нам уже идти надо, — засуетился Славка. — Я к своим сейчас сбегаю, скажу, что там рыбу дают. Тёть Поль, там ещё много было?
— Я не знаю, подносили коробки из подсобки, а сколько их там… — мама развела руками.
Девчонки занялись рыбой. Славка убежал домой. А я огляделся в поисках газетного свёртка с плюшками для Мишки. Вскоре нашёл его, выбрал матерчатую чёрную сумку из тех, что мать повесила обратно на ручку двери гостиной, и пошёл одеваться.
Когда я вышел на улицу, Славка уже бежал мне навстречу. Молодец, хозяйственный, беспокоится о своей семье — не поленился сбегать, сообщить о то, что рыба в продаже появилась. Как-то и я уже начинаю снова осваиваться в этой эпохе. Ничего страшного — научусь снова и в очередях стоять, и добывать все, что для семьи нужно.
Пятница, 19.02.71 г. У дома Домрацких — Ивлевых
— Ну, что, сказал своим? — спросил я, когда Славка поравнялся со мной.
— Сказал, бабка собирается, может успеет ещё.
Мы пошли в сторону булочной. Ещё издали заметили Полянского, он стоял на самом углу. Пока мы дошли, из булочной вышел Лёха с бумажным кульком.
— Здорово! — протянул нам руку Тимур. Мы поздоровались с парнями, и все вместе направились в сторону больницы.
— Чего у тебя там? — спросил я Мужицкого, кивая на кулёк.
— Да вафли Мишке взял, — ответил Лёха. — Не с пустыми же руками идти.
— Правильно. Я тоже у своих пару домашних плюшек выпросил.
Славка вдруг вытащил пачку «Примы» и неумело закурил. Видно было, что процесс у него совсем не отработан — чуть спичку не сломал об коробок.
— Ты чего это вдруг? — опешил я, — уже много пожил, на тот свет спешишь?
— С чего это вдруг! — обиделся друг, — у нас куча знакомых курит. Теперь хоть есть о чем поговорить!
— О кашле и желтых зубах, что ли? — спросил я, — ты же классно бегаешь, лучше меня, а начнешь курить — пиши пропало!
— Чего ты так дергаешься? — удивился Славка, — сам же недавно с папироской в зубах бегал, пытался Дианке понравиться!
— Что-то не похоже, чтобы получилось! — весело заржал Тимур.
Да уж, Пашкино прошлое как какой-то ребус — тайна за тайной. Не хотелось мне, чтобы Славка курил, но я уже понял, что подход с наездами не сработает. Больно у него характер независимый и обидчивый, только разве что поссоримся. Надо будет что-то другое придумать, чтобы на него повлиять — на что мне прожитые годы, если не сумею?
Мы шли, болтая о завтрашнем походе, точнее, о том, что брать с собой. Настроение у нас было приподнятое, мы предвкушали приятное времяпровождение.
В больнице я взял на себя роль старшего, велел всем на входе тщательно вытереть ноги и повел всю компанию сразу в хирургию.
Дверь в нужную нам палату была приоткрыта. Я заглянул туда прежде, чем запустить нашу гопкомпанию. Мишка лежал, отвернувшись к стенке. Я сделал нашим знак рукой, чтобы оставались в коридоре, а сам прошёл в палату, подошёл к Мишке и осторожно тронул его за плечо. Мишка не спал и резко повернулся. Увидев меня, он сел.
— Привет, — протянул я ему руку. — Что ты такой дёрганый? Случилось что?
В палату заглянул Полянский. Увидев его, Мишка поднялся, и мы с ним вышли в коридор.
— Пойдёмте отсюда, что стоять на проходе, — предложил Мишка.
Мы оккупировали один из подоконников в холле. Парни разглядывали Мишку с нескрываемым интересом. Выглядел он уже чуть получше, синяк вокруг глаз и носа начал желтеть. Отёк губы спал, но шов, всё равно, смотрелся жутковато: замазанный зелёнкой с торчащими концами ниток.
— Так что случилось? — переспросил я Мишку.
— Участковый приходил.
— Чего хотел? — спросил Полянский.
— Он мне не докладывал, но, похоже, хочет дядьку обратно отправить.
— Туда ему и дорога, — заявил Тимур.
— Не всё так просто, — возразил Мишка. — Ты, Пашка, прав был, я с матерью говорил, — обратился он ко мне.
— В этой жизни всё не просто, — пробормотал я, вытаскивая из сетки газетный свёрток с плюшками и протягивая ему. — Что в итоге?
— Не знаю, — развёл руками Мишка.
— Ты что-нибудь подписывал? — спросил Славка. — Хотя, он с твоей матери мог заявление взять.
— Ничего я не подписывал, — ответил ему Мишка.
— Я точно не знаю, — сказал я, — но, кажется, милиция может возбуждать дело и без заявлений от потерпевших, если преступление совершено против несовершеннолетнего.
Мы молча стояли у подоконника, переваривая информацию, как вдруг Полянский заявил:
— Да что вы так переживаете? Ну посадят его ещё раз. Кому хуже станет?
— Да пошёл ты, — огрызнулся Мишка.
Тимур набычился.
— Ты не понимаешь, — начал объяснять я ему. — Он первый раз сел, потому что защищал сестру с детьми от её ненормального мужа, они бы там все легли. Сейчас вышел, опять на него всех собак.
— Так и есть, — подтвердил Мишка. — Он бы мне харю не начистил, если б я к нему не полез за отца предъявлять. Я ж не знал!..
Мишка выглядел очень расстроенным.
— Ничего себе расклад, — пробормотал Тимур. — И что делать?
— Может, так и надо было участковому сказать? — предложил Лёха.
— Я тогда ещё не знал, — чуть не простонал Мишка.
— Ладно, не раскисай, — строго сказал я ему. — Я схожу сегодня к соседу, спрошу, как тут быть. А ты выздоравливай.
Мы потоптались ещё немного у окна. Тут из приёмного вышла Марина Карпова. Я кивнул ей головой, здороваясь. Она позвала меня, махнув рукой. Я оставил своих и пошёл к ней.
— Добрый день, — поздоровался я.
— Привет. Ты вроде говорил, что на базе работаешь?
— Да.
— Про Цушко слышал?
— Что с инфарктом вчера с базы увезли? Конечно, слышал.
— Что он умер два часа назад, слышал?
— @твоюмать! — вырвалось у меня. — Простите, пожалуйста, мой французский. Не выкарабкался, значит… Вот так так… — бормотал я, лихорадочно соображая, что же теперь будет. — Спасибо, что сказали.
Она кивнула головой и направилась дальше по коридору по своим делам.
Я вернулся к своим.
— Что случилось? — спросил Славка, заметив мою озабоченность.
— Завбазой, у которого я подрабатывал, умер от инфаркта. Мне, наверное, нужно будет сегодня туда заглянуть.
— Нам ещё Светку сегодня отпрашивать, — напомнил Славка.
— Это после шести. Успеем, — ответил я.
— Какую Светку? Зачем? — заинтересовался Мишка.
— Герасимович. Завтра же поход, а её родители с ночевкой не пускают, — объяснил Славка.
— Точно, вы же в поход идёте, — с завистью в голосе пробормотал Мишка.
— Ничего, не расстраивайся, ещё сходишь, — шлёпнул я его по плечу. — Выздоравливай быстрее.
Мы начали прощаться.
— Ой, вафли же, — вспомнил Лёха про свой кулёк, который
