Советский прокат документалку про Вьетнам «In the year of the pig». Обошлось совсем недорого. Художественных фильмов про Вьетнам наснимать еще толком не успели, так что пусть пока будет этот — все нужные нам посылы про «война — это ужасно» там есть.
Перед вылетом в Одессу тридцатого сентября закинули по пути к генералу Епишеву в окно черной «Волги» (думаю, просто от скуки КГБшники такой фигней маются) доклад «наверх» на тему «Почему СССР нужно Министерство чрезвычайных ситуаций». Моменты, где про кучу новеньких вкусных должностей (в том числе сильно генеральских), старательно опустил — всем все и так понятно.
— Я же говорил, что генерал Епишев обязательно захочет добавки и придет за ней сам, — довольно заявил я.
— Тебе нужен личный стяг с надписью «Я же говорил», — фыркнула Вилка.
— Надоело, да? — понял я сигнал. — В самом деле, как заезженная пластинка.
— Все не настолько плохо, — с улыбкой погладила она меня по щеке. — В конце концов — так ведь все и было. Но самую чуточку все-таки надело.
Прошли в приемную, получили от встретившего нас адъютанта отданную честь (причем козыряет вполне охотно!) и прошли в кабинет, где были очень радушно встречены хозяином чаем, печеньками и тортом «Прага». За всем этим и рассказал ему про специализирующуюся на фигурах высшего пилотажа группу пилотов. Можно показывать за рубежом! Семена упали на благодатную почву — что-то такое товарищ генерал за биатлон очень хорошее собирается получить, судя по всему, поэтому новый проект встретил с тщетно скрываемым восторгом. Название, само собой, «Стрижи».
— Вроде ничего толком не делали, а везде в итоге успели, — заметил я по пути в аэропорт — багаж уже с нами, а с родными должным образом попрощались.
— Не делай вид, что не мог успеть все за неделю, — не повелась Вилка.
— Технологии и скорость работы моей машинистки, к сожалению, не совершенны, поэтому понадобилось бы недели две, — отомстил я.
— Мои несовершенны? — возмутилась Виталина.
— Ты же всего лишь человек, — нагло улыбнулся малолетний уберменш и получил карательный щелбан.
— Переоценил я местный климат, — вздохнул я, спускаясь по трапу прибывшего в Одессу самолета, глядя в черное (потому что облачность) беззвездное небо и поправив ветровку. — Плюс двенадцать — какое уж тут купание?
— Не хотела расстраивать тебя раньше времени, — улыбнулась Вилка.
— Мне тоже купаться нельзя? — расстроенно спросил отца сын Велтистова.
— Холодно, — мягко улыбнулся ему Евгений Серафимович и пообещал. — Следующим летом приедем, всей семьей.
Мадам Велтистова поехать не смогла — нормальные люди в СССР вообще-то работают, им разъезжать некогда, но сыну отгул выбили — пусть развеется.
Погрузились в выделенный киностудией транспорт в виде двух «Москвичей», нас довезли до гостиницы, где пришлось попрощаться с Велтистовыми, а потом заселиться в двухместный номер с двуспальной кроватью вместе с Виталиной. Вот такие командировки прямо по мне! Скоротав время до рассвета и немножко вздремнув, позавтракали, покинули гостиницу, и, все еще на киностудийном транспорте, нас с Велтистовым-старшим повезли на прославленную на весь СССР Одесскую киностудию.
— Вроде почище стало, — по пути поделился я впечатлениями с Вилкой.
— Третьего дня на внеплановый субботник весь город выводили, — пояснил водитель.
Понимаю — новый градоправитель испугался, и теперь очень старается произвести хорошее впечатление. В том числе — эксплуатируя горожан.
— Уже бывал в Одессе? — с улыбкой спросил писатель.
Неплохое подтверждение того, что какая-то секретность в СССР еще осталась.
— Проездом, на день, — честно ответил я.
Приятно, что Вилка не вмешивается — знает, что лишнее я говорю только тем, кому можно.
— А как тут вообще, Михаил Сергеевич, — обратился я к водителю. — При новом градоправителе?
Лицо Велтистова стало задумчивым.
— Да как? — пожал он плечами. — Поначалу чистота была, в магазинах изобилие, силовикам хвост накрутил — месяц зашивались. У меня друг в милиции работает, — объяснил он собственную осведомленность.
Ну классика — немножко посуетились и нормально, авось пронесет. Но, раз ради меня выгоняли людей на внеплановый субботник, «потемкинская деревня» активно строилась и продолжает это делать прямо сейчас. Ну посмотрим, что у них получится — полученный мной сигнал сверху «градоправителя не трогать, политически плохо снимать через полгода после назначения» я впитал, так что придется перевоспитывать. Вот сегодня-завтра кинодела утрясем — благо их немного, снимать раньше весны все равно никто не начнет, зима близко же — и сразу возьмусь.
Молча ткнул пальцем в идущего по тротуару очень бородатого армянина из списка, Виталина заметила и подтвердила. Винтилова мы не увидели, поэтому товарищ Велтистов ничего не заподозрил.
— Евгений Серафимович, а вы на нормальной работе еще работаете? — спросил я его.
— Писатель — вполне нормальная работа, — успокаивающе улыбнулся он.
— Ничего не делаешь — и все есть, — горячо закивал я.
Поржали с коллегой по цеху.
— Третьего дня наткнулся на ваше интервью с начальником американского уголовного розыска, — добавил я. — Я не журналист, но, чисто с обывательской точки зрения, интервью получилось жутко интересным.
— Спасибо, — с улыбкой поблагодарил Велтистов и поморщился. — Наврал он, конечно…
— Это уж как водится! — подключился к беседе водитель. — У них все на вранье и держится!
— База, — кивнул я.
— Какая «база»? — не понял он.
— Базовые знания, которыми обладают просвещенные люди, — пояснил я.
Водитель от комплимента немножко покраснел. Извини, мужики милахами в моих глазах не бывают.
Въехали в ворота студии, потаращились на павильоны и суету — вон макет печки куда-то потащили — и добрались до крылечка главного здания, на котором нас встретил лично Геннадий Пантелеевич Збандут — нынешний директор. Поздоровались-познакомились, и я понял, что Геннадий Пантелеевич чисто по-человечески мне симпатичен полным отсутствием подхалимажа, которого с каждым днем вокруг меня все больше и больше. А еще — кандидат философских наук, и в интернете про написано него много хорошего.
По пути высказал пяток комплиментов его диссертации, задал пару вопросов, получил ответные комплименты и вопросы, которые Геннадий Пантелеевич масштабировал и на Евгения Серафимовича.
Последний меня и спросил:
— Ты и в философии разбираешься, Сережа?
— Поверхностно, — признался я, скромно шаркнув ножкой. — Разумеется, за исключением Гегеля, учение которого каждый считающий себя приверженцем коммунистических идей должен освоить хотя
