С сестрой поговорить не удалось — проснулся ребенок и она ушла кормить. Попили пустого сбитня, посмотрели на картину, привезенную еще дедом Дерека, где было нарисовано какое-то сражение у крепости, пришли с отцом к выводу, что Маша нарисовала бы куда лучше. Нас уже позвали на улицу. Телегу нашу уже подогнали к амбару, где дюжий работник подтаскивал мешки к воротам. Я скинул рубаху и принялся стаскивать зерно в телегу, а отец принялся торговаться с Дереком. Слышал только обрывки разговора, но услышанное мне совсем не нравилось. впрочем, как всегда.
— …А чего это мясо попахивает? Когда забили то?
— Вчера. Но оно на холоде лежало. Просто Фимон хотел две туши, а….
— …Да куда мне его?
— Ой, да чесночком заправишь, уксусом замажешь — с дороги то голодные съедят и не поморщатся. А я тебе и чесночка отсыплю. Даром. Вот, пять головок…
— … Дерек, не гневи богов, двадцать пять за мешочек хмеля — это почитай вдвое больше обычного!
— Ну так сосед за меньше не захотел отдавать, прошлогодние запасы, пока еще этого года подойдут….
— …А чего это мешки влажные к ячменем?
— Ну так все равно замачивать для солода будешь… А что заплесневело — ну так выкинешь, я монету на это скидываю…
Обратно ехали большую часть дороги молча. Точнее отец ехал, а я шел рядом, чтобы разгрузить коняшку.
— Бать, ну может ну его? Этого Дерека? Ну совсем выгоды с ним не видим! Ну не видишь что ли, что он нам спихивает за две цены, то что вообще выкинуть надо!
— Да я понимаю, что он лежалый товар нам сует, да цену не убавляет… Понимаю все это, а куда деваться. Ежели все есть у родича, которым он нам теперь является, а мы будем брать со стороны, что люди подумают? Скажут, раз с родичем ладу нет, то стоит ли с ним дело иметь? Тут дело такое, репутация, сын, ее в один миг потерять можно. А с товаром — придумаем что-нибудь.
Вернулись мы на закате и заехав во двор, увидели прелюбопытную картину: Овер и Герес, весело переругиваясь ставили ограду, недалеко от сараев.
— Чего твои друзья к нам в батраки заделались? — Усмехнулся отец, даже немного придержав коня, чтобы лучше рассмотреть.
— Вот и мне интересно, что они натворили, что их Ивер наказал.
— Ну беги узнай, я телегу к задней двери подведу, коня распрягу и Янику передам, пусть сводит, оботрет. А ты подходи, разгрузим и телегу сами закатим под навес.
— О! Ты вовремя! — закричал Овер, едва я к ним подошел, — придержи, вот тут. Двоим ну никак не сподручно!
— А чего это вы тут решили поработать? — Усмехнулся я, понимая, что трудолюбие вызвано у них явно не от любви к работе.
— Да мы тут старую ограду немного завалили, давно пора Гереса перестать кормить… И пыхтит, и потеет, а теперь вот и ограды под ним ломаются.
— Да я на нее только руки положил! — Возмутился второй друг, — Это ты на ней повис, когда дворянку увидел! И вообще, что это за ограда, что она так легко ломается!
— А смысл тут частокол городить, — парировал я отцовскими словами, помогая поднять пролет со штакетинами из кустарника, — все равно ворота открыты день и ночь, гостей полон двор, от кого забор ставить, если так войти может кто угодно. Так, нужен то только чтобы скотина не разбегалась, да чужая не шастала… А чего это вы льеру караулите?
— Да, Овер решил еще раз на нее посмотреть. А я с ним пошел и сразу вам сметану принес, мама твоя вчера просила.
— Ты в курсе, что она полдня на крыше конюшни просидела, по доске палочками чиркая? — не выдержав вывалил новость глазастый охотник, — я думаю, она не очень удачно вчера упала, все же головушке досталось… А жаль, такая красивая…
— Дурень! Все у нее нормально с головой, — рассмеялся я, бросая взгляд на пустую крышу, — а где она сейчас?
— Да недавно спустилась, — хохотнул Герес, бросая взгляд на Овера, — вот она как начала спускаться, так наш… охотник… так сразу сделал стойку и на забор полез. Так и рухнул, то ли от хлипкости забора, то ли от ее возмущенного взора, когда он ей свистеть начал.
