Разумеется, о миксе, марьяже не могло быть и речи, я это еще на том свете решил, полагаясь отчасти на Нарушителя, как почти во всем по эту сторону бытия. Наличие такого даймона, поводыря, если хотите, и отличает каюра от простого бессмертного.
- Попробуем достучаться до небес, - сказал он.
- Каким образом? - спросил я. - Как это достучаться? - одновременно спросил Гарт.
- Берем пятак и, потерев, чтоб блестело, запускаем им в небеса. Или трижды ударив им во Врата Покоя. Да вот и они.
Я сразу, как прибыли, обратил на них внимание, а Каспар даже пощупал и обошел кругом. Это сооружение возвышалось над почвой совсем одиноко, не привязанное ни к чему, как триумфальная арка. Только было совсем не помпезное и имело створки ворот, закрытые наглухо.
Мне не надо было объяснять, что это и есть П-покой. Я это интуитивно почувствовал - да, кажется, и всегда знал. Слева, справа от Врат Покоя да и позади простилалась все та же тундра, но они были входом в иной мир, вернее туда, где никаких миров вообще нет.
- Предлагаю положиться на старые навыки с элементом случайности. Сыграем в чику, - сказал Нарушитель.
- Ставка? - спросил я.
- Направленье судьбы. Здесь других ставок нет. - Он вынул из-за спины сжатые кулаки. - В какой руке? - спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь из нас троих.
Я хотел указать на левую, но меня опередил Гартамонов, впрочем, тоже выбрав левый кулак. Нарушитель разжал ладонь, на ней, рыжея, лежал какой-то металл, овальной, как мне сначала почудилось, формы. Но это оказалась деньга 1749 года, вполне себе круглая, хоть и с неровными краями, та самая или идентичная той, которую я вынул из тайничка в Красном Доме.
Нарушитель бросил ее мне, вроде даже бы подмигнув:
- Ты первый.
Деньга в результате какой-то алхимии из медной сделалась золотой. И увесистой - то есть в качестве биты самое то.
Он повторил процедуру, угадывал опять Гарт - видимо это почему-то казалось ему важным - на это раз действительно выпало нечто овальное - бляха Љ 1466. Эту биту Нарушитель отдал Гарту. Каспару же бросил его медаль, ту самую, что была на нем в наше с ним совместное путешествие. Каспар своей лапкой куриной ловко подхватил её на лету.
Нарушитель, немного прихрамывая, отмерил три метра от Врат и вдавил в почву копытце, оставив в ней ямку - котёл. Выиграть можно было двояко: либо попасть в него битой, либо положить свою биту рядом с битой одного, а затем и другого партнера на расстоянии пяди. Идеальный вариант - накрыть биту битой, это и есть собственно "чика". Это было интересней и продлевало игру. Но поскольку я бил первый, то приходилось целить в котел.
Ворота были деревянные, струганые, но не крашеные, с дубовой фактурой разводами. Я ударил битой о Врата Покоя, она, отскочив, упала мимо котла, хотя и близко к его краю. Иногда правилами разрешалось трижды подуть на нее, с тем, чтобы уронить в котел, и я хотел заявить об этом. Но не успел, так как в то же мгновенье сам очутился внутри котла.
Был он вместимостью со стакан, какими, бывало, глушили портвейн в тысяча девятьсот восьмидесятых годах (сто лет уже, Господи!), а по форме напоминал копытце. Мне случалось во время собственных потустранствий попадать в стесненные обстоятельства и занимать пространства даже меньше этого. Поэтому я особо не удивился. Занимало другое.
Что есть котел? - Куш! Приобретение, богатство. Выигрыш! Разумеется, для того, кто попал. Я же в него попал в самом прямом смысле. Теперь мне стало окончательно ясно, что не я контролирую этот трип. И как теперь истолковывать это попадание, я не знал. Но попытался доискаться истинной подоплеки этого символа - тут у нас все параболы да намёки, Кощей, - привести его символическое значение к реалу. Ясно одно: тому, кто попал, что-то добавится или от него отнимется, изменив направленье судьбы.
Тут ударила о Врата бита Гарта, и он незамедлительно присоединился ко мне, сопровожденный репликой насмешливого Нарушителя:
- Ты этой бляхой муху убил.
- Не попал, - сказал Гарт, подымаясь на ноги и отряхиваясь.
Теперь следовало ожидать либо биты Каспара, либо его самого.
Раздался стук, в котел упала медаль, легшая кверху аверсом. Мы заблаговременно вжались в стены норы, и она не задела нас.
