А вот с чем мне там придётся столкнуться, я не знал. Следует хоть чуть-чуть подготовиться. Итак, что мы имеем? 1989 год, обстановка в СССР очень сложная. И «Голос Америки», и западная пресса (ознакомиться с которой я успел в Кувейте и Анкаре) уже вовсю трубят о проблемах в самой большой стране мира. Дескать, притесняет «старший брат» малые союзные республики, вот и хотят они отделиться от него. Началось всё с Нагорного Карабаха и его желания выйти из состава Азербайджана. И пошло-поехало. Следом за Азербайджаном и Арменией прошли акции протеста в Прибалтике, Молдавии и Грузии. Говорят, в Тбилиси при разгоне погибло много людей, как военных, так и гражданских. И плевать все хотели на знаки свыше. А ведь землетрясение в Спитаке явно было таким знаком: остановитесь, мол, не разжигайте!
А там, куда я собрался, вообще Афганистан по соседству. С кучей воинствующих мусульманских фанатиков, подогреваемых американскими деньгами. Тут ситуацию можно удержать только силой оружия. Однако его-то у меня как раз и нет. Да и купить оружие в Союзе весьма проблематично. Впрочем, оно нужно чисто для подстраховки, на всякий пожарный, как говорится. А то, мало ли что?
Плеснув в стакан ещё ликёра, я разбавил его до половины соком, выпил и лёг спать. Наутро поехал на вокзал и, постояв в очереди не меньше часа, купил билет до Волгограда и сразу же оттуда до Душанбе. Останется лишь пересесть с поезда на поезд.
Отправлялся я из Саратова только вечером, поэтому пошёл бродить по городу, любуясь его видами. Гуляя по центру, заметил вдалеке толпу людей, повернул в ту сторону и вышел ненароком на Сенной рынок.
Рынок по обыкновению полнился разномастным народом, спешащим по своим делам, торговцами и высматривающими нужный им товар покупателями. На меня удивлённо смотрели и те, и другие, но товар свой всучить не пытались. И это правильно, дорогие товарищи.
Я без особого интереса прошёлся по рядам, торгующим прошлогодними овощами и фруктами. Хотя какие там фрукты в начале апреля? Одни пожелтевшие и сморщенные как щеки дряхлой старухи яблоки. За крытыми, извивающимися по кругу рядами вдруг открылся птичий рынок. Ну, птицы и рыбки с хомячками меня вообще не интересовали, потому я направился дальше.
Внезапно я очутился в рядах, где торговали всякими скобяными изделиями, инструментом и прочими железяками. Сначала я не собирался ничего покупать, потом, присмотревшись, увидел у одного из продавцов разные кухонные ножи и подошёл к нему.
— А ничего посерьёзней нет?
— О! Негр, — ошарашенно ляпнул оторопевший мужик, — а по-русски разговаривает!
— Я и по-арабски умею, и по-английски, и по-амхарски, — продемонстрировал я ему свои умения, сказав эти фразы на названных языках.
— Так я это, удивился просто, — вдруг стушевался мужик. — А что интересует?
— Ножи интересуют, боевые. У нас, понимаешь ли, в Африке война идёт, ножи всегда пригодиться могут.
— Ммм, — замялся продавец. — Смотри, всё тут лежит.
— Это капусту рубить, — хмыкнул я. — Посолиднее что есть?
Парень опасливо огляделся по сторонам и полушёпотом спросил:
— Финки интересуют? Есть зэковские, есть просто кустарного изготовления, есть и фабричные. Штык-нож даже есть от винтовки Мосина трёхгранный. Кстати, совсем не ржавый и остро заточенный.
— Покажи.
Продавец кивком пригласил меня пройти за прилавок, потом развернул завёрнутый в тряпку нехитрый арсенал рыцаря плаща и кинжала. Хотя нет: рыцаря подворотни и заточки. Все увиденное мне не сильно понравилось.
— А метательные есть?
— Ну, — продавец замялся, с сомнением посмотрел на меня и всё же ответил: — Ими редко интересуются, но один, может, и найду. Штык-нож шесть на три к АК подойдёт? Только у него рукоять отлетела, подремонтировать придётся.
— Ножны для него есть?
— Да, ножны в порядке, родные. Списали из-за рукояти, мы под шумок прибрали, там сталь отличная.
— Давай, но забрать всё это мне нужно через два часа.
