бородач затряс головой.
— Ничего нет, Светлым Лесом клянусь, — угодливо закивал он и сложил руки на груди.
— Хорошо, в баню завтра пойдешь, — кивнула я и принялась соображать, где можно раздобыть рубаху со штанами. Новая не нужна. Главное, чтобы чистая и без дыр.
— Бани, если ты, дорогая племянница, забыла, у нас уже нет, — несмело пробурчал он себе под нос.
Может, не все соседи меня в штыки принимают и удастся договориться о помывке? Эх, были бы деньги… Но, судя по облику дома и его бывшего хозяина, здесь и медного грошика не сыскать.
Глава 4
«Карман — крайне ненадежное место для столь ценной бумаги», — подумала я и повертела свиток в руках. Ведь ничего, кроме захудалого наследства, в этом мире у меня нет. А если что-то и сохранилось с тех времен, когда настоящая Анастасия покупала модное пальто, то я об этом ничего не знаю и вряд ли узнаю.
Да и не нужны мне ее заначки! Я здесь всего час как обживаюсь, и чем больше узнаю, тем меньше мне нравится эта самая Анастасия. Лучше я сама найду способ, как честно денег заработать. Руки есть, голова на месте, работать готова от зари до зари.
Неужели я пропаду? И, пообещав себе поскорее найти для документа более надежное хранилище, я все-таки сунула хрупкую трубочку обратно в карман.
Солнце на небосводе сияло еще высоко, но дел, которые предстояло успеть сделать до наступления темноты, было много. Не глядя на хмурую физиономию моего новообретенного родственника, я вышла в сени. Очутившись в облаке знакомых ароматов, я прошла прямиком к темному чулану, который, как я подозревала, и был их источником.
Распахнула настежь дверь, и дневной свет, разрезая темноту, хлынул на стену передо мной. И я загляделась на крепкие вязанки трав, развешанные на каждом ее свободном пятачке.
Обнаружился здесь и зверобой с мелкими листочками и желтыми цветками. И прутики шалфея, и соцветия-корзинки ромашки. И листья мать-и-мачехи. Я не удержалась и провела ладонью сначала по ярко-зеленой стороне листочка, а потом по ее белесой «изнанке». Даже сухой, лист оправдывал свое название: вверху холодный и теплый внизу.
Неторопливо я прошлась вдоль запасов Олимпия Ладиславовича, и с каждым шагом мое настроение улучшалось. Покойный зельевар дело свое знал и собирал только целебные травы. Если меня одолеет депрессия, или подхвачу бронхит, или навалится еще какая-нибудь напасть, будет чем лечиться.
И пчелки не привиделись же мне под полом?
Сейчас весна — значит, самое время сделать улей. Чтобы, когда молодая пчелиная семья отделится от остального роя и станет искать себе новый дом, мне было что ей предложить.
Тогда у нас с Игнатом будет мед и на случай простуды, и просто к чаю.
И не только мед! Прополис и пчелиный яд… И пчелиные соты для воска.
Размечталась я так сильно, что не только прошла усталость — я даже почувствовала прилив сил. Но время не ждет, и я заставила себя перестать витать в облаках и переключиться на то, что есть здесь и сейчас, — на прекрасный чулан с целебными травами. И я продолжила исследовать его содержимое.
По мою правую руку к бревенчатой стене крепился широкий стеллаж с множеством склянок. Я наугад взяла одну из них и, оставляя след на толстом слое пыли, провела ладонью по притертой крышке.
На миг у меня появилось чувство, что я попала в старинную аптеку. И что сейчас из теней в углу покажется строгий седовласый провизор и поинтересуется, что меня беспокоит.
Я стряхнула наваждение, открыла пузатенькую склянку из темного стекла, и меня едва не закружило в аромате корневища валерианы.
Вот бы найти здесь что-нибудь для бани… Подумала и сразу шикнула на себя. Нечего и надеяться малой кровью решить проблему с помывкой Игната.
Но все равно глаза уже не бесцельно скользили по обнаруженному богатству, а пристально всматривались в этикетки на каждой склянке. Я даже на цыпочки привстала, чтобы ничего не пропустить на верхней полке.
Когда латинские буквы на этикетке сложились в искомое название, я едва не потянулась к глазам, чтобы их протереть. Быть не может! Торопливо сняла с полки склянку и открыла крышку. Ноздри царапнул аромат, напоминающий жасмин. Я вытряхнула на ладонь кусочек корневища и, смочив пальцы слюной, потерла его в руке.
Аромат усилился, а на пальцах ощутилось мыльное скольжение.
Мыльнянка лекарственная, богатая сапонинами. И сейчас они мылятся на моей ладони. Победно улыбнувшись, я обхватила двумя руками тяжелую, до верха заполненную сырьем склянку.
Сейчас на глаз насыплю сто граммов корневищ — хорошо, что запас их большой, — проварю в двух литрах воды — и гель для душа, он же шампунь и жидкое мыло в одном флаконе, готов.
Вышла в сени и обнаружила лохань, стоящую в углу, под маршевой лестницей. Отлично! Будет запасным вариантом на случай отсутствия бани. И, еще больше повеселев, я вошла в гостиную.
За аркой справа, как я и подозревала, размещалась кухня. Бо́льшую ее часть занимала печь. У окна расположился двухстворчатый шкафчик, служивший одновременно столом. На стене висела подставка с рядком глиняных тарелок. Я взяла одну из них и провела подушечками пальцев по неровной темно-коричневой поверхности с выдавленным на ней примитивным рисунком — цветком с пятью лепестками. Осторожно поставила тарелку на место и принялась искать то, за чем явилась.
Одна дверца стола-шкафчика была приоткрыта. Я заглянула внутрь и среди утвари, обсыпанной пылью и паутиной, заметила кастрюлю. Теперь осталось найти, на чем сварить мое зелье, и дело в шляпе!
Привычной мне газовой или электрической плиты предсказуемо не было. В правом углу кухни прислонился к стене стеклянный куб непонятного назначения. А между ним и столом стояла табуретка, на которой теснился небольшой металлический ящичек с конфоркой и бачком.
«Керогаз», — опознала я его с первого взгляда. Тоже неплохо! И я поставила прибор на пол к стенке.