— Гришаня, — замахала на него руками Дуня, — иди проверь дорогу!
— Её без меня проверяют.
— Значит, проверь не идут ли за нами по следу.
— Зачем?
— Ну как зачем? Чтобы тебя, ненаглядного, скрасть и оженить на тех девках, которым ты глазки строил.
— Да я никому! У меня Лада есть! — возмутился воин и, обиженно мотнув головой, проворчал, что он не дубина и если мешает, то надо было прямо так и сказать, а не девок приплетать.
Дуня перевела взгляд на Гаврилу и заговорщическим шепотом спросила у него:
— А разве я ему прямо не сказала, чтобы ехал отсюда?
Боярич не успел ничего ответить, как Евдокия уже сетовала на мужскую черствость.
— И как он не видит, что Ладе боязно покидать Новгород и что она страшится будущего? Нет бы искать повода побыть подле неё, лишний раз успокоить, объяснить ей про меня, про нашу семью.
Гаврила слушал боярышню и улыбался. Представил вдруг, что лежит он на цветочном лугу, жуёт травинку, а Евдокия что-то рассказывает и так им хорошо вдвоём…
— Ну да ладно, что мы про неё. Гаврила Афанасьевич, а ты чем думаешь заняться после службы у князя? — вырвала она его из грёз.
— Вернусь домой, проверю как дела у мачехи, а там отец уже должен службу исполнить… вот и решим вместе.
— Если он найдет золото, то князь вновь пошлёт его в дальние земли, чтобы привёл людей на нужное место.
— Попрошусь с ним.
— Опасно это, — покачала головой Дуня и готова была стукнуть себя по лбу, потому что боярич вскинулся на её слова и теперь точно потащится за отцом на Кудыкину гору.
Гаврила Афанасьевич, я не сомневаюсь в твоей храбрости, — попыталась она сгладить. — Кто угодно, только не я. Никогда не забуду, как ты пошёл против здоровенного мужа, не имея оружия. И наше блуждание по подземным ходам, когда от кромешной темени душа в ужасе замирала.
Неожиданно Дуня прониклась своими же словами. Ведь жуть как страшно было, но держалась из-за Гаврилы. Подавала пример, так сказать. И хороший опыт вышел для обоих.
Она доброжелательно посмотрела на Гаврилу и разлилась соловьем:
— Мне только хотелось обратить внимание на то, каким ты видишь своё будущее. Если собираешься как отец ходить по земле и искать полезные руды, то надо бы тебе поучиться у лесников и воинов выживанию. Ещё неплохо бы было расспросить рудознатцев о тонкостях их дела, посмотреть и пощупать, с чем работают кузнецы, гончары, солевары. А если есть мысли ставить городок в месте рудника, то тут хорошо бы перенять науку воевод. Коли будет желание остаться в Москве, то тогда с моим дедом надо посоветоваться, — на едином духу высказалась Дуня. — Впрочем, у деда в любом случае надо спросить совета. А я тебе так скажу: что бы ты ни выбрал — надо учиться и быть лучшим в своём деле.
— Как Кошкин-Нога?
— Отличный пример! Знал бы ты, как поначалу посмеивались над ним! Боярич из самых родовитых, а возится с мастерами и сам мастерит! А теперь все гордятся его мастерскими, как будто сами строили. Да и слава о нём идёт добрая, а ещё даже дураку теперь понятно, что Кошкинские мастера знают больше, чем многие знаменитые ученые.
Дуня замолчала и посмотрела на огорчившегося Гаврилу. Он явно думал, что она несправедливо сравнивает его с сыном высокородных бояр. Всё же изначальные возможности у Петра Яковлевича были несопоставимы с возможностями Гаврилы.
— Если твой отец найдет ещё один рудник с золотом, то он получит славу, а если вскоре найдет ещё что-то полезное, то это уже потянет на родовой герб. Так и становятся именитыми боярами.
— А если я найду рудник с золотом?
— То повторишь достижение отца. Это зачтется твоему роду.
— Но не мне?
— Ну-у, награда найдет своего героя, но на твою долю удивления уже не хватит, все потратится на твоего отца. Поэтому я и советую тебе прямо сейчас начать думать, чего бы тебе хотелось добиться и каким ты себя видишь через двадцать лет.
