Да! Так! Вот так! Полетели щепки. Нет у тебя другого щита! Договор — один! Ща я тебе его измочалю, как когда-то Ларс мой, и вот тогда посмотрим, насколько хорошо держит удар твоя короткорукавочка!
Возможно, Болли бы поймал меня на контратаке, но я бил настолько часто, что ему оставалось только защищаться. Я заметил взгляд волосатика. И во взгляде я прочел страх!
Ага! Не ожидал, сволочь! Думал, будет легко! На, так тебе! Так! На миг радость затопила сознание. Побеждаю! Ну, еще поднажать!!!
Что-то ожгло правое предплечье. Я ударил снова — удар получился смазанный. К черту! Разорвал дистанцию. Что там у меня? И тут ... топор выпал из ослабевших пальцев. С правой кисти теперь бежал весьма бодрый ручеек крови, образуя на палубе небольшую лужицу.
Писец...
Широко ухмыльнувшись Болли начал атаку. Я, автоматом, защищался, пытаясь сжать правый кулак на рукоятке скрама. Не получалось. Пальцы не слушались.
— Сдохни, ублюдок! — заорал дредованный, кругами гоняя меня по палубе.
Оставалось только отступать, закрываясь, подставляя под размашистые удары щит, надеясь, что может враг допустит ошибку и засадит клинок в кромку.
Ошибку допустил я — в какой-то момент, отступая, почувствовал, что уперся задницей в планширь. Амба. Дальше отступать некуда.
Зарычав что-то нечленораздельное Болли навалился на меня всем телом, прижимая своим щитом мой, да так, что и мой щит оказался прижат ко мне плотно.
— Всё, ублюдок, передавай привет Хелль! — он брызнул слюной мне прямо в лицо, отжимая всё дальше и дальше. Сейчас я перелечу через борт...
Ну, раз так?
— Сдохнем вместе! — заорал в ответ я.
Откинулся на сколько смог назад и, со всей дури, нанес удар головой в лицо, благо он сам ко мне склонился. Наносник его шлема конечно не дал разбить переносицу, но на миг Болли потерялся.
Я тут же бросил ручку щита, всё равно не до него, и левой вырвал из приделанных кожаных ножен на тыльной стороне щита маленький ножичек — давний подарок Варди, который одно время я дарил Бьярни, а потом он опять ко мне вернулся. И сбоку засадил волосатику прямо под ухо, туда, куда смог дотянуться, и где не было ни шлема, ни кольчуги.
— А-а-а-а!!! — заорал Болли. Из шеи разве что не фонтан ударил. — Думаешь, победил, ублюдок? — его глаза налились кровью. — Нет, сдохнем вместе! Только меня ждут эйнхерии...
С этими словами он качнулся вперед, мы обнявшись рухнули в воду.
Вода на удивление была прозрачна. Будто по заказу, на небе разошлись тучи, и в прореху заглянуло солнце, осветив и корабль, и толщу под ним. И в этой толще на дно опускались два тела.
Широко распахнутые глаза Болли уставились в мои, на губах играла улыбка. Волосатик был доволен — как же, ведь не будет героя Асгейра, того, кто сумел заставить людей платить выкуп! Он уничтожил меня, и был счастлив: месть состоялась.
Вот только рано ты радовался, урод! Широко улыбнувшись в ответ, я вырвал левой рукой нож. Ну не оставлять же подарок друга в теле этого упыря? И оттолкнувшись сделал гребок вверх.
— Куда! — выпуская пузыри заорал Болли. Так мне по крайней мере послышалось.
И попытался ухватиться за меня.
Я отпихнул ногой, еще гребок... Железной хваткой враг вцепился мне в ногу. Мелькнула паника — так мне воздуха не хватит, мы погружались всё глубже и глубже. Я дернулся, дернул ногой... Видимо ремешки на ботинке не выдержали и, лопнув, освободили меня от обуви. Еще пару секунд я висел в толще воды, наблюдая за тем, как исчезает в мрачной глубине мой враг. Кажется, я успел разглядеть то ли удивленный, то ли яростный взгляд... Затем изо рта Болли вырывалась еще гирлянда пузырей и он скрылся в пучине.
Легкие горели и дергались в безуспешной попытке сделать вдох.
Спокойно, Гера, спокойно. Гребок, еще, еще.
Правая рука ныла. Я успел рассмотреть, как вокруг нее расплывается темное облако. Внезапно рядом с собой я заметил веревку. Точно! Это ж наш якорь!
