Хорошо. Теперь — она поворачивается ко мне: — Владимир Григорьевич — прошу.
— Что именно? — все еще зол на нее, хотя и понимаю, что это глупо. Вот так, сходу никто убивать меня не собирался, шла проверка моего потенциала, а если бы я поломался пополам или там в желе разбился, так меня бы собрали. Какая к черту тут медицина, если Мария Сергеевна вместо Иисуса Христа, мертвых может поднимать? Это все меняет сразу. Иметь на поле боя такого вот юнита — это все равно, что играть в стрелялку с читом на бессмертие.
— Ударь по ней. — приглашает она меня. Вопрос «а сразу так нельзя было» — застревает в глотке. В чужой монастырь со своим уставом не лезь.
— Хм. — вообще вызывает раздражение вся эта история с «а давайте мы вас убьем, Владимир Григорьевич», с тем чтобы через пять минут «помилуйте, вы еще обижаетесь? Что за глупость…». Вот в жизни не поверю, что такие вот «проверки» тут на поток поставлены… не может такого быть. И… а сама полковник Мария Сергеевна — бессмертна? Каков предел ее способностей? Может ли она поднять, скажем разложившийся труп? Или скелет?
С другой стороны, самому интересно, что я за зверек такой и какие у меня пределы. Сжимаю руку в кулак и отвожу назад. Упираюсь ногой. На выдохе — посылаю руку вперед, мысленно готовый к острой боли в костяшках, стена кажется довольно твердой…
— ТУНЦ! — снова щелчок и во все стороны летит пыль. Зажмуриваюсь. Отступаю назад, тряся головой. Открываю глаза. Стены больше нет, какие-то обломки. Пыль и мелкая каменная крошка оседают в воздухе.
— Так и есть — кивает Мария Сергеевна, застегивая китель: — Старший Родовой Дар. Думаю, что нам имеет смысл заявить о браке. Когда сватов изволите прислать, Владимир Григорьевич?
— Сватов?
— А то как же. Негоже в грехе-то жить. — складывает руки на груди полковник Мария Сергеевна Халк: — А раз у тебя не просто инициация, а Старший Родовой Дар открылся, то имеет смысл заранее озаботиться. Ты ж в столицу как поедешь, так опять по бабам, не дай бог охомутает кто. Для тебя опять-таки честь, с самими Мещерскими породнишься. Имей в виду, фамилию менять не буду. Уварова-Мещерская буду.
— Какая замечательная мысль. А что насчет первой брачной ночи и…
— Тьфу на тебя, Уваров. Не испугался даже, — улыбается полковник Мария Сергеевна: — половина твоих товарищей на твоем месте сейчас обделались бы!
— Честно говоря и мне не по себе, — говорю я: — но от такой женщины, как вы, я бы в жизни не отказался!
— Бабник ты Уваров, — вздыхает она: — всегда был. Вот память тебе отшибло, а кобелиную суть твою не тронуло. А жаль. Был бы нормальный — ей-богу сватов бы сама заслала. Старший Родовой Дар! Пойдет твоя карьера в гору. Поди сразу в столицу рванешь… вот тебе мой совет — не надо к Ай-гуль сразу в ноженьки падать. Ты парень молодой… найди себе кого-нибудь. Ледяная Княжна… говорят что ей суженого сам Император нашел.
— Да? Ну и ладно. — пожимаю я плечами. Нашел и нашел и пусть у молодых все будет хорошо. Меня сейчас больше занимает что со мной происходит…
— Забыл свою зазнобу? — усмехается она: — Оно и к лучшему может. Все, ступай с миром, отдохни. Я… тут останусь.
— Хорошо! — сопровождаемый валькирией я иду к деревянной лестнице. Что-то беспокоит меня, но когда я оборачиваюсь, валькирия заслоняет мне путь.
— Госпожа полковник велела вам домой идти. — говорит она и в глазах ее я вижу решимость. Интересно, а она меня боится? Видела же на что я способен… я бы такого человека опасался.
— Как скажешь, — пожимаю плечами: — а ты меня до дома проводишь?
— Так точно. — кивает валькирия.
— А… полковник? Как она домой доберется?
— Не знаю, — пожимает та плечами: — это не мое дело. У меня приказ.
— Ну ладно. — я забираюсь в экипаж, запряженный двойкой лошадей, валькирия взмывает на место возницы. Мы едем в молчании. У самой гарнизонной стены валькирия Семенова нарушает молчание.
— Ваше благородие. Владимир Григорьевич… — негромко произносит она, но я слышу.