Гаврила задумался и надолго. Всю дорогу они с Дуней обсуждали разные темы, но самая первая не выходила у него из головы. Он боялся ошибиться и не успеть стать равным Дорониным до того, как просватают Евдокию Вячеславну.
Ехали долго. Дуня не раз сворачивала с пути и велела насыпать в мешки песок, глину, бурые камни или выкапывать понравившиеся ей растения. А однажды она выкупила у крестьян убогого двухмесячного поросёночка размером чуть с мужскую ладонь! Все смеялись над этой ошибкой природы, а она отмыла его и передала в возок боярышне Матрёне Савишне, наказав следить за ним и приучать облегчаться вне возка.
Из-за задержки в пути воины ворчали, но сытная еда примирила их с этим. Тем более им было весело каждый день наблюдать за возней двух боярышень с крошечным свином. А тот оказался на удивление смышленым и покладистым.
Гаврила в дороге обо всем расспрашивал Дуню и удивлялся себе прошлому, не осознававшему, что вокруг есть столько всего полезного. Если бы он раньше столько знал, сколько узнал во время пути, то они с бабкой хозяйствовали бы намного разумнее. А ежели добавить к полученным знаниям появившееся после всех событий в Новгороде внутреннее ощущение самостоятельности, то прошлые мысли о себе самом казались теперь странными. Раньше-то он был уверен, что его судьба зависит от отца, от других людей, от князя или обстоятельств, но не от него.
— Никак добрались! — воскликнул один из воинов, прерывая мысли Гаврилы.
Все радостно заулыбались: добрались живыми и здоровехонькими, добро сохранили и всякой ерунды с собой привезли.
— Ур-ра! — привстав на телеге, радостно завопила Дуня, пугая чужих обозников, подъезжавших к Москве.
Эпилог
— Деда, не забудь зодчему Кривцову передать серебро на рытьё канала для укладки водопровода!
— Да езжай уже!
— Деда, ты обещал! И никого не пускай на мою землю! Я не всякому разрешу там жить! Мне нужны ответственные домохозяева, а не абы кто!
— Гришка, ну чего ты ждёшь, глазами лупаешь? Запихивай её в эту… тьфу, забыл. Понапридумывают названий, а старому человеку мучайся…
— Деда, Петру Яковлевичу скажи, что я ничего не знаю! Вот прямо совсем ничего!
— Он тебя и в имении достанет! Сумела натворить дел — сумей ответить.
— Я не виновата. Мам, скажи!
— Дуняша княжий наказ исполнила, — поддержала дочку Милослава. — Она показала, как стекло варить? Показала! А что дальше с ним делать — не её ума это. И что у молодого Кошкина новые печи под стекло забирают, не её проблема. И вообще, нечего ей у него там делать, обожжётся девка — и кто отвечать будет?
— Правильно, мам! Будь моя воля, я бы тебя поставила главной боярыней по охране труда!
Милослава приосанилась и гордо ответила:
— А что! У меня бы не забаловали! Всякому дело нашла бы.
Дуня прыснула со смеху и Милослава погрозила ей пальцем.
— Ничего не могут решить без нашей егозы, — подала голос Василиса, а слушавшая пререкания Мотя загрустила. Она оставалась, чтобы привести в порядок свой дом и дожидаться отца.
— Цыц! — рявкнул Еремей. — Тебя ещё не хватало! Весь седой из-за вас!
— Ты седой потому, что старый, — буркнула ключница.
— Ах ты, кляча! Учить меня вздумала?
— И чего разорался? Вот скажу лекарке, что раскраснелся от ора, она уж пропишет тебе целебных движений, — ключница насмешливо изобразила ходьбу на месте под смех дворовых. —Засиделся ты, батюшка, кровь дурная в тебе застоялась.
— Ах ты, злыдня! Откуда во мне дурная кровь, если ты всю её из меня выпила?
— Я о тебе забочусь! Катерина велела ежедневно гнать тебя на пешую прогулку округ Кремля, чтобы силу вернуть, а ты что?
— Деда, я вернусь и всё проверю! — не дала Дуня ответить деду. — Ты вокруг Кремля не ходи, ты по моему пустырю ходи и проверяй, как там дела идут!
Боярин Еремей раздраженно махнул рукой и скрылся во дворе дома, недоумевая, как он мог скучать без Дуньки. Не ценил покоя и тишины, волновался за неё, старый дурень. А она, как приехала, сразу передала его в руки какой-то девки!
