на мой невысказанный вопрос. — Нравится?
— Так это… для меня?
Он рассмеялся.
— Нет, ну что ты, — он похлопал меня по плечу. — Слишком жирно было бы для тебя городить такое. Иногда требуется… ситуации разные бывают. За остальными дверями, кстати, такие же камеры. Как думаешь, подойдут они для тех двух деятелей?
Он явно имел в виду Лёху и Михаила, поэтому я не стал уточнять.
— По закону, я так понял, оказалось сложно? — спросил я, и он кивнул: — Ваши ребята всё делали очень старательно…
— Не всё получается так, как мы хотим, — философски заметил он. — Ну что думаешь? Сам же просил их в суровые условия поместить… Только те камеры были заняты, вот и пришлось задействовать запасной вариант. Или ты уже отказываешься от того своего предложения?
Я обдумал это.
— Нет… Вернее, да — отказываюсь. Проще всё же дать мне с ними разобраться. Хотя, наверное, это более жестокий вариант, с членовредительством. Я на полумерах не остановлюсь.
— Поэтому и не разрешаю, — ответил Валентин. — Стране не нужны инвалиды.
— Ублюдки ей тоже особо без надобности, — пробормотал я. — С ними только два варианта сработают — по закону государства или по уличному. По закону… они, наверное, в отказ ушли?
Валентин кивнул.
— Да, там явно адвокаты уже поработали. Ничего, мол, не делали, сидели по домам, крестиком вышивали. Доказать обратное, конечно, можно — кто-то из домашних обязательно проколется на мелочах, они не могут обговорить все детали. Но — это долго, а результат неясен… следователь сразу сказал, что суд им даст условный срок, да и то небольшой, по хулиганке. Максимум — пятнадцать суток, но и тех, похоже, не будет. Поэтому вспомнил о твоем предложении.
— А спекуляция?
— Никто не будет ради этого держать двух хулиганов в СИЗО, — со вздохом ответил он. — ОБХСС сейчас по крупноте работает, у кого денег на миллионы. Ладно, пёс с ними… Подумаю ещё, с ребятами своими посоветуюсь. А пока пусть считают, что выкрутились. Ладно, пошли к машине, а то там Михал Сергеич с твоей девушкой ещё и «Капитал» на русский переведут.
Мы пустились в обратный путь, но где-то на полдороге к свету я не выдержал.
— Валентин! — он остановился, я тоже. — Так вы что, просто посмотреть на эти камеры меня позвали?
— Что-то типа того… — он задумался. — Но не совсем. Есть у меня один вопрос, на который, наверное, только ты сможешь ответить.
— Задавайте, — я пожал плечами. — Мне особо нечего скрывать.
— Это хорошо, — Валентин одобрительно кивнул. — Тогда скажи, почему ты мне признался? Два месяца ты успешно скрывал это… хм… обстоятельство, хотя какие-то намеки были… не отрицай! Опросник не просто так появился.
— Да я и не отрицаю, — буркнул я. — Думаю, я столько намеков оставил, кто угодно догадается, что дело нечисто. Вы, правда, меня шпионом назначили… наверное, уже полковником себя видели? За поимку особо опасного агента «Моссада» или Ми-6?
— За такое полковника не дают, — мрачно ответил он. — Этих агентов… если за всех очередные звания давать, весь комитет из генералиссимусов состоял бы. Но да, и это глупо отрицать — первым делом я подумал о том, что ты агент разведки наших оппонентов, хотя так и не понял, зачем им потребовалось посылать такого сопляка к Михал Сергеичу. Даже начал… как это сказать… оперативную разработку. Правда, быстро прикрыл, во избежание… но кое-что накопать успел. Так почему признался-то?
* * *
Вопрос был с очевидным подвохом. Признаваться, что я просто скинул на них миссию по спасению страны? Нет, это слишком просто. Из меня вытянут все сведения, а потом отправят гулять подобру-поздорову. В принципе, меня этот вариант устраивал почти полностью, хотя я лишался доступа к тем, кто занимается будущим, а сам переходил в разряд обывателей. Нынешнее же положение меня устраивало, пусть и с оговорками — всё же периодически попадать под раздачу оказалось больно и обидно. Но я считал это платой за близость к верхушке Страны Советов, причем платой не слишком большой, и готов был её платить.
Поэтому свой ответ я начал очень издалека.
— Знаете, Валентин… вот вы сейчас упомянули безнаказанность. В будущем именно она приведет к самому настоящему беспределу… зеки на зонах, кажется, и сейчас это слово употребляют. Не слышали, случаем? Знаете, что оно означает?
— Не слышал, но догадываюсь, — кивнул он. — Нарушение процессуальных норм и прочих законодательных актов?
— Примерное, но достаточно точное определение, — сказал я. — В общем, вот эти ребята творят самый натуральный беспредел, причем без особой пользы для себя, и нарываются на ответный удар. Потом они начнут мстить, ситуация выйдет из-под контроля быстро… ведь если закона нет, то всё позволено? Впрочем, в каком-то смысле они и раньше что-то подобное практиковали, уж я-то это на собственной шкурке прочувствовал. Я не знаю, как в такой ситуации правильно действовать… Но вообще могу сказать, что про беспредел я знаю побольше вашего, уж поверьте… мы про девяностые ещё не разговаривали, но вот там-то как раз беспредел проявился во всей красе. И начался он с легонького такого игнорирования закона. Сначала отдельными представителями общества и власти, потом отдельными представителями милиции и гэбе. А как все сразу начали закон игнорировать — беспредел и наступил. Такой дикий запад из американских вестернов, у кого револьвер — тот и прав.
— Всё было так плохо? — угрюмо спросил Ваентин.
— Ну как вам сказать… — поморщился я и решил всё же вывалить свой козырь. — Скажите, Валентин, вы же, наверное, пробили по своим базам и моих родителей, и родителей Аллы?
Он немного поколебался, но всё-таки кивнул.
— Да, но это стандартные мероприятия, со всеми проводятся, кто наш интерес вызывает. Жаль девочку твою… но рак это рак…
— Жаль… но тут люди пока бессильны, — согласился я. — Мы с вами про СПИД говорили… так вот, про рак могу то же самое сказать — таблетки и через сорок лет не появилось, все силы ученых ушли в создание средства для повышения потенции.
Он усмехнулся.
— Серьезно? И как?
— Понятия не имею, не пробовал, — отбился я. — Вроде бы это был побочный эффект при исследовании лекарства от гипертонии, но тут могу рассуждать только умозрительно… Но мы отвлеклись, я про другое хотел спросить. Вы же и про отца Аллы всё узнали?
— Ну да, — ответил он с явным непониманием, к чему я веду. — Уважаемый человек, инженер-конструктор, орденоносец, БАМ для страны строит…
— Вот-вот, уважаемый и для страны. А лет через пятнадцать идейные наследники ребят, которых мы с вами можем посадить вон туда, — я мотнул головой назад, в сторону камер, — вывезут
