но не мог. При этом, он был весьма умён, образован и обладал многими талантами.
— Всё это весьма интересно, — сообщил он, побарабанив пальцами по столу. — Весьма, — повторил он. — Однако сейчас уже одиннадцать часов вечера. Время позднее, все устали. Вас, Алексей Дмитриевич, я попрошу остаться, а остальные свободны. Спокойной ночи. Завтра на свежую голову решим, что с этим всем делать.
Глава третья
Быть или не быть
Казалось бы, при чем здесь Наполеон? Пора домой
— Ничего не будет, — сказал мне капитан Петров тем же вечером.
Я вышел подышать перед сном, они с Бошировым курили, сидя на лавочке неподалёку.
— Ничего не будет, — повторил он ровным голосом, когда я сел рядом. — Облом. И тебе облом, и нам со старшим лейтенантом.
— Как ты говорил, по красивой звезде на погоны? — с коротким смешком осведомился Боширов. — Я вот сижу теперь и думаю — на погоны или с погон?
— Ну, это ты загнул, — сказал капитан. — С чего бы тогда спецрейс гонять туда-сюда? Полюбоваться на наши рожи? Нет. Останемся при своих, я думаю.
— Ох, не знаю…
— Что случилось? — спросил я. — С чего такой пессимизм?
— А ты не понял? Впрочем, тебе простительно, это не твоя кухня. Да и мал ты для этого, уж извини. Короче, положит под сукно Юрий Владимирович твоё гениальное изобретение.
— Что значит — под сукно? — Не понял я.
— Значит, не даст ему хода, — объяснил Боширов.
— Почему? — искренне удивился я.
— Наклонись поближе, — попросил капитан.
Я придвинулся.
— Потому что это козырь, — шепнул мне Петров. — Очень сильный. А козыри берегут.
— А почему шёпотом? — тихо спросил я.
— Пиво холодное было, — ответил капитан нормальным голосом.
Боширов засмеялся.
— Анекдот, — догадался я. — Не знаю такого.
— Отец, мать и сын примерно твоего возраста, из России, едут в такси на Кавказе, — принялся рассказывать Петров. — Таксист поворачивается к главе семьи и шёпотом говорит: «Проезжаем грузинско-армянскую границу». Отец поворачивается к жене и тоже шёпотом: «Проезжаем грузинско-армянскую границу». Жена — сыну то же самое и тоже шёпотом. Сын: «Понял. А почему шёпотом?». Таксист: «Пиво холодное было».
— Ага, — сказал я. — Но разве таксисту можно пиво, он же за рулём?
Боширов опять засмеялся.
— Это был грузинский таксист, — сказал Петров. — Им можно.
— Ясно, — сказал я. — Смешной анекдот. Надеюсь, когда-нибудь, пойму. Что до козыря… Наверное, это хорошо.
— Ты серьёзно? — Петров в одну затяжку докурил сигарету, загасил окурок, бросил в урну.
— Конечно. Люди такого уровня, как Юрий Владимирович Андропов и не должны сходу верить подобным вещам. А если я просто-напросто талантливый шарлатан, фокусник, который морочит людям головы в своих личных корыстных интересах? Молодой да ранний, как говорится. Да что там говорить, я и есть фокусник в его понимании!
— Вот чёрт, — сказал Петров. — Верно. Ты же Шаниязову вместе с его охраной память стёр. По щелчку пальцев, можно сказать. Где гарантия, что и эта штука с весами… Хотя, нет, не может быть. Да и зачем тебе это? Легко же проверить.
— Именно, — сказал я. — Проверить. Вот он и станет проверять. Долго и скрупулёзно. Лично я — только «за». Обеими руками. Мне спешить некуда.
— А ты не прост, парень, — сказал капитан Петров, помолчав. — Ох, не прост.
— Это дубли у нас простые [2], — сказал я.
— Один-один, — засмеялся капитан. — Хотя, нет, вру. Пожалуй, ты ведёшь.
Всё вышло практически в точности, как думали мы с Петровым. Наутро за завтраком генерал-лейтенант сообщил, что мы сегодня же возвращаемся в Ташкент.
— Скоро сказка сказывается да нескоро дело делается, — продолжил он в ответ на мой вопросительный взгляд. — А ты как думал, — сразу в дамки?
Я хотел сказать, что такая мысль была, но не сказал.
— Так не бывает, — продолжал Бесчастный и мне показалось, что за словами он хочет скрыть некоторую свою растерянность. Ладно, растерянность — громко сказано. Неуверенность. Сомнения. Видимо, тоже надеялся на стремительный проход в дамки. — О родственниках своих и Кофманах не беспокойся — поможем им переехать в Россию от греха подальше. Юрий Владимирович дал добро. Тут и деньги неучтённые пригодятся, кстати, — он выбрал на тарелке маленький бутерброд с красной икрой, целиком отправил его в рот, прожевал, запил кофе.
— А родители Наташи? — спросил я. — И сама она?
— Да, конечно, — кивнул Бесчастнов. — Насколько я понял, отец Наташи прекрасный специалист, такие нам и в России нужны.
— Я вас прошу, Алексей Дмитриевич, проследите лично. Очень буду вам обязан.
— Иногда мне кажется, — задумчиво промолвил генерал, что тебе не тринадцать лет, а все сорок.
— Иногда мне тоже так кажется, — сказал я. — Травма головы, как выяснилось, оборачивается очень странными вещами.
— Это правда, — согласился Бесчастнов. — Знавал я человека, который после серьёзной контузии вдруг понял, что знает французский. Причём в совершенстве. Но не современный, а тот, на котором говорили во времена Наполеона.
— Да ладно, товарищ генерал, — сделал большие глаза старший лейтенант Боширов.
— Вот тебе и «да ладно», — передразнил Бесчастнов, чьё настроение по неведомой мне причине вдруг улучшилось. — Говорил, понимал, читал и писал. При этом! — он поднял вверх палец. — У него изменился почерк. До этого писал, как курица лапой, а тут — каллиграф, да и только. Стали мы копать. На всякий случай. И знаете, что выяснилось? — генерал сделал эффектную паузу.
— Что? — подались вперёд Петров и Боширов.
— Какой-то его пра-пра-прадед, француз, был в армии Наполеона в тысяча восемьсот двенадцатом. Попал в плен, остался в России. Чудеса? Чудеса. Наукой необъяснимо. Тем не менее, — факт.
— А что с ним потом стало? — поинтересовался старший лейтенант. — Имею в виду потомка этого француза.
— Убили бандеровцы. На Западной Украине, в сорок девятом.
Помолчали.
— Мой прапрадед по матери, Евсей Акимович Климченко, был деревенским колдуном, — сказал я. — Владел гипнозом, лечил людей без всякого медицинского образования, умел разговаривать с животными.
— Как это — разговаривать? — заинтересовался Бесчастнов.
Я рассказал про случай с собакой и пачкой папирос.
— Вот видишь, — сказал генерал. — Это многое объясняет, — он посмотрел на часы. — Ладно, пора собираться. Ты вот что, Серёжа. Перед отъездом в Кушку — кстати, один не поедешь, тебя проводят, мало ли что, а в самой Кушке ты уже под защитой будешь — нашей и армейской — так вот, перед отъездом будь добр, изложи на бумаге теоретическое обоснование работы гравигенератора. Как ты это понимаешь. Ящик ящиком, но должны же у тебя быть мысли по этому поводу?
— Есть мысли, как не быть, — сказал я. — Всё уже написано и даже отпечатано на машинке. Там не только по поводу антиграва, есть и другие идеи.
