для меня фразой, — лучше будет, если взять опытного крестьянина, такого, чтобы много выращивал и обязательно разные культуры, вот с ним и переговорить.
— Надо было Вайрена пригласить! — Посетовал Трайн, — Вес, может сбегаешь, глянешь, вдруг не далеко ушел?
— Лучше этого… как его там… — раздался за спиной голос Ивера, — Вес, как отца твоего друга зовут?
— У Гереса? Сарс. Это да, он уважаемый муж в деревне. Его даже старостой хотели избрать, но он отказался.
— Вайрен не крестьянин, — пояснил Ивер, — он не так давно землей жить стал. От Сарса будет больше толку по вопросам земли и урожая.
Маша стремительно умчалась к себе в комнату и так же быстро прибежала, неся с собой самопишущее перо. Внесла несколько исправлений в записи Трайна, поменяла его расчеты и передала свиток лиеру.
— Вот, с этим можно разговаривать с Сарсом.
Трайн задал парочку уточняющих вопросов, допил эль, и, переговорив в дверях с отцом, рассчитался и уехал в деревню.
С кухни вышла мама, неся поднос с тарелками супа.
— Давайте все за стол! — крикнула она, — Пообедаем, а то еще час — полтора и пойдут первые гости!
Не успели мы рассесться, как Ивер предложил.
— Маша, ты хоть расскажи, что в Храме интересного?
Та лихорадочно закинула в себя несколько ложек супа и принялась вспоминать.
— Наставники очень умные в Храме! Много знают, очень интересно было с ними беседовать! Одна наставница знает мой язык, с ней очень быстро удалось подтянуть знания по вашему языку! Провели краткий курс географии и истории, надарили кучу книжек, буду изучать в свободное время. Я там нарисовала три картины, две продала, а одну подарила настоятельнице. Ну а что, они меня там и учили, и кормили! Да и вон сколько всего надарили! Наряды я, правда, сама купила, а еще я швеям оставила рисунки белья, туник, блузок… Да много чего я им рисовала, они мне и половины не пошили, но в следующий раз приеду — обещали сделать все, что я им закажу. Выдали мне документы на льеру, для этого приехал какой-то толстый дядька с города, и они вместе с настоятельницей почти полдня задавали мне вопросы. Дядька сказал, что никто мне не поверит, что я помещица, и подписал документ на Старший род. Слишком у меня специфический набор знаний, так он выразился. То, что я в своей стране благородная — у него сомнений не вызвало, а вводить в заблуждение благородных, занижая мое дворянское звание — он посчитал ниже своего достоинства. Пришлось пообещать ему картину, где он моложе и на коне. Или я сначала картину пообещала, а потом мое звание сказал? Не важно! Главное меня теперь никто обидеть не посмеет! А куда лиера Аста делась?
— Она еще утром уехала, — отставив пустую тарелку, ответил отец, — умылась, позавтракала и уехала. Но поехала смотреть рудник и каменоломню, так что дня через четыре, сказала, заедет сюда еще, на обратном пути. У нее тут теперь две причины появлятся, да, Ивер?
— Ой, да иди ты в болото! — почему-то смутился Ивер, слегка пиная лавку, на которой сидел отец.
— О! Поздравляю! — тут же отреагировала Маша, слегка покраснев, — Вы, кстати, красивая пара! Вы один из немногих мужчин, кто с ней почти одного роста!
— Я выше! — буркнул дядя, и быстро пояснил, — У нее просто подошва очень высокая…
Отец на это пояснение заржал не сдерживаясь, а мама хоть сдержалась, но улыбку спрятать не смогла. Ивер психанул и, подхватив кружку со сбитнем и пирожок, вышел из-за стола и ушел на улицу.
— Что с ним? — недоуменно проводила его Маша взглядом.
— Когда вы уехали, он столько всего высказал в адрес льеры Асты… А тут раз и он уже…
— Норд! Они еще дети!
— Ой, да ладно! Какие они дети! Я в их возрасте уже бегал… э-э…
— Куда ты бегал, дорогой? — делано ледяным тоном уточнила мама.
— Э-э… Так, а чего мы расселись! Трайн завтра утром едет в город, надо с ним выехать, чтобы безопаснее было. А мы еще даже не начинали собираться. Так что хватит тут столовничать…
Сборы родителей плавно переросли в прием гостей, которые начали тянуться со второй половины дня. Опять встречать, размещать, объяснять, кормить, решать споры по выбору мест… А после и вовсе помогать добраться до их спальных мест. Вот зачем так налегать на спиртное? Особенно если завтра весь день пешком идти? Не понимаю я их.
Маша пристроилась у стойки и весь вечер, в спокойные моменты, задавала отцу вопросы. То про цены, то про поставщиков. Отец даже спорил с ней о чем-то, принеся коробку с берестяными записками о последних покупках и тыкая пальцем в какие-то записи…
Утром завтракали молча. Мы с Яником просто не проснулись толком, а родители вспоминали, не забыли ли чего… В итоге мама забыла про огромную кастрюлю пшенной каши, которая подгорела и засохла в один большой ком.
Дав задание Лауре поставить еще порцию пирогов и скормить поросенку да курам сгоревшую кашу, мама поцеловала нас с Яником, и, схватив свой баул, побежала на улицу. Было слышно как отец переговаривается с заехавшим во двор лиером Трайном. Выйти попрощаться на улицу мы не успели. От шума во дворе начали просыпаться гости и подтягиваться в обеденный зал — завтракать.
Вот тут пришлось побегать! Лаура только успевала заниматься пирогами, мне же приходилось и принимать заказы, и рассчитывать и выносить все в зал. Некоторые от пирогов отказались, пришлось жарить им яичницу, благо ее-то я умел…
— Ого у вас тут суета! — раздался заспанный голосок и на кухню зашла Маша, — помощь нужна?
— Можешь за этой порцией яичницы посмотреть? — взмолился я, — а то там трое ждут, когда рассчитаю, как бы не ушли, потеряв терпение!
— Да легко! Солил?
— Э-э… Не помню… — с этими словами я убежал в зал.
За стойкой пришлось провести времени больше, чем я думал: рассчитал две компании, налил третьей группе будущих шахтеров эля и принял заказы на “что-нибудь существенного перед дорожкой” сразу у семи человек. Яичницу успел вынести Яник и когда я попал на кухну, Машины действия меня откровенно напугали.
Девочка перевернула кастрюлю со сгоревшей кашей на стол, отчего вся масса повторив форму кастрюли башней возвышалась на столе, а сама Маша срезала по краю сгоревшую часть.
— Это зачем? — уточнил я, — такую кашу никто есть не будет!
— Такую — никто! — Подтвердила Маша, — Но если на помощь приходит молоко с яйцами — можно исправить почти любую беду! Ща все будет!
На моих глазах Маша разбила в глубокую миску
