Три.
Болит все. И сразу. Особенно у груди. Почему-то перед глазами стоит марево, а скозь него виден некто огромный, запустивший обе руки в эту самую грудь. Зрелище, говоря по правде, преотвратное. Но Винченцо терпит.
Смотрит.
И его награждают покоем. Сложно сказать, сколько проходит времени.
- Надо дождаться ночи, - голос смутно знаком. – И там попытаемся потихоньку… эй ты, как там…
- Ирграм.
Ирграм давал воду. Он неплохой человек. Но Алефа боится. И правильно. Это разумно, бояться свихнувшегося мага. Винченцо тоже вот боялся. Всегда.
- Как думаешь, не сунутся?
- Не знаю. Еще пару часов точно не рискнут. А потом… не знаю.
- Пара часов – это хорошо.
Миара. Она рядом.
И силой делится. Теперь Винченцо чувствует. Наверное, благодаря этой вот нити силы, что протянулась между ними, он вообще в себя пришел. Хотя лучше бы не приходил.
Больно, мать его.
Ноги огнем горят. Да и остальное не лучше. Дышать получается через раз. И звук собственного дыхания, сиплого, судорожного, давит на нервы.
- Да в любом случае незаметно не выйдет, - Дикарь.
Рядом.
А где Алеф?
И почему он молчит? Сдох? Хорошо бы. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. И в то же время плохо.
- Почему?
Миара отпустила руку. И нить натянулась, но не исчезла. Ладонь же легла на лоб Винченцо.
- Потому что если сами мы могли бы рискнуть убраться тихо, то что с ним делать?
Это он про Винченцо, наверное. Про кого же еще.
- Ты ведь не собираешься его бросить?
Смешной вопрос.
Если Винченцо слишком слаб, то его стоит бросить. Это разумно. А Миара всегда была очень и очень разумной.
- Нет.
Ерунда какая.
- Я на него столько сил потратила и теперь бросать?! – в её голосе даже эхо возмущения слышится, но притворное. Нет, наверняка, Винченцо не знает. Но хочется верить, что она искренна. Хоть кто-то должен быть искренним. Иногда. – И вообще… ты, поганец, мог бы и глаза открыть.
Мог?
Наверное.
Тяжело.
- Его слишком долго поили сонным зельем, - влез Ирграм. – Распоряжение… Алефа.
Веки свинцовые. А руки ватой набиты. И дышать неудобно. В груди точно камень. А Винченцо все равно дышит. Из упрямства.
- Вот… на закорках его тоже не понесешь. Так? – Дикарь наклоняется к самому лицу. От него пахнет кровью и еще чем-то, причем запах весьма даже приятный. – Не выдержит.
- Пожалуй, - Миара сама разлепила веки. Наклонилась. – Проклятье, ему и глаз повредили.
Что она прицепилась к такой мелочи. Глаз – ерунда. Куда больше Винченцо заботило то, куда подевался Алеф.
Нельзя… убивать нельзя.
- Да не ерзай ты! Тоже мне… я только посмотрю. Искра попала? Воспаления не нечалось, а стало быть, шансы неплохие. Хуже если зрительный нерв задет, но тут я пока ничего не скажу. Кстати, ноги тебе придется перебирать. Кости начали срастаться, но составили их не слишком хорошо. Так что, как доберемся до спокойного места, будем ломать.
- Простите, госпожа Миара, - Ирграм держался в стороне, и его Винченцо не видел. Остальных, впрочем, он тоже видел не слишком хорошо.
- А…рх…
- Алеф? – Миара убрала руки от глаз, правда, лишь затем, чтобы ощупать лицо и грудь. – Скончался.
- Скоропостижно, - добавил Дикарь.
Как?
Как такое возможно?
- Ты знал, что этот угребок завязался с первозданной тьмой? – руки Миары причиняли боль, правда, её же и убирали. – И едва… в общем, это не важно. Сейчас он действительно мертв.
Плохо.
Кто бы подумал, что Винченцо станет переживать по поводу этой вот кончины, но… если то, что Алеф рассказал, правда, то… он был нужен.
Живым.
Твою ж…
- Надо же, а он расстроился, - удивилась Миара. – Нет, в самом деле! Он на тебе золотую сеть использовал, к слову, успешно, а ты расстраиваешься? Хотя ладно, потом расскажешь, что этому уроду надо было.
Уроду.
