— Да, конечно… — Курчатов, по всему было видно, он моих «замечаний» пришел в негодование, но как человек воспитанный, постарался взять себя в руки и приготовился слушать.
— Начнем с бесконечности энергии. Насколько я помню физику, при реакции синтеза из одного атома дейтерия и одного атома трития получается примерно семнадцать с половиной мегаэлектронвольт чистой энергии, так?
— Ну, в принципе все верно.
— То есть из одного моля дейтерия и одно трития у нас получается примерно сто мегаватт-часов чистой энергии, так?
— Совершенно верно, а ведь моль дейтерия — это всего два грамма…
— А теперь ответьте мне на простой вопрос: если для запуска реакции синтеза в достижимых на Земле условиях требуется температура плазмы свыше ста миллионов градусов…
— И такую температуру можно получить только в токамаке!
— Неверно, ее и в бомбе получить несложно. Но скажите мне: как вы собираетесь утилизировать энергию нагретой до ста миллионов градусов плазмы? Ведь при световом потоке с такой температурой любое твердое вещество испаряется быстрее, чем успевает нагреться. А той же Хиросиме в сотне метров от ядерного взрыва с температурой в несколько жалких миллионов все объекты, состоящие из легких атомов, просто испарились: люди, растения, вообще вся живность. А в десятке метров от взрыва даже сталь испарилась! У вас уже есть два токамака, вы в них хотя бы миллиона градусов достичь успели?
— Даже больше миллиона…
— И сколько времени вы могли удерживать плазму? Доли секунды?
— Почти секунду, но вскоре…
— А после этого она тихо-мирно оседает. Лет через пятьдесят, к сожалению уже без вас, физики смогут эту плазму удерживать минуту или даже две, но после этого им все равно придется после каждого пуска токамака его месяц ремонтировать. Так что сейчас вам сначала нужно не физикой плазмы заниматься, а придумывать, как энергию этой плазмы снимать.
— Но на световое излучение приходятся доля процента…
— А основная энергия приходится на получаемые в реакции нейтроны и ядра гелия. И тут у меня сразу возникает вопрос о безопасности получаемой тут энергии.
— Нейтронный поток практически безопасен!
— Ну да, ну да. У вас в бублике сгорает, допустим, моль дейтерия и моль трития. И получается моль нейтронов, которые деваются куда? Они поглощаются стенками бублика! Захватываются атомами стенок!
— Вероятность такого захвата крайне мала…
— Игорь Васильевич, вы околонаучную пургу можете другим физикам гнать, у а меня взгляд на вопрос простой, рабоче-крестьянский. В торе образовался моль нейтронов, наружу ни один не просочился, а это значит что все нейтроны поглотились стенками. Нейтроны вылетают при синтезе с энергией в четырнадцать мегаэлектронвольт, и они летят со скоростью в семнадцать процентов от световой, то есть до встречи со стенкой саморазвалиться на протон и бета-излучение практически не успеют. И поглотятся атомами стенки реактора. Причем поглотятся все, невзирая на разные там вероятности. Произвели мы, допустим, сто мегаватт-часов энергии — и реактор поглотит грамм нейтронов. Предположим, чисто железный реактор, и железо-пятьдесят шесть, поглотив четыре нейтрона, превратится у нас в кобальт-шестьдесят. То есть моль нейтронов, сто мегаватт-часов неизвестно как усваиваемой энергии нам дадут жалких пятнадцать граммов изотопа, пяти граммов которого достаточно, чтобы на территории Москвы ничего живого не осталось. Да, там не только кобальт радиоактивный получаться будет, но токамак, производящий, скажем, пятьсот мегаватт электричества, будет генерировать страшные радиоактивные изотопы всего лишь в миллиард раз быстрее, чем урановый реактор такой же мощности. А если так, то о какой безопасности этой энергии вы говорите?
— Мы сейчас ведем исследовательскую работу, и когда ее закончим…
— А вы ее никогда не закончите, помрете раньше. И я помру, и внуки мои с правнуками помрут, результата не дождавшись. Так что я все работы по этой теме прекращаю.
— Но если мы прекратим эти исследования, то отстанем от мирового научного сообщества в фундаментальных исследованиях, причем навсегда!
— Вы можете развлекаться с уже имеющимися у вас токамаками, больше того, я сниму с вашего института все лимиты на электроэнергию. Но сейчас… вот, я подписываю постановление и с этой минуты любые попытки по созданию новых токамаков будут считаться уголовным преступлением. С нанесением ущерба в особо крупных размерах.
