– Темную извели под корень! Теперь только Светлые против Светлых. Так даже интереснее.
Раненый сказал стонуще:
– Было бы интереснее Темные против Темных…
Вдали раздался быстро приближающийся вой полицейских сирен. Я сказал быстро:
– Все, сейчас тебе помогут. А я ухожу, извини.
Он проводил меня понимающей улыбкой, дескать, все понятно, никто не хочет попадаться на глаза полиции с оружием в руках.
Мариэтта встретила меня на крыльце, выпалила:
– Синенко ранен, но не серьезно. А ты у нас дальтоник!
Я изумился:
– Ты чего?
– Обивка, – сказала она еще злораднее. – Там у дивана не коричневая, а желтая!
Я отмахнулся.
– Была коричневая, но кошка изодрала, пришлось натянуть новую. Уже желтую. Посмотри внимательнее.
– Какая… кошка?
– Мейн-кун, – ответил я. – Мерзость, конечно. Кошка должна быть не крупнее цыпленка. Хуже мейн-куна только саванна, она еще и крупнее. Еще рэгдоллы довольно противные….
Она смотрела вытаращенными глазами, совершенно ошалев, но ответить не успела, от группы омоновцев бодро подбежал один весь в защитной броне, крикнул торжествующе:
– Наконец-то раскололи!
Я оглянулся.
– А-а-а, капитан… Драсьте. И в чем вы как бы раскололи?
Он вперил в меня пронизывающий взгляд.
– Вам пришлось признаться нашему сотруднику, что вы боец отряда особого назначения!
Я охнул.
– Вы что, всерьез?
Он ответил с ехидцей:
– Аппаратура нашего сотрудника все записала. Включить для освежения памяти?
Я огрызнулся:
– Это вам ее нужно освежить! Для вас это просто сотрудник, а вы хоть замечаете, что у вашего сотрудника сиськи третьего размера?.. И что ваш сотрудник вообще-то самочка? Весьма даже?.. Которых в старое доброе первыми с тонущего корабля спасали!
Он спросил с недоверием:
– Что, по размеру сисек?..
– В точку, – сказал я. – С третьим и четвертым – в первую очередь.
Он хмыкнул.
– Сейчас женщина за такой сексизм вас по судам затаскает. Настоящая феминистка скорее утопнет, чем позволит и себе подобное унижение!.. Так что вы с такими заявлениями поосторожнее, это я вам как самец самцу из чувства классовой солидарности…
– Благодарю, – ответил я угрюмо. – В общем, я ей соврал. А вы что, женщинам никогда не врете?.. Я вот всегда. Ибо консерватор, сейчас это снова модно, элитарно и гламурно.
Он сказал разочарованно:
– А зачем врать? Это чревато…
– А я люблю чреватости, – ответил я. – Когда нет футбола, то хоть хоккей, а если и хоккея нет, что ж, остаются женщины… Правда, рекомендую собаку завести. Она и любит бесплатно, и требований поменьше.
– Это да, – подтвердил он. – У меня были жена и взрослая дочь, а после развода приобрел две собаки. Такие милые и обе преданные… Значит, вы не боец?
– Никаким боком!
– А то видео, что нам прислали из пригорода Парижа, фальшивка?
– Откуда я знаю? – ответил я с осторожностью. – Во всяком случае, меня там нет. Хотя, конечно, мне самому хочется сказать, что там я… это ж как хоть на минуту ощутить себя героем! Но, увы, я демократ и гуманист, по мне хоть все друг друга поубивайте, лишь бы мой домик и мой диван не трогали. И меня на диване…
Он помрачнел, сказал со вздохом:
– Да, свой домик и диван… Я себе уже купил там бассейн, теннисный корт и площадку для вертолета. Осталось только дослужить еще три месяца – и на пенсию! Дожить бы только… Ладно, у меня больше нет вопросов.
– Спасибо, – сказал я.
Он крикнул вдогонку, когда я отошел на пару шагов:
– Но это не значит, что у других их не будет.
– Отбрешемся, – заверил я.
Прибыли еще два микроавтобуса с экспертами и аналитиками, потом еще машина с чинами из управления города. Началась нервная суета, я оставался в сторонке, а Мариэтта, отыскав меня взглядом, подошла и встала рядом.
Из здания начали выносить в ящиках готовую и расфасованную продукцию.
Мариэтта подошла хмурая и чем-то раздосадованная.