— Да, Семенова? — откликаюсь я. По-моему верно, валькирий при мне так и называли — либо «валькирия», либо по фамилии.
— Вы госпожу полковника не забывайте. Ну… там в столице. Она… неравнодушна к вам.
— Это точно. Была бы равнодушна — убила бы. — шучу, я делая вид, что потираю пострадавший бок. На самом деле у меня ничего не болит. Интересно, почему чертов эскулап так легко ткнул меня в глаз иглой, если я неуязвим? Хм… вопросы, вопросы…
— Вам все шутить, — хмурится валькирия и поворачивает ко мне голову: — а вы бы выслали ей сватов, а? Свадьбу бы к весне сыграли в гарнизоне. Мария Сергеевна не простой офицер. Почитай вся восточная граница на ней держится.
— Я подумаю. — отвечаю я, чувствуя себя немного неловко.
— Вот и хорошо, — кивает валькирия, развеселившись и поворачиваясь обратно: — вот и ладушки. Первая жена это дело ответственное… фундамент семьи.
— Да-да. Именно. Что⁈
— Володя! Я тебя умоляю, тебе нельзя так лежать! Ты же перестанешь нравится барышням, дамам, гимназисткам и веселым вдовам! Ты умираешь прямо у меня на глазах! — всплескивает руками молодцеватый офицер в гусарской форме с залихватски завитыми вверх усами: — Я не могу допустить твоей гибели!
— Со мной все в порядке, ээ… — моргаю глазами я, стараясь припомнить что именно Пахом сказал мне, когда открывал дверь. То ли «приперся орясина окаянная», то ли «снова этот». Информации явно маловато…
— Вот! Ты забыл даже меня! Меня, твоего лучшего друга! А ведь ты мне должен сто рублей! Да, да, именно! Но мы, гусары, народ щедрый, можешь не отдавать. Ты главное оденься и пошли, пошли, пошли! Сегодня в салоне мадам Лили будут сестрички Зимины! Что, забыл как хотел за старшенькой приударить? И не только они! Анастасия Летова, Наталья… забыл как ее… ну, вдовушка отставного полковника, та с большой грудью, тебе такие нравятся. И Татьяна твоя тоже будет. Ну что ты куксишься, пошли! Если с старшенькой Зиминой не удастся мосты навести и фортификацию устроить, так ты всегда можешь с Татьяной домой уйти, она тебя спрашивала! — тормошит меня гусар.
— Какая у меня оказывается насыщенная жизнь была, — произношу я вслух: — деятельный я человек. Как выясняется.
— Ну хорошо, — закатывает глаза гусар и хлопает себя по колену: — да, обычно ты не пользовался у барышень популярностью, но! У тебя же Старший Родовой Дар открылся! Ты же будешь звезда вечера! А сестричек Зиминых две! Понял? Одна тебе — одна мне! В таком возрасте и инициацию поймать — это ж диковинка какая! Мы с тобой, Уваров, на живца будем сегодня ловить!
— Пахом! — зову я денщика и тот появляется из-за двери: — А скажи-ка мне, добрый человек, это правда, что я тут по салонам таскался?
— Ежели бы таскались, так у меня, может, работы поменьше было, — гудит Пахом: — куда вам. Сычом сидели дома да на портрет кузины Ай-гуль слезы лили, прости господи…
— Да забудь ты о своей кузине! — экспрессивно трясет рукой гусар: — Кузин у тебя еще будет… хм… хотя вот кузин у тебя немного, да. Сколько их у тебя всего? Восемь? Десять? Никогда твоих кузин не считал…
— Пахом! — снова повышаю я голос: — А этот вот джентльмен действительно мой лучший друг?
— Вражина он ваш. Вечно вас из дому утащит, а назад вернет в непотребном виде… пьяным и грязным. Да еще иной раз и заблёванным, прости господи. — ворчит Пахом и складывает руки на груди. Он господина гусара не сильно-то привечает.
— Когда такое было⁈ — возмущается гусар: — Твой денщик преувеличивает!
— Я не денщик! Я персональный слуга! — сердится Пахом и привычный простонародный акцент исчезает из его речи: — Я в вашу армию не записывался! Я за Владимиром Григорьевичем пришел!
— Хорошо, — соглашаешься гусар: — возможно и было. Разок-другой. Но! Это подтверждает, что я твой лучший друг, Володенька. Одевайся. И чтобы через полчаса в салоне был — я уже там буду. Дай мне честное офицерское слово что придешь. Хоть один, хоть со своей Татьяной из Заречья.
— Не приду я никуда. — говорю я: —
