случился. Чемоданыч конечно прогнал пургу, что мол мама жулика, его соседка пожилая. Больная женщина не может стоять очередь, что в сизо на передачи. Сигарет вот на последние деньги подкинула сыну. Ага-ага, я киваю, верю конечно. Видно некоторые не прочь передать что-то, хотя, как я понимаю жуликам проще на тюрьме договариваться, но видимо ситуации бывают разные. Про компьютер что-то пока не знаю куда и к чему вставить хоть слово, про такие вещи тут вообще никто не говорит, совершенно иной контингент людей. Ни одного намека что бы как-то в тему фразу сказать.
— Сидоров? — спрашиваю в общую камеру, стою у камер наблюдателем.
— Ну?
— Баранки гну! Показалось, думал одноклассник. — щелбаном, отправляю в камеру свернутую бумажку.
Ну вот, в отличии от прапорщика Сергея, я сделал все красиво. А сигареты, блатные кстати, себе оставил, правда курить я не спешу мандраж и даже паника первых дней прошла, курить я все же не стану, разве что по случаю и обстановке. Но сигареты, это валюта и отличный способ управлять частью контингента.
— Как? — спрашивает меня через какое-то время Сидоров.
Постучал пальцем по своему виску, развел руками. Пипец, он меня еще и спрашивает о чем-то совсем уже что ли. Вроде ничего такого в бумажке не было, «все что нельзя сделать сегодня, надо отложить на завтра». А Сидоров явно загрустил, и это мягко сказано. Значит какая-то кодовая фраза была это. Эх, чувствую подставился я с малявой, ошибся, как бы чего не вышло.
Сидорова подняли в зал, а минут через двадцать прибежал пристав, что протирает штаны в суде, якобы обеспечивая некий порядок.
— Эй! Конвойники!
— Чего?
— У вас ЧП вашу мать!
— Что?
— Второй зал!
— Что там?
— Жулик к своему горлу лезвие приставил!
— Ох, ля! Так… — схватился за голову Чемоданов. — Ты тут остаешься, я наверх гляну что к чему и в батальон сообщу.
— Ага…
Посмотрел в журнал кто во втором зале? Сидоров… Ля-а… Ну ладно хоть к своему горлу приставил. А если бы к чужому? А лезвие он где взял? Я точно не передавал. Я же только бумажку. «Отложить на завтра», — то же мне гении конспирации. Примерно понятно, что произошло и почему. Заседания сегодня точно не будет, даже если жулик отдаст лезвие, его отвезут обратно на тюрьму. Как минимум заседание будет лишь завтра, а уже немного понимая систему вероятнее вообще через неделю и то если с этим делом кто-то спешит. Вопрос не сдадут ли меня и что мне будет?
По идее капитально его обыскивают на тюрьме, тюремные же сотрудники, в теплом помещении, чтобы передать нам. Далее наряд, назначенный на конвоирование конкретного жулика досматривает его, скорее на всякий случай, но в обязанностях это есть. На улице по факту уже зима, никто и летом их до труселей не раздевает, но все равно ответственность скорее всего на наряде. Мы тут вообще не шмонаем только камеры открываем и следим. Конечно, если увидим что-то подозрительное или дополнительно старший скажет, то прошмонаем. Выходит, мне претензий быть не может если только не сговорятся спихнуть все на меня, хотя и тут не выйдет, наверное. Вот уж хер вам, побарахтаюсь. Через какое-то время нарисовались офицеры с батальона. А вскоре привели и Сидорова, уходил он с наручниками спереди, теперь наручники и руки у него сзади.
— Прокурора области требовал урод!
— Н-да как вы его досматривали?! Это ЧП опять! Маркова уже вызвали в управление, всем капец.
— И чем дело то кончилось?
— Да ничем привели прокурора, правда не области, но уговорили что этот подойдет, жаловался на условия содержания и на оперчасть тюрьмы, конкретно там на кого-то, хер их разберет.
— А вот это что?
— Что?
— Это у него отобрали! Это же малява. Из нее явно следует что ему заказали срыв заседания! А остальное все чушь собачья! Кто маляву ему передал?
Мысленно я схватился за голову. Малява снова все усложнила, почему он ее не уничтожил. Сволочь, специально. Еще если скажет что я передал то точно не вывернуться. Все капец, это провал, на первом же задании, что станет последним. Не долго музыка играла…
— Давайте, разбираться. Сегодня жуликов в верховке-то и не было почти.
— Так, а в общей камере с кем он пересекался? Быстро сели и писать по минутам чего помните, кто кому что передавал и с кем этот жулик оставался в камере наедине.
— Убью. — прочитал я по губам прапора Чемодана.
Я показал пальцем на него на себя, изобразил стук постолу, не касаясь его и не привлекая внимания. Изобразил головой наклон с поднятыми бровями, ну типа «увы, тогда» показал пальцем на себя, «стук», пальцем на него. Вроде понятно должно быть? И улыбнулся, и это было лишним. Тут у него планку и сорвало, зарычал схватить пытался за воротник.
— Что такое? — вмешался офицер.
— Ничего. — прорычал прапорщик.
— Что этот, стажер, виноват? Видел, чего?
— Нет. — процедил сквозь плотно сжатые зубы прапор.
— Кто у него по делу этому проходит? Подельники? Свидетели может? Кто может ехать не хотел? — уже опять меж собой размышляли они через пару минут.
— Это пусть опера разбираются или следователь.
— Нам бы тоже не помешало что бы понять кто же и как передал записку.
— Да уж дисциплинарок не избежать.
Офицеры еще уединялись меж собой и с моим сегодняшним старшим, я настороженно поглядывал, не сговорятся ли. Рискнет ли Чемодан?
* * *
— Что там у вас случилось? — спрашивал Костя Вицин одного из своих подельников прапоров, вернувшихся с наряда по Верховному.
— Да вообще пипец, жулик заседание сорвал по чьей-то маляве, лезвие к горлу приставил.
— Ну, наряд что его конвоировал точно за лезвие попадет, не нашли принимая из тюрьмы.
— А малява?
— Ты что ли передал?
— Ну, нет.
— В смысле ну нет, так ну нет или нет?
— Я передавал другому, тот вообще в отдельной камере сидел.
— Опять за старое взялись?
— Так жрать охота.
— Ладно, потом, поговорим. Может на самом деле малява была не ему?
— Что-то сложно слишком.
— Значит жулики другие, которых привозили.
— Там пусто было сегодня, всего несколько заседаний.
— Погоди, — вмешался Гена, — А ключником у тебя не «курсант» ли был?
— Он.
— Так я на днях видел, как ему что-то для передачи передали и деньги заплатили.
— Да ну нафиг?
— Слово даю, — щелкнул пальцем по фиксе, заменяющей один из передних зубов, Гена.
— Хрена себе…
— Шалава какая-то приходила жопой вертела, деньги я прямо видел! — утверждал Гена.
— Так и напиши все, как есть пусть его
