— Как?
— Вот, ежели взять, да на это злато приманить в Россию мастеров из стран немецких? Вызнать точно, кто где стоящий есть — и нанять их за щедрую плату! Да с условием, чтобы они здесь, в России, учили подмастерьев. Открыть школы ремесленные: корабельные, литейные, оружейные. В землях немецких стали выдумывать разные хитрые махины для производств. Тоже следует эти тайны выведать и у нас такие же построить. Вот где злато пригодится! И вообще, наукам нужно учить людей. Не случайно же именно китайцы первыми научились шелка делать. У них ученые мужи в чести. Они и пороховое зелье первыми открыли, и стали отличные делать могут, и чугун льют уже много столетий. Надобно и в России науку поднимать! А для того академии создавать, учителей приглашать: немецких или тех же китайских. И всё это можно сделать с помощью злата.
— Или вот еще! — спонтанная идея пришла в голову Дурнову прямо сейчас, и он поторопился ее излить. — Известно ведь, что беден народ русский. А для начала дела ремесленного деньги нужны. Вот можно сделать так, чтобы человек с готовым замыслом мастерской какой полезной мог получить денег в рост и на них…
— Ростовщичеством решил промышлять? — взвился вдруг Волынский. — Да самому царю-батюшке сей грех предлагаешь⁈
На миг Дурной опешил. Да быстро вспомнил, что христианство банковский бизнес считало великим грехом. В Европе, в ходе Реформации, вопросик уже порешали, но Россия жила по старому времени.
— Грех — это когда один человек на другом нажиться хочет за счет ссужения денег, — быстро нашелся беглец из будущего. — Тут же не ради выгоды. А ради роста сил ремесленных. Надо на мастерскую пять рублей — получай пять рублей. Главное, чтобы мог вернуть; хоть по полтинне в год.
— Ох, странно речешь, Сашко, — вздохнул царь. — Огромные деньжищи на такое потребны. Где их взять?
— Федор Алексеевич, мы, не считая прочего, семь пудов злата привезли. Скажи, а что сталось бы с Россией, если бы мы не приехали?
Глава 65
Царь, смутившись от странного вопроса, хлопал ресницами.
— Ничего б не случилось… Как стояла Россия, так и будет стоять.
— Так ты, государь, тогда и притворись, будто, мы не приезжали. Будто этих семи пудов нет. Создай… ну, хоть, приказ особый… Хоть, вот под началом Василия Семеновича. И приказ сей это злато будет тратить только на то, о чем я говорил. На школы и академии, на найм мастеров и учителей, на поддержку своих умельцев… Ежели такое учинится, то мы всей Черной Русью будем злато мыть, да в тот приказ отправлять — уж я прослежу! И пусть не сразу, но через годы Россия не закупать будет пищали и пушки, а продавать.
— Мастеров одних маловато, Сашко, — влез в разговор Волынский, заметно подобревший после того, как его «назначили» судьей в «Златой приказ». — Для ладного оружья и иных вещей аще и руда знатная потребна. А у нас — одна болотная родится. И той мало.
«Неплохо разбирается Василий Семенович! — отметил для себя Дурной. — Но тут мы возразим!».
Вообще, Россия уже сейчас в изобилии владела отличной рудой. Практически росла на ней. Курская магнитная аномалия находилась, говоря фигурально, в шаговой доступности. Но беглец из будущего точно помнил, что докопаться до этих залежей нелегко — глубоко руда расположена. Знать бы хоть точное место… Чтобы ткнул пальцем: вот тута ройте! Увы, Дурной такой информацией не владел, а пытаться наугад — себе дороже станет.
Но имелся еще вариантик.
— Знаю я, где есть хорошая руда. Был у нас казак, который на реке Яик погуливал. Так он рассказывал, что в самых верховьях Яика, в землях башкирских, стоит Железная Гора. И в той горе руды немеряно, а лежит она чуть ли не поверху.
Магнитка — вот это место найти легко. Об этом месторождении все в округе знают. И руда — первостатейная! Правда, далековато.
— Можно, государь, там руду добывать. Опосля по Яику сплавлять, по Волге — подымать. А еще лучше прям там заводики учинить: руду дробить, уголь пережигать — и железо плавить. А в Россию уже слитки везти…
— У башкирцев русским воспрещено земли имать, — покачал головой Федор Алексеевич. — Тако еще мой батюшка завел.
