Операцию по захвату решили провести сегодня же, чтобы не мерзнуть сутки в лесу. Голодновато, на всю группу – пачка галет и несколько банок промерзлых консервов. Да и погода начала портиться, ветер усиливался, поземка мела… Хотя, с другой стороны, поземка – это хорошо, быстро следы укроет.
Радиста и еще двух разведчиков Михаил оставил на лежке. Когда проводится захват одного человека, троих вполне достаточно. Рокотов коротким путем к избе провел. В окнах виден свет от аккумуляторных ламп. К окнам разведчики не подходили заглянуть, хруст снега мог выдать. Устроились рядом с туалетом Михаил и Великанов, а Рокотов ближе к избе, за поленницей дров, прикрывал на случай, если офицер шумнуть вздумает и из избы на помощь побегут. Залегли в снег. В белых маскировочных халатах да в темноте – с двух шагов не видно. А еще поземкой заметает. Ждать, лежа в неподвижности, пришлось часа полтора, закоченели, конечно, до предела… Но вот скрипнула дверь – хруст снега на дорожке, темная фигура, виден огонек сигареты. Михаил заранее обговаривал, что захват будет уже после посещения немцем сортира. А то с перепуга наделает в штаны и будет жизнь разведчикам отравлять зловонием. Немец пробыл недолго в отхожем месте, все же холодно. А был он, как заметил Михаил, только в мундире. Без шинели. Это плохо. Без шинели замерзнет, потому что с пленным за оставшееся темное время до наших не добраться. Так что рассчитывать на сутки надо.
Михаил сделал условный знак, разведчики внезапно встали в полный рост белыми привидениями. Немец и испугаться не успел, потому что Великанов приложил его кулаком по темени. Немец на землю осел беззвучно. Подхватили под руки, потащили. Сзади прикрывал Рокотов, заранее срезанной еловой веткой заметал следы. Пусть не везде удачно, но есть надежда, что к утру поземка заметет… Успели до рощи добраться, где офицеру руки связали, кляп тряпичный в рот воткнули. Потом снегом щеки натерли, привели в чувство. Лучше, если офицер сможет идти сам, ведь если его нести, группа быстро выбьется из сил. У офицера кисти рук уже холодные. Но сейчас главное – как можно быстрее уйти от села. Через несколько минут поднимется паника. Оставшийся в избе офицер объявит тревогу, поднимет солдат, начнут поиски. Может среди них отыскаться бывший охотник, обнаружит следы. Михаил подумал, что сделал ошибку. Надо к избе было идти всем, кроме радиста. Двум разведчикам ворваться в избу и ножом убить солдата и офицера. Тогда бы у разведгруппы была фора до утра. А уже ничего не изменишь. Маленькая ошибка может привести к гибели группы. Подосадовал на себя, плохо продумал акцию по захвату пленного. Не зря говорят, что опыт – сын ошибок трудных.
Обошли село, вышли на дорогу. На укатанном и обледеневшем снегу следов не видно, на какое-то время это собьет преследователей с толку.
Пока добрались до соседней деревушки, час прошел, немца в мундире уже крупная дрожь била. Надо одевать. Зашел Прилучный в первый же двор, стал стучать в дверь.
– Кто? – спросил испуганный женский голос.
– Открывать бистро – немецкий официр!
Михаил специально коверкал русский язык. Скажи он, что советский разведчик или партизан, могут не открыть, побоятся. А попробуй немцу не открыть? Ногами выбьет утлую дверь, да еще и хозяев избить может.
– Сейчас!
Загремел засов, дверь распахнулась. Михаил в сени шагнул, потом в избу. На стене справа вешалка. Разведчик включил трофейный фонарик. Кроме телогреек и старого женского пальто висит полушубок дряхлый, битый молью, с проплешинами. Михаил его забрал, развернулся и вышел. На улице сказал разведчикам:
– Развяжите и оденьте, потом свяжите снова.
Тулупчик даже немного великоват. Зато воротник высокий подняли, все укрытие головы от ветра.
– Двигаем, ребята. Нам подальше уйти надо.
Разведчиков подгонять не надо, каждый понимал, что немца искать будут. Судя по погонам – гауптман, по-русски капитан. Нечасто такая птица попадает, беречь надо.
