Логика первого секретаря райкома партии меня поразила. Это была железная логика. Как говорил главный герой булгаковского «Собачьего сердца»: «Броня!». У меня на эту плесневелую софистику, с душком «Университета марксизма-ленинизма» имелось, что сказать, однако, отпинал Юрий Иванович меня по-взрослому. Не пожалел ранимой психики ребёнка.
— И что сейчас делать? — спросил я, мысленно поднимая лапки.
— Менять репертуар. У тебя много хороших стихов, например: «Белые розы». И музыка… Меньше басов, Женя. Низкие частоты будят низшие инстинкты: агрессию, например. Это, как большие барабаны. Ведь они побуждали воинов к битве. Побуждали идти на копья. Туманили разум, понимаешь? Там-тамы индейские, когда бьют, вызывают у людей тревогу. Понимаешь?
— Понимаю! — вроде, как грустно произнёс я.
На самом деле я был, во-первых, практически полностью согласен с первым секретарём, во-вторых, у меня были и такие песни, о которых он говорил, а в третьих, грех было с ним спорить, ведь он не «рубил» моё творчество на корню. Он давал возможность сделать то, что я хотел, но, просил снизить мощность идеологического взрыва, в музыкальном, так сказать, эквиваленте. И какой смысл мне был с ним спорить?
Если бы мы «вывалили» на школьные массы всё то, что я хотел сначала и нас бы потом «взгрели», это было бы одно дело. Пожурили бы, наверное. А может быть кого-то из комсомола исключили. Из пионеров… Да-а-а…
А сейчас, после разговора в райкоме, мой демарш, кроме как огромными проблемами в моей дальнейшей судьбе, ничем не кончится. Зато закончится моя публичная музыкальная деятельность. Я стал бы таким же «анднграундом», как и всякие «Машины времени», которые потом кичились тем, что боролись с советской властью. Подпольщики, блять…
Даже Стас Намин заявлял, что был антисоветчиком, хотя был внуком известного всем Анастаса Микояна и КГБ помогало ему выпускать пластинки. Как и многим другим рок-музыкантам, кстати. Весь «андеграунд» и «рок» находились под колпаком Пятого управления КГБ СССР и играли только потому, что им разрешали. К Перестройке готовились. А пока время бунтовать ещё не пришло.
Вполне возможно, что и я уже «под колпаком у Мюллера». Хотя… Слишком высокого я о своей персоне мнения, наверное. Хотя… Сообщать же они должны кураторам о всяких идеологических ЧП. Да-а-а…
Я не был антисоветчиком ни в своём теле, ни, тем более, в этом. Мне не хотелось разрушать этот строй, а чуть было не разрушил. Или, скажем скромнее, не внёс в молодые неокрепшие умы и сердца смуту. Скорее всего, «мои» песни прозвучали бы сейчас, как «цоевские» «Мы ждём перемен».
— Да, мне хочется играть красивую музыку, — думал я. — Ну так и сделай свою музыку. Не можешь писать стихи, бери написанные. Много вокруг хороших стихов… А музыка…. Никто из музыкантов не заморачивается, откуда в голову пришла музыкальная фраза. Если она красиво легла в мелодию, значит она моя.
Зачем спорить с райкомом, если он даёт мне возможность выступить со сцены краевой филармонии и порадовать ветеранов и простых граждан. Главное и тут не переборщить, а то, не дай Бог, кого инфаркт хватит от моих слезливых песен. Расторгуевская «Война» и из меня слезу выдавливала, если её просто слушал, но, во время исполнения, мне удавалось отключать свои эмоции. А ветераны старенькие и сами всё пережили. Да-а-а… Трудна работа с человеческим душами и страстями. Не каждому по силам и по уму.
— Вот и хорошо, что мы с тобой нашли взаимопонимание! И ты точно не в обиде?
Я покрутил головой.
— Я понял, где допустил ошибку, и постараюсь её исправить. Если позволите. Главное, чтобы мои записи не распространились дальше.
— Они не распространятся, не переживай. Плёнка будет храниться у Игоря Ивановича в сейфе. И если произойдёт утечка, мы будем знать с кого спросить. Правда, Игорь Иванович?
— Так точно, товарищ первый секретарь, — совершенно серьёзно ответил «третий».
— Записи после вашего вечера всё равно разойдутся, но это будут те песни, которые будут согласованы с нами, да, Женя.
— Да, Юрий Иванович! — я позволил себе не называть его по должности. — А можно русские народные песни немного переделать?
Секретари переглянулись.
— Как это, переделать? — удивился первый.
— Инструменты заменить. Вместо гармошки — гитару или пианино, например. Мне вот нравится песня: «Эх снег-снежок, белая метелица…»
— … Говорит, что любит, только мне не верится? — договорил, усмехнувшись третий секретарь.
— Ага, — я кивнул.
— И чем тебе гармошка не угодила? — вскинул брови первый.
