3) Я – слабак.
4) Я – тряпка.
С этими пунктами нужно поработать. Лишь сниму гипс вновь приступлю к тренировкам. А в остальном результат есть, – я ведь лучший друг самого крутого парня в школе. Никто больше не посмеет назвать Рио Икари тряпкой или ботаником.
Совсем скоро Рио станет одним из самых уважаемых парней в школе. Из грязи в князи.
А это поможет мне справиться с последним пунктом, – сиськами.
Пора завести девчонку, ведь отличаться нельзя. Переходить на следующий уровень. В конце концов, мне было как-то неловко понимать, что я в теле девственника.
Нужна какая-нибудь сексапильная дуреха вроде Хитоми, которая хорошо делает свое дело и не задает много вопросов. Учитывая, как далеко я продвинулся по пищевой цепочке, с этим проблем возникнуть не должно.
Я скомкал листок и бросил в мусорное ведро. Все пункты, начиная от травли, и заканчивая пустыми карманами, выполнены. Не люблю повторяться, но я же говорил, что я рациональный монстр, не так ли?
Завибрировал телефон, звонила Миса. Она так и не пришла сегодня в бар, хотя обещала. Странно, может, что-то случилось?
– Моси-моси.
– Рио Икари… – прозвучал в трубке незнакомый мужской голос.
Металлический, искусственный, ненастоящий.
– Кто это? – спросил я сухо, не выказывая эмоций.
– Это я. Тот, кого ты зовешь Аоки, – прошептал телефон.
Я резко сел на кровати, сжимая телефон так сильно, что тот чуть ли не треснул.
Аоки… Звонил с телефона Мисы-чан…
Если бы я не был равнодушной сволочью, меня бы бросило в холодный пот. Может быть, где-то внутри меня Рио Икари и кричал что было сил, но мой голос оставался спокойным.
Никаких переживаний. Моя сущность проста.
Снежная пустота и горный лед на горизонте. Выжженное поле, покрытое окровавленными телами. Летний сад, сломанный ураганом.
– Где Миса-чан? – спросил я.
– А ты, как думаешь? – услышал я его придыхание и смешок.
– Почему ты звонишь мне?
– Это звонок вежливости. Просто дружеский диалог.
– Я не понимаю.
– Все ты понимаешь, Рио Икари. Я знаю, что это ты. Ты – такой же, как и я.
– Не имею понятия о чем ты говоришь.
– Хватит юлить, Рио. Нам с тобой не нужно играть в эти игры. Если ты немного помолчишь, я расскажу, как тебя вычислил. Интересно? – продолжал однотонно наговаривать голос. Он будто намеренно растягивал слова, чтобы было время подумать.
Я промолчал.
– Хорошо. Слушай. Когда я впервые обратил на тебя внимание, ты с Мисой обсуждал мою поимку в клубе журналистики. Я никогда не интересовался тобой до тех пор, не брал во внимание столь мелкую фигурку. Даже убивать тебя не хотелось, до такой степени ты был жалок. Но тогда я увидел, что ты делаешь. Вытягиваешь из Асами информацию обо мне. Вы хотели устроить на охоту на маньяка, и это меня развеселило. Я решил позабавиться, ведь я знал, где она живет. Я оставил вам подарок. Моё творение. Каково же было моё удивление, когда я узнал, что мой неограненный бриллиант был отшлифован в идеальном формате.
Он выдохнул и немного помедлил, будто смакуя что-то на языке.
“– Позволь пояснить на примере. Знаешь художника Штефана Зингера? Нет? А историю о Виттельсбахе? Полагаю, она тебе тоже неизвестна. Так вот, Виттельсбах, – гениальный художник постмодернист, он был одинаково хорош как при создании сюрреалистичных образов, так и в потрясающих пейзажах. Его стиль не мог полностью познать никто. Но пытался лишь один человек, тот самый Штефан Зингер. Штефан ещё юношей с восторгом копировал стиль мастера, учился каждому мазку, придумывал абсолютно новый стиль живописи, чтобы достигнуть величия своего кумира. Он был фанатиком, – упорным, живым энтузиастом. Великий ум, золотая рука.