Но… если он прав? Если… Алеф никогда не лгал. Не считал нужным. А ошибиться? Он ведь мог ошибиться? В языке Древних, в… в трактовке всего увиденного? И если так, то это ладно… а если нет?
Если Алеф не ошибался?
И Древние тоже?
- Не ерзай, а то опять усыплю, - Миара убрала руки. – Ты прав… еще бы пару дней, но сейчас Вин не переживет небрежной перевозки. Тут телега нужна. И чтобы ехала медленно, чтобы не растрясли.
И выражение её лица сделалось донельзя задумчивым.
Все замолчали.
Винченцо смежил веки. Пусть свет проникал сквозь полог шатра рассеянным, но все равно причинял боль.
- А если… внаглую? – предположил Дикарь. – Просто объявить, что ты победила этого вот… в бою. В честном бою. И стало быть, конфликт исчерпан. Пусть выдают лошадей там, телегу и прочее, а сами могут быть свободны.
- Безумие, - Миара, впрочем, произнесла это не слишком уверенно. – Но…
- Люди боятся вашего брата, госпожа Миара. Боялись. Очень. После того, что было… там, на поляне, он показал истинную мощь мага. А если вы его одолели…
- Только отмыть тебя надо будет, - добавил Дикарь. – И как-нибудь морду лица поправить…
- Чем тебе мое лицо не нравится?
- Да всем нравится. Только пожеванное слегка… ну, и опухло.
Миара умела ругаться. И если бы Винченцо мог, он бы рассмеялся. Но сейчас он мог лишь лежать и слушать. Причем почему-то от услышанного хотелось улыбаться. Напрочь противоестественное желание, особенно, когда корежит от боли.
- С другой стороны, - меланхолично продолжил Дикарь. – Может, оно и к лучшему. Сразу видно, что бой был тяжелым…
- Издеваешься?
- Думаю. Вслух.
С другой стороны Винченцо тоже потрогали и эти руки были небольшими, но очень горячими. Впрочем, на прикосновение их сердце отозвалось сломанным ритмом. А в глазах потемнело.
- Рискнут они воевать с магом? – поинтересовался Дикарь.
Нет.
Не те, кто в здравом уме. Люди давно бы ушли, если бы не боялись, что маг ударит в спину. А теперь…
- Нет, пожалуй, - Миара зашипела. – Убери от него руки, ты хуже делаешь!
- Сама дура, - огрызнулась Ица.
Но руки убрала.
- Так, тихо… в общем… план таков. Оттираем тебя. Сможешь там… ну на всякий случай чего-нибудь намагичить? Для убедительности? Чумы не надо, но вот там столп огня или молнию какую?
- Смогу, - проворчала Миара.
- Вот и отлично…
Винченцо прикрыл глаза. На этот раз забвение было мягким, пуховым даже.
Миха поскреб щеку. Кожа зудела. И на щеках, и на шее, и руки вон тоже, словно комарьем обглоданные. Хотя нормальное комарье не способно было прокусить Михину кожу.
Маги, чтоб их.
Один мертвый. Второй – полумертвый, а третья довольно живая, но героических черт облику не хватает. План, надо признать, дерьмоватый, но… вот с другой стороны, что делать?
Дождаться ночи и свалить?
Не факт, что получится. Может, мага и не особо любят, но за шатром приглядывать будут. Хотя бы из чувства самосохранения. Да и Вина… на руках не вынесешь, на плечах – не выживет. Точно телега нужна, раз уж реанимобилей по близости не наблюдается.
Бросать… как-то не особо.
Он, конечно, и не друг, но ведь дело не в нем даже. Дело в том, что Миха будет себя поганцем чувствовать. А оно ему надо?
То-то и оно.
Ица…
Нет, втахаря не выйдет. Даже если позволят ночи дождаться.
Выпустить кого, чтобы пробрался в замок и сигнал подал? Опять же… кого? Миху? Дойти-то он дойдет, но как знать, что будет с этими, с оставшимися… Миару? Ей могут и не поверить.
Или сделать вид, что не верят.
Упыря? Еще веселее. Как бы его не пришибли от избытку радостных вестей. Тем паче баронесса точно ситуацией воспользуется. А чего она там удумает, Миха не знал.
Вот и остается…
Миаре он подал флягу с водой. А платок у нее нашелся. Кровь она кое-как с лица оттерла. Потрогала распухшие щеки и поморщилась.
- Ублюдок.
- Это ты про кого? – уточнил Миха.
- Сволочь! Вот… вот не был бы он покойником…
