Найти их тоже не составило большого труда — сразу за лестницей рядышком располагались две двери — одна в ванную комнату, другая в уборную.
Дальше по коридору было ещё две двери — по разные стороны коридора. Может, кладовки или другие хозяйственные помещения — потом разберусь. Сейчас будет подозрительно, если пойду проверять.
Зашёл в туалет и закрыл за собой дверь, отсекая мамочек. Мне требовалось перевести дыхание и расслабиться хоть немного. А то чокнуться можно — такой контроль.
Свет включился автоматически, хотя никаких лампочек или выключателей я не увидел. Толчок представлял собой креслице с подлокотниками и дыркой посередине, поставленное сверху на подобие унитаза. Дерьмо так же смывалось водой из бачка, расположенного сверху.
Долго сидеть было нельзя. Было понятно, что мамочки тщательно следят за всем, что касается пацана. Им что, заняться больше нечем?
Так, спокойно!
Я спустил для виду воду и вышел.
Все три женщины стояли и терпеливо ждали меня.
Дурдом!
Помыл руки в ванной — она, кстати, тоже несколько отличалась от привычной мне. Две каменные чаши — миниатюрная для мытья рук и маленький бассейн, в который вода текла постоянно, как будто ручей заворачивал в дом. И душ рядом — видимо его следовало принять прежде чем лезть в бассейн. Ну или просто один душ, без ванны.
Я умылся и направился в столовую.
— А переодеться? — решилась подсказать женщина, которую звали мама Ишико.
— Зачем! — не понял я. — Мне и так норм.
— Ну уж нет! — возмутилась вторая мамочка. — Ты не можешь так себя вести! Это недостойно сына старосты! Я старалась, шила для тебя одежду, а ты даже не взглянул…
Ненадолго же их хватило. Но, если я хочу свободу, то нужно её отвоёвывать. А потому я сел на стул, откинувшись на спину, скрестил руки на груди и сказал:
— Могу! Я могу так поступить!
Я всем видом продемонстрировал, что подчиняться не буду.
Ха! Я недооценил мамочек!
— Кизаму, сынок, как ты можешь расстраивать маму Юмико? — строго спросила та женщина, которая встретила меня у калитки. — Ты же знаешь, у неё больное сердце!
Блин! Запрещённый приём!
С другой стороны, я понимал: если сейчас поддамся, то моя жизнь превратится в ад. Гиперопека — это страшная вещь.
Я встал.
— Дорогие мои мамочки! — торжественно произнёс я. — Я вас очень люблю…
Я постарался звучать убедительно и говорить вещи, которые от меня ждут. Хотя бы часть того, что от меня ждут… Потому что тройную истерику я не переживу.
Все три женщины с волнением ждали, что я скажу, видимо, происходило что-то из ряда вон выходящее. Настоящий Кизаму скорее всего был очень послушным мальчиком. Его они ломали с рождения. Только почему он такой дрищ, а не откормленный боров, непонятно? Ну да ладно, с этим тоже разберусь позже, а пока нужно было обозначить свои личные границы.
— Я вас очень люблю… — повторил я для убедительности. — Но я больше не маленький ребёнок, которого нужно опекать. Я взрослый мужчина.
И снова вздох умиления:
— Мальчик сказал, что он мужчина, как это мило!
Блин! Это было ни фига не мило! БТР проще подорвать, чем договориться с мамочками!
Я прошёл не одну горячую точку, принимал участие в сотне спецопераций… У меня не дрогнет рука, если нужно перерезать глотку врагу… Но тут!
— Вы меня не слышите, — я старался быть терпеливым. — Я вырос. Всё! Я больше не нуждаюсь…
В комнате повисла звенящая тишина. И я понял: если закончу фразу, как хотел, то это будет последнее, что я сделаю. Мамочки грохнут меня на месте.
— Я нуждаюсь в большей свободе, — нашёл я более дипломатичный ход.
— Наверное, мальчик прав, — мама Юмико повернулась к маме Ишико.
— Да, мальчик вырос, — согласилась мама Ишико.
Я вздохнул с облегчением.
Ага! Рано обрадовался!
Мама Ишико захлопала в ладоши:
— Но как же это мило.
Мама Юмико не сильно отстала от неё.
— Да-да! Как мило!
У третьей тоже глазки заблестели, вот-вот радостно прыгать начнёт. Осталось только, чтоб они взялись за руки и начали кружиться от счастья.