— Ты свистел льере? Это может твоей головушке досталось?
— Да ладно, просто не удержался. Дядя твой нам уже по пинку отвесил и заставил новый забор ставить. Зато этот уже так легко не рухнет. Ты лучше скажи, чего она на крыше делала.
— Рисовала наверное.
— Рисовала? Как настоятельница в Храме?
— Настоятельнице до ней далеко, — вполголоса ответил я, понимая, что это правда, но не в силах нарушить выработанный авторитет, вызывающий уважение все три года, что я жил при храме.
— Ну ты так-то не завирайся, — так же смущенно ответил Овер, а Герес поддакнул.
— Пойдем, попрошу показать рисунки, там каждый наверное по несколько империалов стоит.
Просить не пришлось. Едва мы зашли в таверну, наше внимание привлекло несколько гостей, что в ожидании ужина стояли у стены, сосредоточив на нее свое внимание. Подойдя поближе, мы обнаружили в деревянной рамочке висящую на стене картину с нашей тренировкой. Картина явно после последнего просмотра дорабатывалась: фон стал ярче, добавилось деталей, тени… Рисунок и вовсе стал похож на окно во двор, где застыли двое в процессе тренировки.
— Это что, Весел?! — Вырвалось у Гереса, едва он протиснулся к стене, ткнув пальцем в фигуру на рисунке. Гости, стоящие рядом посмотрели сначала на него, а потом перевели взгляд на меня.
— Да, он, — раздался мамин голос от стойки, с нотками гордости, — Льера Маша подарила нам, когда увидела, что мы в восторге от рисунка. А сейчас показывала еще незаконченный рисунок нашей деревни в лучах заходящего солнца. Завтра при солнечном свете дорисует, сейчас ей уже темно. Если много не запросит — куплю обязательно, тоже на стену повесим
— Она, что, уже язык выучила?! — вычленил из маминой фразы главное, — ты ее понимаешь?
— Пока с третьего на десятое, но где непонятно, там она на пальцах показывает. Очень умная девочка…
— Весел, там тебя папа ждет, иди помоги ему, — через заднюю дверь забежал Яник, крикнул и умчался обратно.
— Ребят, я скоро, пойду телегу разгружу.
— Да мы с тобой, что мы тебя бросим что ли…
Отец, увидев число помощников, быстро определился в кладовку, где он лишь укладывал мешки так, как он считал правильным, а мы в три пары рук быстро перетаскали все ему, и схватив телегу, закатили ее в сарай. После, взяли в руки снятые перед разгрузкой рубахи и собрались сходить к колодцу.
— А это для чего тряпочки? — Вдруг спросил глазастый Овер, тыкая пальцем на веревку для сушки белья возле портомойни.
Там на веревке висели две тряпочки знакомой мне золотистой расцветки — это то, что было в прозрачной упаковке и мокрое. Странная конструкция из двух небольших полусфер и веревочек, и треугольная тряпочка. Рядом весела тоже треугольная, но уже кружевная, потом какая-то розовая безрукавка, да еще с обрезанным животом, и такая же розовая тряпочка, непонятного назначения.
Овер, недолго думая, подошел поближе и принялся внимательно рассматривать тряпочки, с желанием быстро потрогать кружева, из-за
этого даже пришлось на него прикрикнуть, чтобы грязными руками не трогал белые вещи, как вдруг из портомойни раздался непонятный громкий звук. Я настороженно оглянулся на дверь, как через мгновение звук повторился. Словно что-то тяжелое отодвигали от двери. Мы недоуменно переглянулись, но не успел я сделать шаг, как дверь отворилась и из проема вылетела разъяренной гарпией Маша, с мокрыми волосами, завернутая в простыню, с комком из мокрых штанов и рубашки, прижатых к груди. Девочка что-то нам гневно прокричала, почти прорычала на Овера, от чего он шарахнулся в сторону и покрутив пальцем у виска, начала сдергивать с веревки свои вещи, с пламенеющими щеками и ушами.
— Чего она? — недоумевающе оглянулся на нас Овер, но поддержки не сыскал, мы сами не понимали. Хотя, если вспомнить, как она эти кружева прятала у меня утром, может их не должен никто видеть? Но зачем тогда повесила на улице?
— Дикарка, все у них не по человечески… — шепотом произнес Герес, глядя как грозно топая голыми пяточками по тротуару удаляется Маша.
