— Вижу, что вариант с разводом не устраивает нас обоих, уже хорошо, — сказал я, не отвечая на вопросы. — Тогда предлагаю жёсткое разделение по времени. Я не тащу работу домой, а ты не бегаешь в КБ. А то неудобно, право слово! Мамки детей зовут, и ты тут же: "Сёма, пойдём обедать"!
— Тогда ты есть совсем забудешь! Ни разу сам домой не пришёл и не спросил! Телефон домой прикажи провести, звонить тебе буду, — ну вот и ладненько, лучше обсуждение условий перемирия, чем эскалация конфликта.
— Но только по очень важному делу и не каждые пять минут, а то провода обрежу самолично.
— Хорошо, — согласилась Поля, не забыв обиженно надуть губки. Но ура, согласие, хоть в чём-то, достигнуто!
— Обещать твёрдо не могу, но буду стараться, в первую очередь, заниматься нашими делами, а потом уже всем остальным, — тут я, можно сказать, совсем капитулировал, пусть Полина считает, что добилась своего. Жаль, что всё это лишь намерения, жизнь не даст отгородиться в маленьком мирке. Но никто же не может запретить желать семейного счастья, покоя и уюта?
Моё солнышко обхватило мне шею руками, притянуло к себе и чмокнуло в губы.
— На работу устроиться поможешь? — взгляд вплотную заставил меня ловить фокус то на одном, то на другом глазу. Я освободился и выпрямился потому, что человек с бегающими глазками вызывает подозрение во лжи, после чего зашёл с другой стороны.
— А ты сама, чем хотела бы заниматься?
— Что?
— Ну, ты ищешь что поближе, что попало, короче. А к чему душа лежит?
Немного подумав, Поля меня огорошила.
— К химии.
— Что? — пришла моя очередь переспрашивать и удивляться.
— Понимаешь, в моём ремесле травки, корешки, ещё кое-что используется. Всё это смешивается или приготавливается другим способом для достижения нужного результата. Вот я и подумала, что химия что-то очень похожее. Я уже и книг много прочла. Да, мне это нравится и легко даётся.
— Задумала, значит, повышение квалификации? Оно и верно, что химики из алхимиков выросли, а те, в свою очередь, из шаманов каких-нибудь. Тогда тебе не работать, а учиться надо! Готовься и со следующего года поступай в институт.
— Да я уже старая, что я там делать среди комсомольцев буду? И что, получается, до лета без дела сидеть?
— Глупостей не говори. Старая она чтобы учиться… Я, студент, то ли недоучка, то ли переучка, сразу не понять, а тебя старше. И до лета полгода всего, переживём.
— Ты лучше с дядей Исидором поговорил бы, — пропустив мимо ушей мой ответ, сказала Поля. Палец на отсечение, что у неё был план, а я попался!
— Можно. Но он ткачихами заведует, а мы вроде как по твоему призванию хотели…
— Ткани красить надо и не только. Вот взяли бы меня хоть кем в лабораторию, где они краски изобретают, мне было бы довольно. И перед институтом какая-никакая практика с приработком.
— Какими словами заговорила, — заметил я. — Пять лет назад всего прачкой подрабатывала, а тут только дивись!
— Так я и в библиотеке работала. Или ты думаешь, что у тебя жена – дура? — с наигранным подозрением спросила Полина.
— Напротив, я всегда думал, что ты у меня умница, — сделал я комплимент, без которого невозможно было обойтись. — Скажи, а ты всё прямо от моего прихода домой спланировала?
Жена тихо рассмеялась и сказала начистоту.
— Можно и так сказать, но план, как ты говоришь, был немного другой. Без обид, ссор и прочих глупостей. Даже совсем-совсем наоборот, — она сладко потянулась. — И не всё ещё потеряно, если, конечно, ты одобряешь и поддерживаешь.
— Конечно, одобряю и поддерживаю, — поддакнул я, за что был тут же раздет и затащен в постель.
Седьмое ноября – красный день календаря. Обязательный выходной и необязательный "нагрузочный". А выпить не с кем! Полина была права полностью, говоря, что меня все боятся, а поэтому ненавидят. Может быть, только сгустила краски, но отчуждение у всех людей, с которыми я общался, присутствовало. Их можно понять, моей роли в истории с их арестом они не знали, но то, что я в этом деле замазан по самую макушку, были уверены. А то, что всё обошлось благополучно и в конце их даже обласкали, так это надо нового наркома внудел благодарить, товарища Берию и, конечно же, лично товарища Сталина. А Любимова, кстати, не обласкали. Присвоили капитана, который ему и так по должности был положен, и на этом всё. Что-то с ним не так, лучше подальше держаться.