— Ну… договориться как-то… взаимовыгодно, — Дурной развел руками. Он что теперь, и такие вопросы продумывать должен?
— На Урал-Камне точно есть руды — и железные, и медные, — вспомнил он и поспешно добавил. — Так я слышал, но где точно — не ведаю.
На том про железо забыли и остаток встречи втроем пытались прикинуть, сколько на семь пудов золота можно нанять мастеров и учителей или отстроить хотя бы в семи-восьми городах страны школы и ремесленные училища или сколько заводиков поставить. И что тут первоочередное, а что вторичное. Дурного растрогал деловой настрой каждого, он начал быстро метать столбы цифр, раскидывая «семипудовые возможности» — и Василий Семенович тут же приметил непривычные знаки.
— Это ты на китайской стороне набрался такого? — сразу спросил старик.
— Нет, — Дурной слегка растерялся. — Это… один лях ссыльный обучил нас таким знаками исчислять. Так намного удобнее.
«Блин, а ведь и правда, — задумался беглец из будущего. — Совсем рядом, в Европе, уже вовсю считают с помощью арабских цифр. У нас же про это единицы знают. Вот отчего так?».
…Встречи с царем стали ежедневными. Как-то спонтанный реформаторский кружок обсудил проблему госбюджета. Как его пополнить, как поменьше тратить. Дурной даже не удержался и намекнул, что странно это: больше половины доходов у царя уходят на содержание наемной (стрельцы) и прототипа регулярной (полки иноземного строя) армии. При этом, львиная часть богатства страны находится в руках боярства, которое уже утрачивает свое военное значение — и эти бояре со своих доходов подати не платят. Равно как и подушный налог тоже. Увы, мысль эта не понравилась всем в палате, так что развивать ее беглец из будущего не стал.
Зато поведал государю азы протекционизма: как через разные пошлины — одни для своих, другие для иноземцев — можно поддержать отечественную торговлю; как ввозными пошлинами можно стимулировать производство в стране. А появятся побольше людей состоятельных — так можно ввести прогрессивный налог: богатые станут платить побольше. Снова выгода!
Другой раз снова вернулись к морской теме. Дурной не только перечислил выгоды собственной морской торговли, но и дал оценку морей, на которые у России имелись виды: Белое да Черное, Балтийское да далекое Восточное. Белое уже имелось «в обороте», но работало на англичан, а не Россию. Сами русские пока по порю не торговали, флот строить на тех северах сложновато, да и немалую часть года порты не работали. С Черным морем — хуже всего. Выход к нему закрывает грозный турок. А даже добьешься выхода — всё равно вся торговля упрется в Босфор, где наших купцов по доброй воле не пропустят. Балтийское море в этом плане повыгоднее — открытая дорога сразу в несколько государств, в десятки портов. Но эту дорогу сторожит не менее грозный швед, который после Тридцатилетней войны находится на пике своей формы. Ежели взвешивать тяготы возможной войны и выгоды от захвата своего порта — то тяготы перевешивают, конечно.
А Восточное море уже открыто! Первые попытки выйти в него уже есть! Страны там находятся богатейшие, а сильных конкурентов на воде нет (Китай сам с этого «шахматного поля» удалился, а Корея с Японией в смысле флотов довольно слабы, уж точно не сравнить с Англией или Голландией… да теми же турками и шведами).
— Да, оно очень далеко, государь, — соглашался Дурной. — Но уже есть основа! Там хоть сейчас можно закладывать верфи, обучать и корабелов, и моряков. Посылать людей на Амур, готовить — а после возвращаться сюда, уже имея опыт.
…Такие встречи наполняли Дурнова волшебным чувством: ему казалось, что сейчас повернется колесо мировой истории. Повернется глобально и окончательно. Сначала со скрипом, но затем… Конечно, он так и не решился заговорить о самом главном — о боярстве. Которое своей спесью, своим местничеством, своей независимостью от центральной власти тормозило развитие страны. Бояре все еще были убеждены, что они — соль русской земли. Бояре все еще стремились устроить жизнь в России так, будто, царь тут — лишь первый среди равных. А уж во что ввергали страну боярские склоки… Смуту страшно вспомнить, а впереди еще — малая Смута из-за грызни между наследниками Алексея. Боярство нужно ликвидировать, как класс! Как это Петр сделал, припечатав всех своей «Табелью о рангах». Все служат! Все одинаково под государем ходят!