– Из управления сообщили, – сказала она негромко, – Марат Хисамович не замешан. Обвинить его можно только в халатности, да и то с натяжкой. Том Фолкнер исчез без следа, явно был готов к такому варианту. Точно так же нет и следа еще троих, которые могут быть замешанными.
Я пробормотал:
– Даже не знаю, огорчаться или радоваться.
Она сказала зло:
– Сбежали преступники!
– Мы вошли в новый мир, – напомнил я. – Даже, если точнее, нас внесло и тащит по подводным камням все дальше и быстрее. Старые нормы далеко не все действуют, сама знаешь… как в морали, так и в Уголовном кодексе, а новые мы еще не сформулировали…
– Из-за той сволочи могли погибнуть люди!
– То был их выбор, – возразил я. – Да, знаю, закон защищает и дураков… но почему-то дураков не отстраняют от выборов президента, так что и такой мелочью, как свое здоровье, имеют право распоряжаться. Эвтаназию разрешили во всех странах!
Она сказала растерянно:
– Ничего уже не понимаю…
– Законы не успевают за нами, – напомнил я. – Ну и что, если Уголовный кодекс не пересматривали и там все еще полно статей за конокрадство?.. Зато нет для таких случаев. Это все на усмотрение таких, как мы.
– Я против!
– Я тоже, – признался я. – Не люблю ответственности. Мне и свою на кого-нить переложить… Но он ушел, а я ловить не стану. Он по-своему прав. Если передо мной встанет выбор проголосовать ли за убийство десяти человек, чтобы спасти от неминуемой гибели миллион… то я знаю, как ты поступишь. И как все демократическое сообщество. А я вот не стану прикидываться больным или тряпочкой у порога! Я с болью в сердце проголосую.
Она отвела взгляд.
– Даже не говори, как проголосуешь. Не хочу даже слышать. Но куда он может прятаться в нашем насквозь просматриваемом мире?
– Догадайся с трех раз.
Она посмотрела в мою сторону зло.
– Заткнись.
– А что я сказал такого?
– Некоторые, – отрезала она с нажимом, – некоторые хитрые жуки как-то ухитряются.
Я сказал с безнадежной ноткой:
– Опять за рыбу гроши… Ему ж не только прятаться надо.
– Вот-вот, – ответила она сердито. – Ему работать восхочется. Продолжать! Хочешь сказать, покровители найдутся?
– Судя по всему, – сказал я, – уже нашлись. Давно. А у таких людей всегда есть запасные норы для бегства. Пришло время, в дело вступил план «Б». Ни одного дня не потеряно.
– Убийство Ширли Кассеро все еще не раскрыто, – напомнила она.
– Когда-то раскроется, – ответил я. – А пока, знаешь ли, я пас, советую и тебе завязать с этим.
– Что-о?
– На время, – пояснил я. – Есть же, как говорят политики, более неотложные вызовы. Карельдегин если и убивает в конце концов, то дает сперва годы вообще-то великолепной жизни!.. А другие просто убивают сразу, чтобы забрать кошелек.
Она фыркнула.
– Какая образность!.. Кошелек ты имеешь в виду не тот, что в облаке, а такой, какие носили всякие там маркизы?
– И глерды, – подтвердил я.
Она несколько мгновений смотрела зло, потом лицо расслабилось, а в глазах появилась усталость.
– Да, конечно. В нашем сумасшедшем мире есть угрозы более. Да, более. А это дело… не закрываем, а отложим.
Я обнял ее за плечи, слегка сжал.
– Все не успеть, мир слишком быстро меняется.
– Слишком, – повторила она, голос дрогнул, я в изум-лении услышал в нем жалобную нотку. – Уже ничего не понимаю… И даже то, как ты здесь, гад, оказался!
Я напомнил вежливо:
– Ты меня притащила. Силой.
Она покачала головой, глаза стали совсем непонимающими.
– Нет уж, все не так… Ты не должен был здесь. Это что-то даже не знаю… И ты не тот, кто ты… Колись, гад полосатый!
– Я диванный лежун, – ответил я, – но пришлось вот встать.
– Ну да, – сказала она со злой иронией, – теперь на тебе ответственность – Яшка!.. Хоть о ком-то заботиться надо. Сперва о Яшке, потом о людях…
«Точно», – ответил я про себя. Яшка, а еще Аня Межелайтис, что на самом деле искусственный интеллект первого уровня, но почему-то ну никак не вижу в ней машину, что дико и опасно.
Кроме того, как ни хочется отвертеться, еще и королевство Нижних Долин… как и другие в том наивном и детском мире.
И пора посмотреть, что задумал король Антриас.
