у них слишком разные версии насчет служения богам. Я недоверчиво хмурюсь и следователь кивает, понимая мои сомнения.
— Это не значит, что вам будет позволено делать все, что угодно. Это работа, молодой человек. И прежде чем ее получить, вам придется многому научиться. И многое узнать. Воззвание к богам происходит дважды. До обучения и после. Слишком многие тайны вам откроются. А некоторые знания способны изменить не то что мнение, мировоззрение полностью.
Пусть меня до мурашек пугает то, что они оба перестали недоговаривать и юлить, но возможности! Я получу доступ ко всему, что мне необходимо. Не сразу, но получу. Боги отправили меня сюда, так что считай я им уже служу.
— Нармер, почему для вас это было так, хм, нелегко? — мне нужно выяснить все подводные камни.
Выбор пока у меня небольшой. Но я должен знать, к чему быть готовым. Жрец отводит взгляд, смотрит на Пантелеева и кивает ему. Что бы не произошло, самому ему до сих пор тяжело говорить об этом. А может боится сорваться.
— Брак, молодой человек. Свадьба с любимой, — с искренней грустью говорит следователь. — На жрецов не накладываются строгие ограничения, но брак с наследницей великого рода им недоступен. Запрета жениться нет, но я не знаю ни одного жреца или жрицу, вступивших в брак. Кто согласится пожертвовать семьей во имя службы? Это будет слишком мучительно для обеих сторон. Это тяжелый, но добровольный выбор служителей богов.
Да в какие тайны их посвящают, раз они сами ставят крест на своей семейной жизни? Хотя, кажется, это больше воспитание, чем желание беззаветно служить во имя всеобщего добра.
— То есть вообще все добровольно?
— Вы можете покинуть службу, — Никанор отвечает на вопрос, который я сам себе боялся задать. — Не в любой момент, через пару лет, но это возможно. Но я так же не знаю никого, кто бы это сделал. Вы все поймете сами. И сделаете свой выбор, если это будет угодно богам.
— Если… Если я откажусь? Что вы сделаете со мной?
Следователь молчит несколько долгих секунд, размышляя. Ну или делает вид, что обдумывает.
— Я понимаю, вам нужно время. Обдумать все, поговорить с семьей. У вас оно будет. Нармер за вас ручается и, какие бы отношения у нас не сложились, я склонен ему верить. Причину вы теперь знаете. Поэтому подумайте, не горячитесь. Если откажетесь… Сначала вас изолируют. Затем, скорее всего, посвятят в некоторые дела. И, скорее всего, вы все же передумаете. Но в этом случае получение благословения маловероятно. Не лучший поступок перед лицом богов.
— Игорь, — отмирает жрец. — Никанор прав, я слишком эмоционально отношусь… До сих пор… Это неважно для тебя. Немного времени у тебя есть, подумай. Но, прошу, не делай глупостей. Мне жаль, что так получилось. Пусть многие желают такой судьбы, но это их выбор. У тебя его нет.
Вот вроде почти убедили и снова. Нет выбора. Я вижу несколько вариантов. От побега до ухода с поста жреца спустя положенное время. Мало того, мне еще и время дают, чтобы эти варианты обмозговать.
— Я позже расскажу тебе то, о чем ты еще должен знать, — Нармер бросает быстрый взгляд на следователя. — Что могут и не могут жрецы. Наверняка у тебя возникнет много вопросов. И я на них отвечу. А сейчас нам с Никанором нужно побеседовать с остальными.
Я рассеянно киваю, поднимаясь и прощаясь. Меня явно втягивают во что-то серьезное, и на этот раз не скрывают детали, да еще и отпускают без каких-либо обещаний. Пугающе.
***
Весь день я маюсь и мечусь. Мысленно. Запираюсь в своей комнате, отсылаю всех стучащих в мою дверь. Семья… Отсутствие запретов. И необъяснимый пока для меня добровольный отказ.
С десяток раз я хочу связаться с братом и поговорить. И передумываю. Пока я знаю еще не все, стоит дождаться разговора с Нармером. Он и будет решающим. Потом уже поговорю с семьей. Возможно и с верховной бабулей. Время есть, не стоит торопиться.
Терзаясь в думах, я пропускаю и обед, и ужин. Вспоминаю о еде лишь когда за окном темнеет, а в животе урчит так громко, что заглушает мысли.
Меня не останавливают, провожают цепкими взглядами, но поздний забег в столовую разрешают. У самых ее дверей я сталкиваюсь в распорядителем. Вечно суетливый Мирон облегченно вздыхает.
— Вас жрец просил прийти в храм, — бросает он и убегает.
Смотрю на дверь, поднимаю взгляд на мерцающие в ясном небе звезды. Узкий серп луны низко висит над горизонтом. Еле заметный знак того, что новолуние прошло.
Уговорив желудок помолчать еще немного, я иду к храму. Видимо бункер плотно занят под допросы, раз жрец решил поговорить в почти разрушенном святилище. Пропускают меня снова без вопросов.
В главном зале горит только один светильник. Стоящий на полу, у подножия одной из уцелевших статуй. Я подхожу к ней, всматриваясь в образ бога. Удлиненная морда, длинные уши — странное животное, которое пришло к нам как часть наследия.
Но никто бы не посмел смеяться над эти воплощением, несмотря на то, что его называли «отвращение для богов». Над Сетхом, богом ярости, войны и смерти можно посмеяться лишь один раз. Если успеешь.
Я не слышу шорохов или дыхания за спиной. Но чувствую, что там кто-то есть. Чужой взгляд буравит спину, а воздух становится плотнее. Оборачиваюсь я осторожно, переключая зрение.
Темнота за моей спиной обретает очертания. В тенях стоит фигура. Огромная, сотканная из той же тьмы. Со светящимися красными глазами. Силу, исходящую от нее, не перепутать ни с чем другим.
Я не взывал к богам, но один из них ко мне явился. И только сейчас я понимаю, чьи глаза я вижу и видел до этого. Сетх, темный бог песчаных бурь, гнева и разрушения. Один из великой девятки Иуну.
Склоняю голову, судорожно вспоминая обращение. Но он заговаривает первым и его голос разносится в стенах храма, обрушивая меня на колени.
— Как же ты мне надоел, волчонок.
— Что? — непонимающе уставляюсь я на бога, подняв голову.
Не знаю, что из полученных сил дает мне возможность выносить мощь богов, но я благодарен. Что даже могу соображать. Пусть сейчас я не понимаю.
— Ты, — фигура стоит на месте, но дергается. — Мелкий ничтожный червь, недостойный видеть солнце. Заноза, засевшая в мизинце.
Сила давит, прибивая к полу и я машинально вызываю символы ифритов. Они немного помогают выстоять, не рухнуть лицом в древний камень. Наверняка бог войны не самый дружелюбный, но кажется разозлил его именно я.
В