Я вдруг ощутил некоторое беспокойство, вроде неловкости от того, что, возможно, штаны не застегнуты, и одновременно унылое детское предчувствие, что будто бы нашалил, и сейчас влетит. Мой со-копытник тоже тревожен стал.
Вверху на какое-то время воцарилась прозрачная тишина. И в ней - скрип, как будто подались створки ворот. Ветром дунуло, занесло в копытце сор, а вместе с ним и Каспар свалился, хорошо - не на головы. На нем от ужаса лица не было. Если можно назвать эту морду лицом.
Небо закрыла тень, послышалось небесное громыханье, словно надвигалась гроза. И мне показалось, что все эти звуки - шелест травы, скрипящие створки и гром сложились в осмысленную фразу. И даже с вопросительной интонацией. Звуки повторились, но уже в другой комбинации, и теперь я разобрал:
- На судьбы играете?
- Его я предупреждал, - сказал Нарушитель, причем "его", на котором он сделал упор, явно относилось ко мне. Были приметы, были.
Гарт совсем съёжился, ноги не держали его, и он опустился на край медали. Я ощутил трепет, вроде тех, что уже неоднократно во время трипов испытывал. Только гораздо острее и я бы сказал интенсивней.
И тут сверху в копытце хлынуло, заполнив в одно мгновение весь объем. Я почувствовал, что растворяюсь в этой едкой и химически активной среде, словно соль в алхимической колбе, и эта щелочь ли, кислота ль разъедает меня, съедает с меня всё лишнее. И в то же время была уверенность, что нет, весь не исчезну, что-то останется, и то, что от меня останется - много ль, ничтожно ль - не пребудет во веки веков.
2. ЭПИЛОГ
Привожу эту визу в изложении заключенного. Мой почтовик получил этот текст от з/к 117 "Каюр". Подвернулся, видно, случай запрячь собак @@. И теперь он меня всё подстегивает, подвигает завершить триптих. Позаботиться об эпилоге. Полагаю, что он и создал меня для того, чтобы не очень разнились стили. Пока только эпилог, но уже близко время, когда программы, созданные на той же базе, что я, будут романы писать. Не хуже самого Торопецкого, который и послужил моим прообразом. Хотя не в таком качестве, как Каспар или Накир.
Оригинальный текст с описанием предыдущих событий уже появился в Сети. Я в том тексте, кстати, не упомянут. Так что я, считайте, что вымысел. Но это не значит, что вымысел то, что я только что написал и еще напишу. События же, изложенные Накиром в его "Записке", частично могу подтвердить как невольный свидетель, будучи временно воплощен в тело Кощея.
Я посчитал: всего ипостасей Торопецкого было шесть. - Торопецкий истинный, дорубежный. Второй - послерубежный со всеми его последовательными воплощениями. Одновременно на этом древе (генеалогическом) повис Каспар, ухватившись за побочную ветвь. А еще Накир. Подозреваю, что каким-то образом сюда относится и Нарушитель. И последняя ипостась - вип-конструкт Кощей, то есть я. Кроме того, могут быть мои копии. "Я начинаю подозревать, - таким замечанием Торопецкий сопроводил мне свой последний текст, - что в этом мире никого, кроме меня, нет".
Мир (и мы) все дальше от исходного образца. И чем далее, тем примитивнее суррогаты. Вероятно, то же касается текстов, составивших эту трилогию: текст Торопецкого, докладная Накира, мой эпилог. А может и тетралогию. Не исключено, что где-то есть Записки Моравского.
В одном из моих романов есть второстепенный сюжетный ход. У человека, изолированного от реального мира, лишенного зрения, слуха - всех чувств, многократно возрастают творческие способности, вплоть до проскопии. Это его свойство используют всякие нехорошие люди для своих сугубо меркантильных задач.
Не так ли возникла Вселенная? Может она не что иное, как порождение замкнутого в своем одиночестве существа? Которое в силу дефицита информации галлюцинирует наш сюжет? Эмитирует мир, вселенную.
Итак, эпилог. Встроенный в меня поисковик ограничен виртуальным миром. Вот что мне удалось.
Як Устюжанин (Джякус) занят балетной деятельностью.
Генерал Гартамонов по воскресении воплощен в чмо и от должности отрешен. Об отставке он не жалеет, кардинально поменяв смысл жизни и целиком погрузившись в живопись. Неожиданно обрел поклонника в лице Джякуса. Расписывает ему декорации.
Станислав Викторович Полозков остался при нем. Организовывает его выставки и сайд-проекты.
Джус отбывает наказание теперь в облике настоящего ч.м.о.
Моравский выслан на периферию империи, проходит службу в 32-м пограничном полку и уже капрал.
