и строго-настрого запретил использовать свистки для баловства. Галя назидательно пересказала мелким рассказ про пацана, который всё кричал: «Волки-волки!» — а когда пришли волки, ему никто и не поверил. Кроме того, за ложные сигналы пригрозили отнимать свистки с запретом выхода за пределы лагеря. По-моему, эта угроза для детей была самая страшная.
И каждый божий вечер барон гонял нас на тренировки.
Лика сочла, что мэллорн достиг своей максимальной высоты и нужной толщины, и начала потихоньку с ним договариваться. Тут нужна была особая тщательность. Барон рассчитал ей винтовую лестницу, поставил мелом разметочки на коре (пока до трёхметровой высоты), и эльфа работала. Половина этой работы состояла в трансе, когда она сидела, прислонившись к стволу спиной, и разговаривала с деревом. Несколько дней я малодушно подозревала, что толку не будет. Но, на пятый или шестой день в местах отметок на коре наметились бугорочки. Мэллорн выпускал опоры для будущих ступеней. Веточки росли строго горизонтально. Достигнув полутораметровой длины, стебелёк менял направление на вертикальное, разрастаясь в ограду (или правильно сказать: перила?), часть которой служила дополнительной опорой следующим ярусам. На каждый шаг подъёма полагалось две довольно толстых и очень прочных ветки. По ним можно было вполне спокойно подниматься, но мужики решили для бо́льшего удобства всё же прикрепить ступеньки (не гвоздями, а верёвками, естественно). До практического крепления дело ещё не дошло: Лика сказала: рано, рост ещё не закончен, так что ждём. Под первым витком у ступенек отросли ещё и дополнительные массивные корешки-упоры. Мэллорн постепенно выпускал новые витки, теперь уже сам, без разметки, превращаясь в серебристо-зелёную ажурную колонну.
Дни бежали за днями, уже достроили северную башню и глубокий погреб. В столовой (под тентом, усиленным и расширенным со всех сторон армированной плёнкой) уже стояло в ряд шесть длинных столов, и Степан подумывал сварганить к ним вместо чурбаков такие же полубревенчатые лавочки. Уже был составлен генеральный план нашей будущей столовой, и барон с мужиками ударными темпами готовили для неё лесоматериал.
Вова, работавший и за кран, и за трактор, и за всякую прочую технику, старался успеть повсюду: валил огромные, в два-три обхвата, деревья, перетаскивал подготовленные брёвна (и само собой разумеется, без кучи вспомогательных приспособлений укладывать их тоже мог только он), вбивал быки для будущего моста через брод.
Про мост надо написать отдельно. Сперва наш барон втыкал толстый (в два обхвата) лиственничный столб с заострённым снизу концом «вчерне», по месту. Дальше нужны были четыре помощника, чтобы будущая опора стояла на растяжках ровно; по бокам столба делались две приступки для ног, на которые Вова забирался (чтоб все бароны так жили) и вколачивал эту сваю в дно ещё одним бревном. Пока стояло восемь шестиметровых пролётов. Ну, не знаю… Лиственничные быки такой толщины — это если не на вечно, то очень, очень надолго. Вон, Венеция уже сколько столетий на лиственничных сваях стоит, вся!
Женщины и дети усиленно занимались ягодой. Земляники стало поменьше, но всё ещё достаточно для сбора, так скажем, в товарных количествах. А вот малина как будто только набрала самый сок, кусты под тяжёлыми гроздьями ягод сгибались аж до земли.
Собирали грибы. На северной оконечности острова, в смешанном леске, обнаружились подберёзовики/подосиновики. Эти мы сушили (для супа), все боковые стены на втором этаже северной башни были увешаны прикрытыми марлей грибными гирляндами.
Короче, не зря кроманьонцы изобрели собирательство.
Солили и коптили рыбу.
Кстати, нашли тут одно место, где попадались здоровенные полутораметровые разожратые налимы. Эти гады пооборвали нам самые толстые из имеющихся лесок, и пришлось заказывать специальные, мощные. Барон научил молодёжь специальной хитрости: ловить с применением полена. Короче, крепится леска, не просто так, а через дополнительную опору (ну, типа рогули); на неё наваливается полено потяжелее, чтобы у рыбы не получалось резкого рывка — и пока она туда-сюда мотыляется, то устаёт — и можно уже вытягивать. В качестве наживки нужна была лягушка. Или мышка. Мышки на острове были жутко дефицитным товаром, как и вообще грызуны. А всё Андле. Точнее, я. Я её попросила вычистить остров от мышей и прочих острозубцев. Во-вторых, потому что они попортят нам продукты. А во-первых, потому что я боюсь мышов, хоть убейте меня. А уж крысов… Так что на острове была санитарная зона.
Мышек нам время от времени приносили хищные остроклювые коршуны, с которыми как-то договаривалась друида, и рыбалка шла.
Вова сразу предупредил, что налим — рыба вкусная, но очень жирная. Уху варить вперемешку со щукой, холодной воды после ухи не пить! В подкрепление своих слов рассказал страшную историю:
— Дядька мой рассказывал. Есть на Байкале остров, называется Покойницкий Камень, рядом с посёлком Курбулик…
— Наше слово! — встрепенулся Кадарчан, — по-эвенкийски значит «покойники»!
— Не знал. Так вот, говорят, что несколько геологов умерли там после того, как объелись жирного налима и неосторожно запили холодной водой. Жир встал колом в желудке — заворот кишок. Правда или нет — не знаю. Но рисковать не советую.
Валя в порядке эксперимента достала советскую ручную мясорубку и накрутила из налима котлеты. Получилось вкусно, хотя у неё всё вкусно получается.
Скотинка нагуливала бока и лоснилась.
Несколько несушек устроили себе гнёзда, и мы ждали цыплячьего прибавления.
На огороде что-то колосилось, но до существенных результатов дело пока не дошло.
Никита целыми днями звенел в своём углу. Работы было много: специальные мощные петли для башенных ворот, петли поменьше для дверей будущих домов (поскольку мы опасались, что хлипкие староземельские петли не выдержат наших массивных дверей «фирмы Собакевич»*, переделка на конные тягловых устройств фургонов и полевой кухни, рассчитанных на машины, правка инструмента…
*Собакевич — персонаж книги Гоголя «Мёртвые души»,
помещик, отличавшийся тягой к повышенной прочности,
монументальности всех предметов быта,
да вообще всего, что его окружало:
домов, заборов, всяческих построек.
Табуретка с ножками из бруса десять на десять
и сидушкой хотя бы из пятёрки —
идеальный образец стиля «Собакевич».
Но самое главное: Никита начал ковать нашему барону доспех. Дело затруднялось тем, что задумался этот доспех по новой Вовиной силе — совершенно неподъёмным, и помогать кузнецу (подавать заготовки, поддерживать, поворачивать и т. д.) должен был сам Вова, для
