По тону разговора я сразу понял, — речь идёт про Константина, и, похоже, что предыдущие конфиденты ничего полезного предложить ей не смогли.
Впрочем, «заглядывая в шар», то есть вспоминая сохранившиеся в памяти события того времени, я осознал, что тоже не смогу родить ничего вразумительного. Константин Павлович, увы, всю свою жизнь звёзд с неба не хватал. Все люди устроены по-разному: есть творцы, основатели и провидцы, есть мечтатели и художники, встречаются, хоть и редко, подвижники и святые… но 99 их ста людей — «обычные». Более того, эти самые «обыкновенные люди» даже иной раз бравируют своей безыскусностью и простотой. И Константин Павлович, похоже, из этой когорты: я вижу, что его просто трясёт от навязываемой ему роли первого лица, от всеобщих ожиданий, которых, (и он прекрасно это осознаёт), ему не суждено оправдать. Парня при рождении определили на роль нового Константина Великого, даже новую Греческую империю пытаются на полном серьёзе под него воссоздать; а сам он по складу характера — добротный унтер-офицер, и всё это величие ему до одного места.
— Надо к делу его определить, вот что я думаю — наконец ответил я, глядя в три пары вопрошающих глаз. — Что-то серьёзное, важное, вероятно — военное.
Государыня только вздохнула.
— Мы ведь уже посылали его в Финляндию, инспектировать укрепления вместе с Михаилом Илларионовичем Кутузовым. Не поехал: и даже самомалейшего интереса к сему не проявил!
— Ну, так он правильно сделал: и я бы не желал ехать туда. В Финляндии укрепления делал Суворов, и совсем недавно; чего же там инспектировать? Надо у него спросить, к чему имеет склонность: может, он в кавалерию хочет, или в артиллерию, или на флот…
Тут глаза Екатерины зажглись надеждой.
— А вот ты с ним и поговори! Небось расскажет тебе свои тайныя грёзы.
Я раскланялся и уж думал уходить, как вдруг услышал обрывок их разговора:
— Ну хорошо, с Константином Павловичём, даст бог, Саша разберётся. Он у нас — ума палата. А с Суворовой что делать? Никак эту заразу Александр Васильевич замуж не определит, а уж пора. Как думаешь, Платоша? Ведь фельдмаршальская дочь! Николай Иванович, что там у них с сыном вашим?
— Увы, всё расстроено, — побагровев ещё больше, угрюмо сообщил Салтыков. — Наталья Александровна нравом пошла в папеньку… хоть там и маменька — не подарок!
— И что, не жалеешь теперь, что сына на другой обженил? Не ведал, как высоко скакнёт Александра Васильевич? — ехидно спросила императрица, с обычной улыбкою поглядывая на Николая Ивановича.
— Рок играет человеком, влечёт его в неведомые бездны, — философски отвечал Салтыков, интонацией, однако же, подтверждая догадку императрицы.
— Платоша, такую барышню, я считаю, запросто так отпускать нельзя. Очень непростой ныне человек Александра Васильевич, очень. Как думаешь, если Николай…
— Да запросто — спокойно ответил Платон, качая ногой в домашней сафьяновой туфле. Сам он, кстати, был облачён в шлафрок, в то время как Салтыков, чтобы пройти до покоев императрицы с одного этажа на другой, облачился по всей форме, включая ленты и ордена.
— И что, жить хорошо с ней будет? А то, ежели что не так, Александр Васильевич возьмёт ваше семейство приступом, как ту Прагу!
— Не извольте беспокоиться. Что он, дурак, что ли? Николя следы прятать умеет! — цинично усмехнувшись, отвечал Платон, перекладывая ногу за ногу.
— Ну вот и славно, хотя бы с этим решили!
Я ушёл, сам притворив дверь и кивнув напоследок сонным кавалергардам. Да, Наташу Суворову, судя по всему, сосватают за этого громилу, Николая Зубова. Вряд ли она будет счастлива с таким человеком…
Чёрт. И почему мне это так не нравится?
Глава 27
На следующий день поутру, встретив Константина за фриштыком, я немедленно приступил к исполнению задания государыни императрицы. Да, что там сказать, и мне очень хотелось придумать что-то такое, чтобы направить юную дурь Константина в какое-то более-менее конструктивное русло!