Деревня всего несколько изб была, немцы такими пренебрегают, там если только взвод разместить можно. Для роты домов двадцать нужно, да и то в тесноте будут. А все лучше в тесноте, но тепле, чем сейчас разведчикам. Через пару километров село показалось, обошли его стороной, сделав приличный крюк. Через село опасно. И очень вовремя с дороги ушли. Потому что на дороге показался свет фар, послышался треск моторов, мимо проехали два мотоцикла с колясками. То ли обычный патруль, то ли гауптмана уже разыскивают. Офицер лежал в снегу смирно, понимал – если начнется перестрелка, его убить могут. Уже и разведчики выдохлись, и темнота сереть стала.
– Присматривайте место для привала, – распорядился Михаил.
Один из разведчиков заметил в стороне развалины, занесенные снегом. Когда-то стояла здесь усадьба. Само деревянное здание разрушено либо взрывом, либо временем и людьми. Но в усадьбах всегда были добротные подвалы. Если выставить часового, вполне можно день пересидеть. Нашли вход в подвал, при свете фонаря Михаил спустился по ступенькам. О, да здесь кто-то раньше обитал. На полу матрац, на полке посуда – железная кружка и миска армейские. Окруженцы?
Михаил назначил караульного и смену ему. В подвале один выход, и от часового зависит безопасность группы. Если уснет и немцы подберутся, то забросают гранатами, полягут все. Немца уложили на матрац, сами на полу. В подвале сухо и температура около нуля. Стены каменные, толстые, подвал глубокий. Устали и замерзли, спать улеглись. Проснулись к вечеру, сами вышли и немца вывели – оправиться. Потом снова в подвал, костерок небольшой развели из обломков досок, подогрели консервы. Пришлось и немцу банку дать. Кляп изо рта вытащили, руки развязали. Но ложку свою никто немцу не дал, это личное. Пришлось офицеру пальцами есть частики в томатном соусе с галетами. Съел и даже пальцы облизал. Голод не тетка, пирожка не даст.
После еды Михаил взял у немца документы, изучил. Командир батареи 105-миллиметровых пушек – гаубиц. Пожалуй, самое массовое орудие вермахта.
Поскольку темнеть начало, залеживаться не стали. Михаил определил местоположение. До нашей передовой было километров восемь, если за время поиска ситуация на фронте не изменилась. Но это самые сложные километры. Тыловые подразделения густо расположены: интендантские склады, крупнокалиберная артиллерия, танки. В случае наступления для них эти восемь километров – тьфу, за минуты проскочат. И везде часовые. Службу немцы ревностно несли, на посту обычно никто не спал. Обучены хорошо были даже пехотинцы, и вояки из них получились сильные, упорные, умелые. Новобранцев, как в советской армии, которым дали стрельнуть из винтовки три раза в учебном полку, у немцев не было. И если группу засекут, шансов не будет. Урон немцам в живой силе нанесут, группа будет сражаться до последнего патрона и гранаты. Но все собранные сведения к командованию не попадут, и придется посылать во вражеский тыл другую группу.
Чтобы гауптман не поднял каким-либо образом тревогу, Михаил ему на немецком объяснил.
– Впереди передовая. Если нас обнаружат, то обстреляют. Мы тобой будем прикрываться, имей в виду. Поэтому повторяешь все наши действия, ведешь себя тихо. У нас в Красной армии будет допрос и лагерь для военнопленных. Все, что положено пленным по Женевской конвенции. Главное – жить останешься, после войны к своей семье вернешься. Понял?
Немец кивнул, замычал. Михаил вытащил кляп изо рта.
– Чего?
– Ты немец? Из Померании? Сам сдался?
– Потом скажу.
И снова кляп в рот. Пусть гауптман думает, что Михаил перебежчик. Были у немцев такие, из сочувствующих коммунистическим идеям. Переходили на сторону Красной армии – правда, в очень незначительном количестве. А первый солдат перебрался через Буг еще за несколько часов до начала войны.
Разведгруппа упорно продвигалась к линии фронта. Расположение подразделений обходили. Уже пулеметные очереди слышны, стало быть, до передовой осталось не более восьмисот метров. Уже не шли, ползли. Иногда какие-то участки перебегали. Миновали вторую линию траншей, подползли с тыла к передовой. Не менее четверти часа наблюдали. Выяснили, где дежурные пулеметчики, ракетчик.