— Ну так, — задумчиво глянул на меня продавец, — за два вряд ли успею. Долго это: пока я найду станок, пока новую рукоять на место приспособлю. Да и товар бросить не могу.
— Так подключи кого-нибудь, — и я положил перед ним сторублёвую купюру, — за прилавком стоять много ума не надо. А мне через три часа уезжать.
— За два часа не успею, а за три точно управлюсь, — повеселел продавец.
— Вот и договорились. Жду тебя тогда на железнодорожном вокзале. Там ещё сто рублей получишь за быстроту, только сделай хорошо.
— Всё будет в ажуре. У меня тут связи. Успею к сроку.
— Хорошо.
Оставив деньги и забрав лишь один изогнутый боцманский нож, я ушёл.
Перед самым поездом меня нашёл мутного вида паренёк, и спросил:
— Ты штык заказывал?
— Я.
— Пошли.
Мы отошли в сторонку, и он протянул мне свёрток.
— Вот, смотри и деньги давай!
Я взял в руки ножны, отодвинул клинок вверх и убедился, что работа сделана мастерски. Кивнув, вручил парню сто рублей. Схватив их, он тут же растворился в толпе, словно его тут и не было, а я направился на перрон.
Сев в поезд, я без приключений добрался до Волгограда, а там, подождав немного на вокзале, пересел на поезд Москва-Душанбе.
Грязные вагоны, неряшливые оборзевшие проводники сразу настраивали на подходящую этой республике атмосферу. Тут даже умудрялись размещать безбилетников на третьей полке. Мое место оказалось уже занято каким-то таджиком. Впрочем, скандалить не пришлось. Не дожидаясь, пока проводник разрулит ситуацию, я бросил «зайцу» лишь одно слово на фарси: «Брысь!», и его словно ветром сдуло. Не знаю, куда он переселился, но я спокойно занял своё место и поехал в Душанбе.
За окном сначала проносились пустынные пока степи Астраханской области, потом покрывшиеся молодой зеленью степи Казахстана. А однажды поутру, глянув в окно на горы Узбекистана, я поразился великолепным видом: ярко синело небо, белел снег на горных вершинах, а всё предгорье было буквально покрыто пёстрым ковром цветущих тюльпанов. На станциях, невзирая на запрет и штрафы за уничтожение занесённых в Красную книгу растений, тоже торговали этими короткими, но крепкими цветами.
Дня через три, отлежав все бока и вдоволь налюбовавшись видами на узбекские и таджикские горы, я наконец-то вышел из вагона в столице Таджикистана Душанбе.
Жарко, но как-то по-весеннему. Вокруг в основном загорелые лица таджиков с редким вкраплением светловолосых и светлоглазых славян. И уже чувствуется напряжённая атмосфера грядущих проблем. Всё словно застыло в неустойчивом равновесии. Ещё чуть-чуть, и видимое благополучие взорвётся ураганом событий, страшных в своей жестокости. Это я чувствовал всей своей чёрной кожей, да и историю знал.
Но пока… пока всё казалось спокойно. И покрыто истинно восточной дремотой, как пепел над тлеющими углями, что до поры до времени не представляет вроде бы никакой опасности.
Но я был в Афганистане, видел там тех же таджиков и узбеков, воевал с ними и иллюзий на их счёт не питал. Да и многое повидал, меня сложно обмануть слащавыми улыбками и внешне безразличными взглядами. Я сам чёрный и хорошо знаю менталитет как Средней Азии, так и Африки. Восток — дело, может, и тонкое, но острое и жестокое, как стилет. Впрочем, если ты более злой и не менее жестокий, умный и коварный, то проблем у тебя здесь не возникнет. Проблемы получит лишь тот, кто захочет тебе помешать. Ладно, там видно будет. Я сюда приехал найти и увезти, а не творить вселенскую справедливость. Да и что я могу сделать? Тем более один. Ничего!
Город оказался сравнительно небольшим. Заметив курящего в сторонке славянского вида военного, я спросил нужный мне адрес. Капитан с любопытством глянул на меня, но подробно объяснил, как добраться до общежития, где временно поселили прибывших отовсюду врачей. И я сразу же направился туда. Но… Любови Неясыть там не застал.
— Так она же в Шароре, в госпитале. Врачи на двое суток заступают, потом два дня выходных. И только вчера в гиссарскую долину машина уехала, — объяснила мне говорливая тётка-вахтёрша, ничуть не удивившись моему внешнему виду.