— Костя, брат! — пристал я к нему, обнимая за плечи. — А расскажи-ка мне, как брат брату чисто по-братски, а чем ты на самом деле хотел бы в жизни заниматься? Вот, скажем, прямо сейчас?
— Прямо сейчас — лафиту выпить! — гордо сообщил мне Костик, наяривая холодную ветчину.
— С утра-то? Ну и ну! Нет, я тебя серьёзно спрашиваю: чем бы ты желал заняться? Хочешь, скажем, в кругосветку пойти? Или ведомство, губернию какую в управление?
Тот усмехнулся, льняной салфеткой промокая свои алые, будто накрашенные, губы.
— А ты что желаешь, братец? Нет ли у тебя, часом, насущного желания посетить дивный сад удовольствий Селадона и Афродиты?
— Чего? — не понял я сразу, что за таким куртуазным наименованием скрывается попросту публичный дом.
— Там, знаешь… вообще всё возможно! Девицы высшего сорта, и готовы не все услуги!
— Да что ты, право слово — я тебе про дело, а ты всё про баб да про баб!
— Очень рекомендую! Как сходишь туда разок — про все дела свои дурацкие позабудешь! А по делу, я так скажу — знаешь ли ты что-нибудь про улан?
Про этот вид кавалерии я, конечно же, слышал, (уланы имелись в польской армии), но без сугубых подробностей.
— И чем тебе нравятся эти самые уланы?
— Это регулярная конница, но действуют они пикой. Очень хороши!
— А что же в них хорошего?
— Ну так пика и хороша! Благодаря ей уланы могут переколоть решительно любую конницу, да и каре проломить: ведь пика же длиннее и штыка, и шпаги!
— Ну, хорошо, раз так. И чего?
— Хочу устроить себе полк, как у папеньки было! Только уланский…
— Да вот и славно; давай устраивай!
— А как, с чего начинать?
— Наверно, сперва составить штат, с помощью какого-нибудь дельного офицера, затем утвердить его у императрицы и получить деньги; ну а затем уже набирай людей,сперва, конечно же, толковых кавалерийских офицеров. Кстати, неплохо бы тебе поближе познакомиться с казаками, они ведь тоже пикой орудуют…
— А форму, лошадей, рекрутов? Где всё взять-то? На довольствие полк как поставить?
— Да всё постепенно получишь. Граф Салтыков тебе в помощь, он же глава Военной коллегии! Ты, главное начни, а дальше оно само пойдёт. Знаешь, как говорят: слона едят частями. Не пытайся сразу всё охватить, лопнешь.
— А ты мне поможешь, ежели что?
— Конечно, чем смогу!
— Отлично. Ну, так что всё-таки с Садом Селадона? Пойдёшь?
— Тебе что, не с кем сходить туда?
— Да почему, — туда все Зубовы вхожи, не исключая и бабушкиного. Я для тебя стараюсь, а то сидишь всё в своём Адмиралтействе анахоретом, в свои-то молодые года сиськи доброй небось не видишь!
— Да ты будто бы знаешь, что я вижу, а чего нет! Расскажи-ка, как там у этого Селадона всё устроено, а то я, может и не такое видал!
Из Костиного рассказа можно было заключить, что место, называемое так высокопарно, представляет собой попросту смесь борделя и свингер-клуба.
— Собрания проводятся двух видов, — со знанием дела пояснял мне Костик. — По средам туда приходят со своими дамами — можно с женою, можно с любовницей или актрисою. Все, разумеется, в масках. Общество сидит на кушетках или диванах, развлекается обычным образом — играют в карты, болтают,затем вдруг, будто бы порывом ветра задуваются все свечи, и начинается настоящая часть представления!
— А другое как?
— Ну, там попроще: приходят без дам, всем тебя на месте обеспечат. Дамочки — ухх! Я, конечно, в этом профан, а вот Николя говорит, что это лучшее, что было с ним в жизни…
— Николя — это Зубов?
— Ну да.
— Понятненько…. и часто он там бывает?
— Как из Польши вырвался — так, собственно, ни одного собрания и не пропускает. Они по пятницам, если что!
— Знаешь, а я, пожалуй, пойду развеяться. И вправду, что киснуть? Только я, вернее всего, не один буду…
— С дамою? Эге-ге! Да ты от меня что-то скрываешь, братец!
— Ну, не с дамою… так, с приятелем. Один господин из Измайловского полка, ты не знаешь его.