— Просто слишком и устарела. Как и балалайка. Всё течёт, всё меняется. Старое приедается. Надо чуть-чуть менять…
— Ха! Если чуть-чуть, то попробуй. Потом нам покажешь. Но времени до нового года осталось мало. Успеешь? Ты уже сбил ребят с курса, а потому веди вперёд, капитан. Плохо будет, если вечер сорвётся.
— Тогда уж и «Ёлочку переделайте», «Калинку-малинку», — добавил третий секретарь.
— У Городницкого есть песня про «Снег». Он её под простую гитару поёт, а вы добавьте ударных, бас и клавиши. Хороша песня должна получиться. Вальс.
— Эх зимушка зима, зима снежная была, — добавил я свои «пять копеек».
— Точно. Играйте! Пойте! Весёлая песня. И переход в новизну воспримется легче.
— Логично, — согласился я.
Все эти песни мне сыграть и спеть, было как два пальца об асфальт. Я даже мог гимн СССР сыграть на электрогитаре в разных стилях и под него бы, прости господи, люди вприсядку пошли бы плясать. Бас-гитарист тоже наковыряет свою партию к любой песне кое-как двигаясь по тональности. Про ударника, вообще говорить не стоит. В общем, новая концепция нашего репертуара определилась.
— А в ходе выступления ведь можно и похулиганить, — мысленно усмехнулся я. — Приучая публику, так сказать, к новому звучанию русских песен.
— Всё понятно, товарищи. Разрешите приступить к работе над ошибками?
Секретари снова переглянулись.
— Смотри, как излагает⁈ — кивнув головой на меня, заметил первый секретарь райкома. — Да ему прямая дорога в секретари школьной пионерской организации, а потом в комсомол.
— И критику от вышестоящих организаций воспринимает правильно, — поддержал третий секретарь. — Я бы даже сказал, — самокритичен.
Я молчал, не давая повод для «инсинуаций».
— Ладно-ладно! Мы шутим, — сказал первый секретарь райкома. — Не каждый день встречаешься с ребёнком, который ведёт себя с первым секретарём райкома КПСС, как с равным. Мой бы Ванька тут бекал и мекал, а мы с тобой просто разговариваем. Это, поверь, для нас очень необычный, э-э-э, день. И мы, надо признать, несколько растеряны. Да, Игорь Иванович?
— А то…
— Мы не станем торопиться с назначениями на руководящие посты! Прояви себя в деле, которое ты сам на себя взвалил. Очень ответственное, замечу, дело. Но теперь ты ещё и от райкома партии действуешь. И не зазнайся, смотри.
— Точно! Что он там про «звездец» гениям говорил?
Я покраснел.
— Всё-всё! — жестом успокоил меня первый секретарь. — И с учителями помягче. Наслышаны мы о твоих обращениях в РОНО. А знаешь, как им трудно с вами?
— Знаю! А знаете, как нам трудно с ними?
Первый удивлённо вскинул брови и рассмеялся.
— Вот, упорный какой. Стойкий оловянный солдатик.
— И эта его стойкость, Юрий Иванович, доказывает, что по музыкальной проблеме он с нами согласился, поняв своё заблуждение. Иначе, полагаю, мы бы сломали об него зубы.
— Или палку, — подумал я.
* * *
Сидя в чёрной райкомовской «Волге», нёсшей меня домой сквозь рой снежинок, я вдруг услышал в голове симфоническую тему «Если у вас нету тёти»: «трым тым тырым тым тым тырым» и представил себя героем кинофильма «С лёгким паром!», которого машина везёт из аэропорта в новый мир. Не в его, а в чужой новый мир.
— Похоже, — подумал я. — Но он хоть в своем времени очутился и в своём теле. Да и не пьяный я. В здравом, как говорится, уме и трезвой памяти. Интересно, что у меня получится с новогодним вечером? А может бросить всё? Пусть сами выбирают из новых песен идеологически верные и играют! Может ну её нафиг эту музыку? С ней столько геморроя будет… Это играй, это не играй, тут рыбу заворачивали… Не дадут же! А так… Сам на сам… Наваяю себе аппаратуры, сделаю домашнюю студию звукозаписи. И буду себе наяривать, записывать и продавать. Можно с цыганами свои записи за рубеж отправить. Переписать «Скорпионс» и выпустить «там» грампластинку. Только хрен кто купит. Ни одна студия без разрешения комитета не возьмётся издавать пластинку, даже если это будут золотые хиты. Нет. Правильно сказал «первый», сам сбил их с курса, а теперь в кусты. Дал им хлебы и рыб, и всё? Сама-сама-сама??? Как-то пошло это! Ладно! Допинаю мячик до конца игры и там думать буду. Андрюхе машинку сделать обещал… Но с этим проще. А ведь Андрюша придёт сегодня ко мне. Обязательно придет. И придёт перед репетицией. Да-а-а… Вот с ним и поговорим. Трезво, как говорится, обсудим. О! Надо к чаю что=нибудь прикупить. Благо, хлебный под боком…
