это означало, что члены комитета были идеалистами, слегка попутавшими берега. Впрочем, Пуго это не помешало застрелиться — верный своим идеалам, он поставил на кон свою честь и жизнь. Но остальные прожили достаточно длинные жизни, а когда померли — ни у кого не нашлось про них худого слова, хотя в августе 1991-го их как только не склоняли.
Но их нерешительность — последнее, что сейчас нужно стране, поэтому выделять именно их я не торопился. Все остальные лица тоже мне не нравились — говорить хорошо про Шеварнадзе или Алиева я не стал бы даже под угрозой расстрела, Назарбаева — как и любых других будущих среднеазиатских царьков — ненавидел тихой ненавистью. Ну а Гайдара-внука, тоже попавшего в эту папку, я закапывал с особым тщанием — ещё одна именная денежная реформа, проведенная этим наследником революционного деда в 1992 году, окончательно похоронила шансы моих родителей хоть как-то пристроить накопленные трудовые тысячи.
Я покачал головой.
— Нет, никого, — ответил я. — Но отмечу, что список слишком странный, что есть, то есть. Можете внести это замечание в протокол… если он ведется.
Михаил Сергеевич улыбнулся.
— Нет, никаких протоколов, у нас неофициальная встреча, — сказал он и внезапно сменил тему: — Алла, я слышал, что ты хорошо знаешь немецкий язык. Это так?
— Да… у меня одни «пятерки» по нему, даже по разговорному курсу.
Было видно, что Алла слегка растерялась. Пока мы обсуждали совсекретную папку, она сидела тише воды, ниже травы — и, кажется, опасалась, что её действительно могут выгнать из комнаты; она же не знала, что я этого не допущу. Но и интерес старика к её академическим успехам ей польстил.
— Замечательно, — одобрительно сказал Михаил Сергеевич. — Один мой знакомый как раз ищет человека ваших талантов, ему необходимо перевести одну статью с немецкого на русский, а ещё две — с русского на немецкий. Возьмешься?
— Не знаю… надо посмотреть, на какую тему… — Алла заколебалась. — Возможно, там есть какие-то особые термины, а я всё-таки пока только третий курс заканчиваю.
— Он уверял меня, что статьи не тематические, а, так сказать, общего направления. По каким-то причинам он не хочет проводить их официально, через свою организацию… но готов заплатить хороший гонорар. Не хочешь ознакомиться?
Алла посмотрела на меня — и я кивнул в ответ. Подработка — это то, что ей сейчас надо, чтобы отвлечься от дурных мыслей в голове. А заодно попробовать себя в качестве профессионального переводчика.
— Да, давайте посмотрим.
Михаил Сергеевич встал, мы поднялись вслед за ним.
— Вот и хорошо… это в кабинете, чуть дальше по коридору. А пока мы изучаем язык вероятного противника, Егор с Валентином займутся их делами…
Я резко обернулся.
В дверях гостиной стоял мой персональный подполковник КГБ, который улыбался во все тридцать два зуба.
* * *
Честно говоря, к этому моменту я заметно расслабился — сказались сытный и вкусный обед, выпитая бутылка пива и отличное мороженое. Даже странное предложение Михаила Сергеевича, которое он сделал Алле, не пробудило мою паранойю — словно у человека его положения нет возможности привлечь к любому делу нужного специалиста или даже целый институт. Ну а я ничего не заподозрил, лишь порадовался тому, что в наш семейный бюджет капнет ещё немного золота.
Но после появления Валентина всё встало на свои места, даже микродоза спиртного выветрилась без следа, словно я не пил сегодня никакого «Будвайзера». Я ясно осознал, что это именно то, чего я подспудно ждал и чего боялся. Сейчас мне тоже сделают предложение, и от моей реакции на него будет зависеть очень многое. И я сделал то немногое, что было доступно мне в этой ситуации.
Я запаниковал.
— Д-добрый день, — запнулся я, глядя на Валентина взглядом кролика, перед которым внезапно появился удав.
Алла тоже пискнула что-то приветственное.
— Добрый-добрый, молодежь… — Валентин помахал Алле рукой. — Аллочка, я заберу твоего жениха?.. А чего это ты так глаза раскрыла? Опачки… Михал Сергеич, они, похоже, уже свадьбу наметили, а нас на неё даже приглашать не планируют!
Я и так был не в себе, а тут совсем потерял дар речи, просто открывал и закрывал рот. В похожем состоянии была и Алла, но она сумела выпалить:
— Валентин!
— Да, Валя, прекращай смущать ребят, — вмешался Михаил Сергеевич. — Свадьба — так свадьба, дело хорошее, совет им да любовь. Пригласят — придем, не пригласят — подарки пришлем. А сейчас давайте закончим с делами, выходной всё же… Пойдем, Алла.
Они скрылись в коридоре.
— Эх, не дает он мне развернуться… — со вздохом констатировал Валентин.
— А очень хочется? — обиженно спросил я. — Мы тут поговорим или… куда-то поедем?
— Поедем. Но тут недалеко, — он, кажется, понял, что перегнул палку и неуклюже попытался меня успокоить. — Через час обратно вернемся.
«Ага, со скальпом Горбачева на поясе и всей милицией на хвосте».
— А куда едем?
— Я покажу. Тебе, кстати, как машина? Вы же её вчера смотрели?
— Да, вчера… нормальная. И совершенно не похоже, что она много лет простояла без движения, — сказал я.
— А это сын! — радостно объяснил он. — Месяца два назад занялся, как оказалось, пригнал бригаду — они её и починили.
— Сын? — удивился я. — Так, может, он этот автомобиль себе хочет? А вы его мне по дешевке загоните…
— Нет-нет, не хочет, ему что посовременнее подавай, — в голосе Валентина сквозило осуждение. — Я ему рассказал про новый ВАЗ… ещё и по своим каналам пробил — его «Спутником» назвать хотят, в декабре начнут собирать. Только дороговато выходит — почти девять тысяч…
— Дороговато, да, — согласился я. — Но она действительно посовременнее всей этой «классики» [17].
Я, конечно, мог бы рассказать, что «классику» ВАЗ будет гнать до победного, а вот «восьмерки» так толком и не приживутся, им на смену придут чуть более толковые «девятки». Но не стал — не моё дело в таких мелочах будущее прогнозировать.
— Посмотрим, — неопределенно сказал Валентин. — А пока давай, садись за руль… я покажу, куда ехать, тут действительно рядом.
У меня немного отлегло — деревня, из которой хорошо простреливалась дача Горбачева, была где угодно, только не «рядом».
Глава 22
Проверка на дорогах
— Дешево… — с сомнением сказал я. — Почему так?
Ехать было действительно недалеко. Прямо перед каналом Волоколамское шоссе рассекало надвое симпатичный зеленый район; с севера этот район был ограничен парком Покровское-Стрешнево, до которого я снова пообещал себе добраться — как только у меня будет свободные выходные, — а с юга — петлей железной дороги Рижского направления.
