хорошая баба. И, если уж мы заговорили о бабах. Должна тебе сказать, что Дарена смогла нас всех удивить. В Череповце, в самом начале, когда только прибыли, командовала вполне себе грамотно и даже в бой пару раз сходила. Один раз отметилась в обороне, — ставила щиты, защищая артиллерийскую позицию, а второй раз — в наступлении. Там ее кое-кто видел за работой, так говорит, некоторые ее заклинания не ниже седьмого уровня. Так что, исправляется девочка. Здесь еще не была, только звонила несколько раз. Осталась по нашей просьбе в Череповце, как представитель семьи. В Вологде Елена, Дарена в Череповце, а здесь я за старшую. И не спрашивай, почему. Так решил женсовет.
«Славные у меня жены! — отметил Бармин. — Мало, что красавицы и умницы, так они в придачу героические бойцы и неглупые руководители, а это дорогого стоит».
— А вот теперь главное, — сообщила Ольга, в очередной раз попробовав его напоить. — Войну император остановил. Как раз сегодня в полдень. Союзная рать подтвердила остановку боевых действий в 13.00 и обещала начать вывод войск завтра в 8.00 утра.
«А я в такой момент лежу здесь и даже слова сказать не могу! — горестно вздохнул про себя Ингвар. — Что за жизнь!»
Однако жизнь оказалась богаче на свои проявления, чем можно было ожидать, исходя из имеющего место модуса вивенди [110].
— Ты, наверное, хочешь спросить, а что же мы? — явственно ухмыльнулась Ольга, которая, на самом деле, Хельга. — Не напрягайся, милый. Все в порядке, потому что мы выкрутились. Мы ждали такого развития событий. Ну, пусть не мы, а твоя сестра, но мы все приняли ее точку зрения, и Елена составила несколько пресс-релизов на все случаи жизни. В 12.15 сразу после того, как императорская канцелярия опубликовала «Указ о прекращении военных действий», Варвара, как графиня Менгден выступила с заявлением, что ее брат, то есть, ты тяжело ранен, вследствие чего управление графством временно перешло к коллективному органу управления — Властительному Совету в составе графини Менгден, княгини Полоцкой, герцогини Бирон и графини фон Нойвид. Совет уполномочил ее заявить, что графство Менгден принимает волю императора и готово к немедленному прекращению огня. Однако, пока войска Союзной рати остаются на территории графства, вооруженные силы, находящиеся под управлением Совета, будут неукоснительно отвечать на огонь противника в соотношении три к одному. При массивном обстреле, войска получили приказ вести огонь до полного уничтожения противника.
«Жестко! — отметил Бармин. — Но абсолютно правильно. Молодцы!»
— В 15.00 с нами через посредников связался князь Ростовский Николай и попросил выдать тела погибших на территории графства родичей правящих семей всех пяти княжеств. В переданном списке значатся двенадцать имен. Однако мы ответили отказом, сославшись на то, что подобные переговоры можешь вести только ты, но ты сейчас сделать этого не можешь. Будем дурить им голову и тянуть время. А потом ты сам решишь, что с этим делать.
3. Двадцать седьмое ноября 1983 года
Ингвар провел в постели пять долгих дней, и это при том, что его вытаскивали из псевдокомы магического истощения лучшие целители, каких только удалось найти, не говоря уже о жизненной силе оборотней. Но быстрее восстановиться не получилось, а когда он все-таки встал, его шатало от слабости, как ту несчастную осинку на ветру. Но теперь Бармин хотя бы мог говорить, самостоятельно читать документы и лично вести переговоры. Однако начал он не с переписки или дискуссий с оппонентами, а с пресс-конференции, на которой заявил, что примирение с врагами, то есть, с Коалицией Пяти, возможно только после возмещения графству причиненного военными действиями ущерба.
— Не я начал эту войну, — стоять было тяжело, но Бармин держался, ни жестом, ни словом, не выдав своего состояния журналистскому пулу, — но, если понадобится, я ее закончу там и так, где и как сочту необходимым.
На самом деле, эта речь была обращена не к напавшим на Менгденов князьям, — им его угрозы были, что называется по барабану, — а к императору, попытавшемуся спустить это дело на тормозах. Что же касается князей, то переговоры с ними начались уже на следующий день после его условного выздоровления, но проводились они в тайне и не напрямую, а через доверенных представителей, и касались всего двух принципиальных вопросов. Во-первых, князья хотели вывезти с территории графства свою побитую технику, — в первую очередь ту, что еще можно было починить, — но Бармин был непреклонен. Что с возу упало, то пропало. Неподлежащую ремонту технику он приказал сдать в металлолом, — гроши, конечно, но тоже на дороге не валяются, — а то, что можно отремонтировать, является его законной военной добычей. Тут не поспоришь. А вот второй вопрос Ингвар обсуждал с каждым князем по отдельности. Речь шла о погибших на территории графства и числящихся пропавшими без вести сильных магах, в большинстве своем являвшихся членами великокняжеских семей. Семь тел он захоронил сам, а остальных, как выяснилось, убили Варвара с Петром и большие кошки.
— Нет, — сказал он в телефонном разговоре князю Галицко-Дмитровскому Андрею, — об этом не может быть и речи. Ваш племянник пришел на мою землю, имея целью убийство членов моей семьи и, прежде всего, меня и моей сестры. Он был взрослым мужчиной и магом восемнадцатого ранга, и значит, не мог не знать, что война — это всегда риск, даже если ты думаешь, что с твоей силой ты ничем не рискуешь. Он ошибся и теперь мертв. Хотите забрать тело, платите выкуп. Хотите получить назад его владетельские регалии и семейные артефакты выкупайте.
— Выкуп платят за живых пленников, — возразил собеседник. — Тела погибших обычно выдают без выкупа.
— Верно, — согласился Бармин. — И поэтому мы разрешили вашим людям собрать и вывезти тела павших. В некоторых случаях мы даже помогли им с транспортом и охраной, потому что местное население крайне озлоблено, что, согласитесь, нестранно, и могло поднять ваших людей на вилы. Ваш племянник — совсем другая история. Он не солдат, которого послал в бой командир. Он сильный боевой маг и аристократ, член правящей фамилии и действовал по собственной инициативе. Целью его действий было убийство членов моей семьи. Я в своем праве.
— Этим правом уже лет двести никто не пользовался.
— Очень зря, — холодно ответил Бармин. — Мне этот закон кажется совершенно оправданным.
— Я буду вынужден обратиться с челобитной к его императорскому