Понимая, что ещё чуть-чуть и я не удержу рвущиеся из души маты, я поднялся и направился на выход.
Мамочки тут же встревожились.
— Кизаму, сыночек, у тебя всё в порядке? Ты заболел? Няня Омоко, срочно позови лекаря, Кизаму заболел.
— Стоять! — заорал я кинувшейся на выход женщине. — Всем стоять! — и добавил уже тише: — Я здоров! Просто я сыт!
Хотелось кричать: «Сыт вашей гиперопекой», но я ещё надеялся решить дело миром.
— Как так сыт? — удивилась мамам Ишико.
— Ты же ничего не кушал? — мама Юмико готова была расплакаться.
— Я поел в кафе…
Что тут началось!
— В кафе? Это же ужас какой! Там же ужасно готовят! И лапша переваренная, и мясо неизвестно откуда берут… Как можно есть в кафе? Как только тебе такое в голову пришло? Мы тут стараемся, готовим, а он! В кафе!.. Поди совсем голодный остался? Чем там хоть кормили?
— Рамен…
— Рамен?! Какой ужас! Теперь понятно почему ты заболел! Няня Омоко, беги скорее за лекарем!
— Стоять! — снова заорал я. — Всем стоять!
Женщины замерли на местах, с удивлением глядя на меня.
— С вами с ума сойдёшь! — пожаловался я неизвестно кому и прерывая новые попытки срочно что-то предпринять, повторил: — Всем оставаться на своих местах! — И уже совсем медленно и максимально убедительно добавил: — Я сыт. Пошёл в свою комнату. Если вызовете лекаря, то…
Я не смог придумать, что будет, если мамочки вызовут лекаря, но, похоже, они придумали сами и ужаснулись своей придумке.
Отлично! Мне же проще. А то мозги уже с ними кипят.
Я не спеша вышел из кухни и направился к лестнице. Шёл, как по минному полю, каждый момент ожидая взрыва. Но вроде пронесло.
По лестнице поднимался, вслушиваясь в каждый звук. Но все три женщины не сдвинулись с места.
Я чувствовал себя победителем. Но ровно до того момента, как поднялся на второй этаж. Там тоже был длинный коридор и пять дверей по одну сторону, пять — по другую. Все закрыты. Какая из них моя?
Этот момент нужно было вычислить с первого раза и в условиях ограниченного времени. Если я сейчас пойду не туда, то лекарь мне будет обеспечен. А мне оно надо?
Понятно, что мамочки остались внизу, но они наверняка прислушиваются к каждому звуку, к каждому шороху, к каждому скрипу половиц. Поэтому ошибиться никак нельзя.
Я включил логику. Если Кизаму такой обожаемый всеми мамочками сыночек, то вероятнее всего его комната будет ближе к центру, чтобы на равном расстоянии от всех… И второй момент, опять же с учётом того, что обожаемый… то скорее всего это будет лучшая из комнат. А значит, вид скорее всего будет лучший из возможных! То есть, на город.
Рассудив так, я решительно направился к средней комнате, чьи окна смотрели на соседние дома. Открыл сдвижную дверь, и понял, что ошибся. Это никак не могла быть комната мальчишки подростка.
Цветочки, оборочки, кружева… Эта комната больше подходила девушке или женщине.
Я уже хотел было задвинуть дверь, как увидел разложенные на кровати штаны и зелёную рубаху — похожие на те, что на мне, только чистые и отглаженные. И… на рубахе, на рукавах и по горловине шли рюшечки…
Сами собой вспомнились слова мамы Юмико о том, что она сшила для меня одежду…
— Твою мать! — не выдержал я.
Это действительно была моя комната. Я всё правильно рассчитал.
— Что такое, сыночек? — снизу донёсся хор мамочек.
Я закрыл дверь, развернулся и пошагал вниз по лестнице.
Зашёл на кухню, сел на стул, на котором только что сидел и, махнув в сторону свободных стульев, приказал:
— Быстро сели! Все трое!
Мамочки испуганно прошли и сели. Они смотрели на меня недоумёнными глазами. Ещё бы! Их мальчик перестал быть белым и пушистым. Ничего! Это только начало!
Когда женщины расселись я сказал:
— Мама Ишико, мама Юмико, няня Омоко, я вас очень люблю и уважаю. Я за вас любому глотку порву.