Да, шарахались от меня все. Все, кроме капитана Бойко. Этот, как я понял, вообще ничего не боялся, ни Бога, ни чёрта, ни начальства сверху, ни кляузников снизу. А чтобы делать какие-то выводы о человеке ему нужны были веские основания, а не измыщления и сплетни. К тому же Бойко со своей деревянной ногой и воинским званием не мог идти в общей колонне ЗИЛа, а побывать на Красной Площади и посмотреть парад ему хотелось.
Я тоже мог участвовать в мероприятии только в качестве зрителя, взяв с собой жену и старшего сына. Поэтому я заранее навестил капитана на заводе, чтобы договориться о совместных действиях, где встретил ещё одного старого знакомца.
— Любимов! Чертяка, живой! — шлепок по плечу сзади во время разговора с Бойко заставил меня вбитым на тренировках ещё в далёком будущем движением уйти по непрогнозируемой траектории и обернуться в сторону опасности.
— Простите, товарищ капитан госбезопасности, обознался, — загорелый дочерна, наверное прожаренный насквозь, раз загар не сошёл до ноября, полковник погранвойск смутился и хотел было ретироваться.
— Седых, стой! Здорово, командир!
— А я-то голос слышу… — вглядываясь в меня погранец забыл, что хотел сказать и ляпнул. — Эк, тебя приложило. Горел? У нас одна "БАбушка" сгорела, так никто не выскочил.
— Это где? — тут же задал важный для себя вопрос Бойко. Горелые танки и БА – его оружие в борьбе с управлением механизации РККА.
— Капитан Бойко, военпред на заводе ЗИЛ, был командиром танковой роты на Кавказе. Полковник погранвойск Седых, был моим командиром в Грузии, командовал бронепоездом, защищавшим Батум, — представив их друг другу, я коротко обрисовал и боевой путь каждого.
— Это в совсем Средней Азии. Прибыл сюда вслед за Фриновским, который там у нас командовал, новую матчасть получать, — как можно более обтекаемо, поняв видно что ляпнул что-то лишнее, очертил весьма широкие географические пределы Седых.
— И как оно случилось? — не отставал Бойко.
— Ки… Басмачи, заразы, пушку в дом затащили, как раз напротив въезда в цитадель. А там машина через ворота впритирочку проходит, дверей не открыть. Ну и жахнули. А потом сразу сбежали, гады, так мы их и не нашли. Нашим хана, у "БАбушки" бензобак как раз над головой водителя и стрелка. Туда и попало.
— Бронеавтомобили – вообще вредительство! — в сердцах брякнул Бойко, одержимый своей "идеей фикс". — Их толком не забронируешь, шасси не позволяет. А наши-то, в УММ, специально всё танковое производство в Подольск перенесли, чтоб я им мозг не клевал.
— Постой, что ЗИЛ танки больше выпускать не будет? — я напрягся, огорчённый новостями. Московский Т-26, несмотря на паршивую бронезащиту, для 41-го года, а тем паче для более ранних времён, был неплохой машиной с мощным вооружением и хорошими механизмами, установленными на надёжную ходовую часть.
— Точно так. Чувствую, убрать меня отсюда у УММ руки коротки, так они танки подальше от меня убрали. Теперь в Подольск будут уходить только агрегаты, а взамен они нам корпуса БАТов присылать будут. Это заводское название, в армию они как БА-11 пойдут. С БАСом пока неясно, примут ли на вооружение. Недалеко он от машин на шасси ГАЗ ушёл. Что, посмотреть хотите? — поймал наши заинтересованные взгляды Бойко.
— Конечно! — возбуждённо согласился Седых.
— Могу посодействовать. Хоть и не положено, — набивал себе цену военпред. — Только, БАС здесь, а все БАТы, и опытные, и первые серийные забрали на парад, там посмотрим.
— Да веди уже скорее! Показывай, что там Гинзбург наваял! — я тоже поддался настроению пограничника.
— Так это не он, а Важинский. У нас так: всё, что на гусеницах – то Гинзбург. А колёса – Важинский.
При первом взгляде на машину, спрятанную в том самом ангаре, где собирали теплопаровоз, сомнения в авторстве, если и были, то отпали. Две броневые радиаторные решётки в вертикальном кормовом бронелисте, столько же глушителей на нём же, давали понять, что двигатель установлен недалеко. Сразу вспомнился разговор после стычки с Дыренковым, когда я ещё Лихачёву рассказывал свой замысел броневика. Ну-ка, посмотрим. Точно, рессоры обоих мостов опираются на броню, значит корпус несущий. А вообще наиболее точно и ёмко внешний облик бронеавтомобиля описал Седых, едва увидев его.
— Экий крокодил в цилиндре!
Действительно, зауженный, с большими углами наклона бронелистов нос, опирающийся на переднюю балку-балансир, к которой были выведены передние концы полуэллиптических рессор моста, задними своими концами опирающихся на приваренные к броне уголки, производил именно такое впечатление. Я б его даже гавиалом назвал, очень хорошо.
