Кирилл.
— Не жалко. Там взрослые мужики, знали на что шли. Мне больно смотреть на молодую девушку, — с недовольством ответил я.
Я решил не объяснять суть моего недовольства всей судебной системой.
— Как и всех остальных, её обвинили в терроризме, Андрей. Это высшая мера, по всей строгости, — выдал Илья, от чего я повернулся.
— Ты знаешь значение слова терроризм? Или тебе объяснить? — приподнял я бровь.
— Ого, Илюх, да нашего малого не коммунист покусал, а умник! — ухмыльнулся Кирилл.
— И правда, умник, — усмехнулся Илья, но тут же посерьёзнел. — Все знают значение этого слова, Андрей. К чему это бахвальство?
— Не бахвальство. Я к тому, что эти люди не совершали того, в чём их обвиняют.
— Если ты про то, что конкретно они не совершали терактов – возможно, — хмыкнул брат. — Но они приверженцы коммунистической идеологии, которая признана императором и высшим судом террористической.
— Хорошо, — кивнул я. — А как насчёт Конституции, пункт восемнадцать тридцать четвёртой статьи?
— Обалдеть! — улыбаясь, выдохнул Кирилл и пересел на своё место.
— И о чём же это статья, юрист ты наш? — со скепсисом поглядел на меня Илья.
Я же набрал в грудь побольше воздуха, и начал:
— Она гласит, что гражданин и человек, независимо от его статуса, титула, и его отсутствия, имеет право быть оправдан, если его степень вины полностью не доказана. Также, согласно пункту двенадцатому сто семьдесят второй статьи Конституции Российской Империи, а именно: гражданин и человек может быть признан террористом или пособником террористов в соответствующих организациях только в случаях предъявления обвинением неопровержимых доказательств в непосредственном участии в противозаконном деянии, — перевёл я дух. — То есть, даже если они состояли в террористической ячейке, то должны были принимать непосредственное участие в совершении терактов, коих, насколько я помню, коммунисты у нас ещё не совершали, — закончил я, откинувшись на сидении.
Глаза моих братьев выпучились по пять рублей. Я же мысленно хвалил Велису и «Пирожки вдохновения». Без них я бы никогда дословно не вызубрил всю Конституцию и несколько «Кодексов». Да я работая следователем в РФ, законы так не знал, как здесь.
— К-хм… — отвис Кирилл. — Слушай, малой, а на кой тебе магом становиться? Иди лучше в…
— Начитанный, я погляжу, — хмуро перебил брат Кирилла. — То есть, ты хочешь сказать, что весь наш судебный институт ошибается? А как насчёт того, что они аристократов убивали? Тебя, вроде как, тоже почти умертвили.
— Не ошибаются, а намеренно не исполняет неудобный пункт закона, — фыркнул я и поглядел на брата. — Лично эта девушка никого не убивала. Всего месяц как примкнула туда по глупости, веря в сказки о лучшей доле. Если бы провели нормальное расследование с ментальной экспертизой, то она, — кивнул я его смартфон, — могла бы растить детей в Империи, а не валяться пеплом в Зале Исполнения Наказаний, до этого испытывая нечеловеческие мучения. Да и это – не смертная казнь, а пытка перед смертью.
— Ох ты ж святоша-умник-гуманист… — с обалдевшим видом присвистнул Кирилл и полез в мини-бар за шампанским с правой стороны.
Илья отложил смартфон и посмотрел на меня гримасой злобы.
— Следи за своим языком, Андрей! И не вздумай такое ляпнуть где-нибудь! — повысил он голос. — Если бы я не знал, что ты был их жертвой, то подумал бы, что среди нас диссидент и предатель! Я промолчу о твоём мнении по поводу следствия, так как ты ещё молод и воспринимаешь всё в красках.
«Ага, конечно. Юношеский максимализм мне не грозит», — подумал я, демонстративно фыркнув.
— Но что касается казней… — спокойнее продолжил он. — Растолкую для слишком нежных. Такая казнь проводится в назидание другим испокон веков. Высшая и, на первый взгляд, жестокая мера наказания применяется только в двух случаях…
— Терроризм и убийство аристократа, — кивнул я, не дослушав.
— Не просто убийство аристократа, а убийство аристократа чернью, — раздражённо добавил он.
— Чернью… — повторил я, качнув головой. — С таким самомнением, Илья, вполне логично, что появились коммунисты. Чрезмерная жестокость и дичайшее неравенство рано или поздно поднимет людей к восстанию, а нас поднимут на вилах, если не изменимся.
От этого Кирилл изумлённо завис, не до конца распечатав бутылку, и поглядел на нас.
— Ещё раз повторяю: следи за словами, идиот! Ты где такого начитался?! — рявкнул Илья.
Я тоже распалился и не мог остановиться. Однако продолжил спокойно:
— История. Это всего лишь человеческая история. А как по-твоему декабрьская революция в Канаде произошла?
— Они там процветают, по-твоему? — процедил он. — Такие же казни, только массовые! Их английские аристократы были слабы, поэтому допустили смуту! Сила аристократов и нашего императора не допустит революции, как у американцев! Стабильность и сохранение традиций – вот наше главное преимущество!
— Ага… Я недавно прочувствовал наше преимущество в традициях и стабильности. Особенно это хорошо прочувствовала дочь Раневских, что сгнила в морге.
Илья аж покраснел от злости, как у отца у него начали вспыхивать огнём глаза.
— Эй-эй! Что-то вы совсем скатились в политику, придурки! Передерётесь сейчас! — встрял Кирилл. — Давайте выпьем! Мальчишник у меня, а не у вас всё-таки! — и хлопком открыл пробку, зажав горлышко пальцем,