Но вот в чем шутка. Ему никогда не было суждено достичь мечты. Сколько он не старался, сколько бы ни бился, итог оставался один, – он был лишь тенью Виттельсбаха, его копией, бездушным клоном. Штефан стал знаменит, да, но это его не радовало. Продажа картин с дорогих аукционов не грела его сердце. Все, чего он желал, – лишь признания маэстро. И вот, через тридцать пять лет, уважаемый художник Штефан Зингер организовал выставку, сокровищем которой была его лучшая картина. Виттельсбах к тому времени уже не рисовал, его руки дрожали, а глаза были не те, что прежде. Время взяло свое.
Зингер лично прибыл к мастеру и умолял его присутствовать, привез его в своё шале на частном вертолете. Когда собрались гости, Зингер открыл миру свое творение, – чудесное произведение искусства. Юная дева сидела на берегу моря, лицезрея прекрасный закат. Вода была нарисована грандиозно, девушка пылала красотой, закат вторил ей в мелодичном переливе цветов. Публика восторженно ахнула и разразилась аплодисментами.
И тогда Штефан спросил у Виттельсбаха, – сможет ли старый мастер сделать эту картину ещё лучше? Смог бы он в свои молодые годы нарисовать нечто более красивое?! На что Виттельсбах взял кисть, подошел к полотну и лишь одним движением исправил то, что казалось идеальным. Он сделал из материального предмета буквально объект поклонения, который можно сравнить лишь с Джокондой. Как думаешь, какой он выбрал цвет?”
– Красный, – произнес я.
“– Именно. Он выбрал красный. Одним росчерком он начертил на лице у дамы кровавую линию, создав целый сюжет на основе одного изображения. Дева больше не просто глазела на закат. И море больше не просто так катило свои волны. Тревога, ожидание, безысходность… Все это разом наполнило полотно чувствами. Это именно то, что ты сделал. Ты взял мою работу, – ту девушку в парке, мой Magnum opus, и одним движением сделал из неё искусство. Гениальное произведение, работа мастера. Всего один удар, но какой… Тонкий, нежный разрез, прямо в сердце. Я не мог поверить глазам, когда увидел. Я… Я был потрясен! Я не смог бы так убить человека. Как угодно, но не так! А тут, Рио Икари, никому не известный школьник вдруг убивает столь красиво и талантливо. Скольких он убил, чтобы достичь такой уверенности движений?! И я начал за тобой следить. Стал твоей тенью.
Я знаю, что это ты убил Каори, Баку, Хироко, и Сато-семпая. Ты прошел через них как коса по траве. Я видел, что ты делаешь. Как дестабилизируешь обстановку в школе, как привлекаешь на свою сторону сообщников, даже полицию, и все это, чтобы добраться до меня. Осторожно, будто змея, ты подкрадываешься ко мне.
Сначала я сомневался в том, что именно ты нанес удар той женщине. Но после я увидел запись с камер, как ты набрасываешься на мужчину, который пытался похитить Дате Ягами. Ты бил его ножом без жалости, без сожалений, будто разделывал тушу.
Ах и да, я за тобой почистил, можешь не волноваться касательно той записи. Видишь, какой я хороший друг?
Школьник бы ни за что не смог бы провернуть подобное. Твой разум гораздо опытнее тела, поступки рациональны и взвешены. Ты ведь взрослый, правда? Твоему внутреннему “Я” гораздо больше лет, остальное лишь прикрытие, ширма. Иначе и быть не могло.
И тогда я понял, – ты такой же, как и я.
Сознание из другого мира. Реинкарнация. Как и я, ты погиб и переродился в новой реальности. В моей реальности.
Я здесь уже очень давно. Так давно, что почти забыл, откуда пришел. Это мой дом.
А исходя из того, что ты так рьяно меня ищешь, ты отправился сюда именно за мной. Ты мой враг, не так ли?
Пришел в мой дом и принялся крушить все направо и налево, мешать мне, мутить воду…
Мне это не нравится.
Я решил немного тебя прощупать, посмотреть на реакцию.
Понимаешь? Немного попортить тебе кровь, потрепать нервы. Чтобы жизнь медом не казалась.
И тогда я стал искать цель, которую было бы приятно забрать. Твои друзья ботаники? Их смерть ты бы и не заметил. Может быть, мать? Ха, такие как мы не понимаем родственных чувств. Тогда как насчет Ягами? Он ведь тебе нужен, ты во многом полагался на его поддержку.
Но Дате Ягами неприкосновенен даже для нас. Его смерть не пройдет тихо, куча бандитов начнут шнырять у школы, пока не найдут виновного. Зачем создавать себе такого врага, как клан “Оде”? Правильно, – незачем.
