал, как мой звучит?
— Да, я не понимаю в радио ничего…
— А тебе и не надо ничего понимать. Просто тупо будешь вставлять детали и паять. Если, что, отец тебе с радостью поможет. Он спит и видит, как его сын, начнёт заниматься полезным делом. Полезным для себя, в первую очередь. Мы говорили с ним. Он сказал: «Зачем я что-то буду делать сам, когда Мишке это не нужно».
Мишка почесался с другой стороны и в задумчивости выпятил нижнюю губу.
— Я тебе в первую плату даже помогу детали вставить. Тебе останется только пропаять.
Друг стоял задумчивый и чесался уже обеими руками.
— Ну, ты почешись, пока и подумай. У меня там сало подгорает.
Глава 31
— Значит, слушайте меня внимательно, друзья, — проговорил я, пристально вглядываясь в музыкантов.
Все они, кроме барабанщика, старались на меня не смотреть.
— Сегодня я был в нашем доблестном райкоме партии и имел долгий разговор с двумя людьми: первым секретарём районного комитета КПСС и его третьим секретарём. Мне, в том числе, сказали, что все песни, которые мы репетировали — очень хорошие и идеологически выверенные.
Буквально все музыканты, даже Андрей, с которым мы уже на эту тему говорили у меня дома, резко повернули ко мне свои лица.
— То есть, как это «хорошие»⁈ — возмутился Попов. — Мне брат сказал, чтобы я держался от этих песен подальше.
— Не знаю, Витя, что имел ввиду твой брат, а мне было сказано первым секретарём лично, чтобы я продолжал готовить Новогодний вечер и ни в коем разе не останавливал репетиции нашего школьного музыкального ансамблем. Единственно, что меня попросил Юрий Иванович, так это то, чтобы мы разучили несколько русских-народных и детских песен. Причём в исполнении на наших современных инструментах. Даже разрешил сделать к ним аранжировку. «Валенки», там, всякие. «Эх, снег снежок»… Я уже начал над ними работу. Андрей слышал сегодня.
— Охренеть! — крикнул бас-гитарист. — Это клёво! Молоток, Джон! Я верил в тебя!
— И я верила в тебя, Женя, — проговорила Лера, восторженно хлопая в ладоши. — Ты молодец! Значит, там разобрались!
