И что это такое вы тут обсуждаете? — выдавила я спросонья.
— Ничего особенного, — произнёс Милон. — Как ты себя чувствуешь? Как малыш?
— Прости нас, Элен, — произнёс Фрост, — это я подговорил Ифора. Это только моя вина.
От этих слов вся сонливость с меня слетела. Злость и обида тут же проснулись и подняли голову внутри меня. И хотя я понимала, что они не лучшие советчики в жизни, тем более в отношениях с мужьями, я сказала именно то, что отдалит нас друг от друга ещё на целый год:
— Это ты можешь уезжать куда угодно и на сколько угодно, а Ифора не смей трогать. Он мой мужчина, хочешь ты того или нет, — зло выговаривала я, краем замутненного обидой сознания отмечая, как лицо Фроста из виноватого становится каменным и отстранённым, как из глаз уходят не только эмоции, но и, кажется, сама жизнь.
— Я вас понял, миледи, — отвесил он мне поклон головой и, чеканя шаг, вышел из комнаты.
— Элен, зачем ты так? Да, он поступил плохо, но у него были основания. — Теперь уже Милон с обидой смотрел на меня.
— Пусть над собой ставит эксперименты. А наши с Ифором отношения уже давно решённая вещь и обсуждению или изменениям не подлежат.
— Милая, не надо. Не говори того, о чём будешь жалеть, — вступил Ифор.
Милон тяжело вздохнул, посмотрел на меня взглядом побитой собаки и вышел, не сказав больше ни слова. Ифор же обнял меня, позволяя иногда его поколачивать, выпуская свою обиду.
Весь этот день я провела с Ифором, получая задолженные ласки и поцелуи. Насколько мне позволяло моё интересное положение, я пыталась ему вернуть всю нежность, что копилась внутри только для него одного. А на следующее утро я узнала, что Фрост уехал.
Две недели я копалась в себе и корила за те необдуманные слова. И первым делом, когда Фрост вернулся, попыталась извиниться, но ничего не вышло.
— Я понял и принял твой выбор. И больше не буду пытаться вас с Ифором разлучить, — ответил он холодно. Я прямо чувствовала, что весь разговор ушёл в никуда.
— Не уезжай так больше. За тебя я тоже переживала, — сказала я напоследок.
— Не стоит волноваться. Тебе нельзя, — услышала я, когда уже закрывала дверь.
А следующие три дня я не покидала комнат. Такая тяжесть навалилась, живот вниз тянуть стал так, будто раза в два вырос. Низак успокаивал, что пора, уже совсем скоро и переживать не стоит. Он даже раскладушку себе в мою гостиную притащил, чтобы не упустить момент. Милон с Ифором возле меня чуть ли не вахту несли. Один уходил только после того, как другой пришёл. Даже смешно было.
А потом мне вдруг дико захотелось спать чуть за полдень. Конечно, никто меня не стал останавливать, только подушечку подоткнули. Зато проснулась я оттого, что было мокро. В первые секунды не поняла, что случилось, зато потом…
Низак нарисовался возле меня, стоило только рот открыть. Милон чуть-чуть опоздал, на несколько секунд буквально. Но как только Низак понял, что я готова родить, выставил его за дверь. Зато прибежала Ююка. Сами роды прошли не то чтобы сложно, благо я знала теорию, но не без затруднений. Низак сказал, что голова младенца большая для меня была. Но мы справились. Он подлечил меня сразу же магией. Зато Ююка, которая обмывала моего мальчика, сияла так, будто это она стала мамой. Хотя за время моей беременности она успела выйти замуж за Низака и Панока, чем шокировала буквально всех. Но это отдельная история.
На первый плач мальчугана двери в комнату чуть не выбили. Только грозный рык Низака остановил сумасшедшего папашу. Меня привели в порядок, дали малыша на руки и только потом запустили мужчин. Как ни странно, были все трое. Первым, конечно, подошел Милон.
— Он такой маленький, — присел он рядом на кровать и провёл от лобика по щёчке, на что малыш чихнул. А Милон отдёрнул руку, вызвав лишь мою улыбку.
Наш малыш был смесью между Элен и Милоном. У него были папины губы, в том числе более пухлая нижняя, и папины глазки. Конечно, сейчас они не были настолько яркими зелёными, как у Милона, скорее мутноватыми, но я надеюсь, эта мутность со временем пройдёт. А вот светлый пушок на головке намекал на мои волосы, хотя в моём мире полно примеров, когда цвет волос кардинально менялся. Чей был носик — непонятно, потому что что мой, что нос Милона были правильными и прямыми.
— Спасибо, милая. Он замечательный, — поцеловал меня в щёку Милон, хотя смотрел на малыша пусть и с благоговением, но сомнением тоже.
— Отёчность уйдёт уже к завтра, и он будет выглядеть совсем не таким… красным, — улыбнулась я, потянувшись за поцелуем. Видимо, Милон никогда не видел новорожденных, потому что на лице отразились облегчение и любопытство, а ещё благодарность. Меня тут же поцеловали, нежно, но так… захватывающе. Будто в этот недолгий поцелуй вложили всю благодарность и восхищение. Было очень приятно.
— Посмотрите, какой у нас сын, — обернулся к Ифору и Фросту он. Мужчины же стояли в сторонке. И если Ифор открыто улыбался, то Фрост стоял непроницаемый.
Ифор тоже ко мне подошёл и даже решился поцеловать прямо при мужьях, что было невероятным.
— Он прекрасен. Весь в маму, — прошептал Ифор, но Милон его услышал. Началась шутливая перебранка о том, на кого малыш похож. А тут и Фрост решил уйти.
— Ты даже не подойдёшь ко мне? — остановила я его и шутки тоже.
Явно сомневаясь, Фрост развернулся ко мне, сделал несколько шагов вперёд, посмотрел на малыша мельком, задержавшись на мне подольше.
— Поздравляю, — сухо проговорил он и, резко развернувшись, вышел. Всё настроение испортил.
Следующий месяц нам приходили письменные поздравления от правителей всех стран. Мужчины прекрасно справлялись с ответами на них, но предупредили меня, что бала в честь рождения наследника не избежать. И приглашены туда будут опять же представители всех стран. В большинстве, конечно, будут послы, но не исключено, что и кто-то из правителей прибудет. Это был намёк, что королева Икерии может пожаловать лично.
Месяц на подготовку бала прошёл как в тумане. Дворец, напичканный охраной, тайной и явной, напрягал просто неимоверно. Но я понимала, что необходимо. Благодаря тому, что мы выяснили, а именно — невозможности массового воздействия