— По счастью, вы все го лишь временно исполняющая обязанности… — Курчатов был в ярости.
— Да, но именно сейчас предоставленных мне полномочий достаточно для прекращения разбазаривания государственных средств. Мы эти деньги, как там говорится, лучше пенсионерам раздадим. А такими фундаментальными исследованиями будет не поздно и лет через тридцать- пятьдесят, если к тому времени наша страна не развалится, проматывая деньги на всякую ерунду. Да, о результатах ваших исследований по токамакам можете публиковаться в любой, даже иностранной прессе: если буржуи тоже захотят миллиарды на ветер пустить, то нам будет только лучше. Все, идите, и учтите: за особо крупный ущерб у нас в СССР наказание одно. А чтобы вам было не так обидно, я предлагаю приступить к строительству новой АЭС с водо-водяным реактором. Постановление по реактору ВВЭР-365 уже вышло, да и проект выглядит уже готовым, так что с таким и вторую АЭС где-нибудь строить уже можно. А на новые, более мощные реакторы, мы сэкономленные деньги и пустим. И да, если… когда к вам придет товарищ Александров с идеей строить энергетические реакторы на графите, гоните его в шею. Ко мне гоните: реакторы, которые придется потом захоранивать на сто тысяч лет, нам точно не нужны.
— По счастью, у товарища Славского иное мнение.
— По счастью, товарищ Славский в ближайшие дни покинет свой пост. Кстати, а вы министром Средмаша не хотите стать?
Настолько суровой я в общении с Игорем Васильевичем была потому, что уже дано знала о некоторых завихрениях в советской экономике. Тот же Средмаш отъедал у страну чуть больше десяти процентов госбюджета, и две трети затрат там уходили на подобные «фундаментальные исследования», ни малейшей пользы не приносящих — если не считать повышенные оклады отдельным «представителям атомной науки». Причем не приносящих пользы даже с чисто научной точки зрения. Другие министерства «девятки» тоже отсутствием аппетита на бюджетное финансирование не страдали, но другие как раз пользу давали весомую и зримую: «девятка» обеспечивала стране треть производства автомобилей, больше половины сельскохозяйственных машин (включая трактора), и даже сорок процентов сельхозпродукции давалось «подсобными предприятиями» и подшефными хозяйствами оборонных министерств. Про сто процентов продукции авиапрома и радиопрома даже говорить не приходилось — но все это выпускалось предприятиями восьми министерств, а вот Средмаш работал исключительно «сам на себя». С пуском Северской АЭС и чуть позже Нововоронежской и от Средмаша начала в стране возникать польза для народного хозяйства, но пока «атомным электричеством» частично снабжался лишь Томск (Обнинскую АЭС можно было вообще не считать, получаемого на ней электричества не хватало даже на освещение Средмашевских предприятий в Московском регионе), а аппетиты министерства росли с каждым днем. И я подумала, что если направить деятельность министерства «в мирное русло», то есть на пользу не только оборонному комплексу, и при этом очень внимательно следить за тем, чтобы средства там тратились осмысленно, то Союз может и не развалиться. А ведь с позиции «чистой экономики» экономика именно советская, точнее экономика сталинского социализма, была на порядок более эффективной, чем экономика капиталистическая.
А как мне объяснял дед в свое время, основу развала СССР заложили два человека, и ни одного из них фамилия не была «Хрущев». Политическую основу для развала страны заложил, сколь ни странно, товарищ Берия, менее чем за полгода в пятьдесят третьем заложил — но в «этой реальности» страна от этой основы' смогла вовремя избавиться. А экономический развал был обусловлен превращением социализма в госкапитализм руками Косыгина и Либермана, и вот их идеи все еще «витали в воздухе». То есть не в воздухе все же, а в головах отдельных товарищей — и мне очень хотелось эти идеи устранить. При необходимости — вместе с упомянутыми головами, но если модно будет решить проблему малой кровью, то головы рубить не обязательно. Ну а на то, что у меня теперь и в Средмаше масса врагов завелась, плевать: без компов они уже через год-два окажутся в глубокой… прострации, а компы-то все пока подо мной, так что обеспечить хотя и вынужденную, но «дружбу» с физиками я сумею. Если, конечно, меня до того никуда не уберут — но тут тоже вариантов два. И первый звучал просто: «Посмотрим, кто кого уберет первым» — и конкретно с товарищем Славским первой успела я…