Пальцы правой не слушались, я хватался за трос ногами, выбрасывал вверх левую руку и подтягивался, стараясь рывком кинуть тело как можно выше. Солнце «выключили», поверхность моря вновь стала мрачной и темной. А я толкал и толкал себя вверх, к свету, к воздуху, к жизни, сосредоточившись лишь на одном: не выдыхать.
И лишь когда здоровая рука схватила трос над поверхностью воды, и, подтянувшись я ощутил лицом ветер, увидел позеленевшие, осклизлые доски борта, поверхность воды и склонившиеся надо мной лица друзей, я позволил легким выпустить воздух, и потерял сознание.
***
Пиршественный зал ярла Рагнара был дополнительно освещен множеством масляных ламп, развешанных по стенам из мощных брёвен, драпированных шкурами, щитами, висящими на подобии плечиков кольчугами, топорами и мечами в ножнах — настоящий зал «воинской славы». Зал и вправду был «большой» — он занимал почти все внутреннее пространство длинного дома, который до этого я видел лишь снаружи. Традиционного для крестьянских домов скотника здесь не оказалось, поэтому, за исключением небольшого, выгороженного помещения в дальнем от двери торце дома, всё остальное и можно было назвать «пиршественной залой».
По середине, в длинном очаге горел огонь. Он добавлял света и тепла, очень мне необходимого, ибо, после изрядной потери крови и купания в ледяной водичке, сильно знобило.
Пахло мясом, над столами витал аромат крепкой браги, медовухи и пива. Очаг добавлял в букет ароматов — приятный запах горящей древесины, и всё это накладывалось на стойкий, буквально въевшийся в бревенчатые стены дух кожи, шкур, соломы и гари. Пахло домом.
К длинному, основательному столу слева от очага, добавили разборные столы справа. Теперь вместе со столом ярла они образовывали букву «П». Ясное дело, что «блатной» стол возвышался над остальными. Совсем немного, но так, чтоб было понятно — кто здесь «ху».
За хозяйским столом, на высоких креслах с резными подлокотниками, сидели сам ярл Рагнар Серый Плащ и его жена — Ингрид, высокая, худощавая, прямая как палка женщина, в богато украшенных затейливой вышивкой хангерке на бретелях и нижней рубахе. Меж фибул красовались подвески из драгоценных каменьев, головной плат тоже изобиловал украшениями. Лицо хозяйки Борг-фьорда оставляло странное впечатление: с одной стороны, мне казалось, что ей нет и тридцати, настолько молодым оно смотрелось. С другой стороны, в чертах явственно отражалась непреклонная властность.
А вот сам Рагнар совершенно не смотрелся суровым и грозным правителем — эдакий седовласый, немного грузноватый, но еще крепкий, добрый старикан. Даже не старикан — он не выглядел и на шестьдесят! Добродушный, говорливый, приветливый. Радушный хозяин — в который раз он обращался к стоящему за его спиной орку средних лет, которого я мысленно прозвал «метрдотелем» и живо интересовался: всего ли хватает его гостям? Несколько раз рекомендовал попробовать то или иное блюдо, объявляя, что к его готовке приложила руку сама хозяйка, шутливо советовал не налегать на брагу, но если кто не удержится — а кто ж может устоять перед такой прекрасной брагой, кстати, жёнушка моя ставила -те, конечно же, могут оставаться в его доме, покуда не проспятся!
Сейчас он продолжал расспрашивать сидящего по правую руку от него Сигмунда, уже развесившего уши и расплывшегося от оказанного гостеприимства.
— Вот это я понимаю! Слышали парни? — живо обернулся ярл к стоящим еще глубже за его креслом хирдманам, суровым мужикам, пусть без шлемов и кольчуг, но с короткими копьями и мечами на поясах. Мужики, не отсвечивая, бдительно следили за обстановкой. — Вот это дело! Дождался, пока люди порубят друг друга в капусту и забрал себе всё! Молодец!
Добрый хлопок по плечу чуть не сбросил Сигмунда с простой табуретки — силен дедушка!
— С этой битвы, мой ярл, мы и взяли ту кирасу, про которую я говорил, что как увидел, так сразу понял — это подарок для тебя!
Бронзовая кираса, с золотыми пряжками на ремнях, присовокупленная к другим дарам лежала перед ярловым столом. Кстати, я-то отлично помнил, что ее мы взяли не в тот раз, а когда грабанули лагерь осаждавших, еще до Волчьего острова. Вот, значит, для чего хомяковатый братец прикопал диковинку.
