простой обугленной дыркой в... прессованных опилках.
— Дети, приготовите двойные листочки. Сегодня будем писать итоговую контрольную работу года.
— Так год еще не закончился!
— А особо умные могут прийти в школу и первого января!
— Гадский клей! Вечно проливается! — обнаружил я у себя в сумке с тетрадями подтекший пузырек с клеем, к счастью, в пакетике, как и завещала учитель труда.
— О! У гендерфлюида голос прорезался! — проорал кто-то из девчонок на весь класс, поскольку учительница, написав на доске слово «контрольная» куда-то свалила.
— Что-то стареют у вас шутки — уже совсем не задевают. — выдал я в ответ на это, продолжая «распаковываться» и готовится к уроку.
Класс притих, до ребят... дошло? Или их, мой ответ, просто озадачил? А с другой стороны — пусть бы и дальше обзывались и тыкали пальцем! Лучше в меня, чем в какого-то еще! Меня, как ни крути, задело лишь чуть-чуть, поверхностно, на миг. Миг слабости, миг открытия души... что уже давно взрослая, пусть иногда тоже может принимать что-то близко к сердцу.
Позор! Позор позволять себе обижаться на простые слова! Какой я после этого бессмертный? А уж тем более позор думать о месте маленьким детям! О резне, о смерти за разговоры... Позор, позор, позор моим сединам!
— Эй, слышь, бесполое оно...
— «Бдыш» — резкий удар, и парнишка с разбитым носом отшатываясь, отходит в сторону.
— Как всегда резкая — шипит в мою сторону другой одноклассник, в наступившей тишине, средь только вернувшегося на своё место классного балагана, что обсуждал мою неуместную шутку и борзату.
Репутацию надо блюсти. И бить на звук не думая. А этому я итак позволил излишни многое — дал себя коснутся! Старею...
— Эй, слыш! Шлюха малолетняя! — взвыла белугой какая-то девица, на краю моего поля зрения обихаживая паренька с разбитым носом — Ты меня уже достала! — и бодрячком направилась ко мне.
Я угрожающи выставил кулак.
— Что, и меня будешь бить? — проговорила она, выпячивая грудь — А? Совсем рехнулась? Иди сюда мелкая...
И взвыла истеричной белугой, так как я, ухватившись за её руку, схватившею меня за волосы, недолго думая сломал ей средний палец.
— Вааа! Ааа! Ааа! — вызвала она, усевшись на попу прямо посреди прохода, возведя свой пальчик к небесам.
И че такого? Всего лишь палец? — подумал я, глядя на неё, припоминая боль от подобного перелома. За секунду до того, как мне на голову приземлился стул.
— Расслабилась. — простонал, выползая из-под парты, куда меня загнал это тяжелый фанерно-стальной советский стул — Кровь...
Не, череп цел! Просто кожу... а стулу-то хоть бы хны! Рядом лежит... с отпечатком крови и волос. И... тишину в классе нарушил конский смех из дальнего угла.
— Живучая дрянь! Дайте мне... чем её приложить! — соскочила девица со сломанным пальцем, Кристина кажется, а может Виктория — не помню, позабыв про боль в пальце, пошатываясь вставая на ноги.
Ей помогли подняться мальчишки, но стул не дали, а лавки единая целая с партами конструкция.
— Ну дай-те же мне... — проговорила она, а я заметил краем глаза, как стул рядом со мной, начал шевелится.
Перехватил, и встретился глазами с виновником движения. Девица, с именем Олеся. Красивая, что смерть! В смысле реально красивая, что ради такой и умереть. Еще и скромная, что прямо идеал! Но крутится в компании с прочими девчонками, на общих основаниях. Жить без них, и их мнения, не может! Что готова в рабстве ползать... и ползает вполне!
Они диктуют её «моду», одежду, причёску — под каре! Что ей вообще ни разу не идет. Заставив состричь шикарную косу, с любовь рощенную аж с времен детсада. Слышал визги с туалета... боже! Какое я ничтожество! — перехватил я стул, вырвав из хрупких рук девахи.
Злобно зыркнул ей в лицо, слегка поморщился от легкого дискомфорта в виде головокружения, взглянул на стул еще раз, припомнив, что сия мебель на весь класс одна, и у учителя, и «ледоколом со стулом» поплелся через класс к доске.
Пнул, решившую наскочить сзади безпалову «как её там», турнул зазевавшегося паренька, и использовал стул как щит от жвачки.
Стоп! Жвачки!
— Розовая...
Знакомая такая... каждую неделю нахожу подобную в своих волосах. А то и не по разу. У меня уже там не проплешина, дыра в причёске! Зыркнул в сторону по траектории полета — увидел хлопающего глазами паренька. Не, этот не мог. Этот — раб, ботаник... или мог?
Оглянулся на смертельную красавицу, и на парней, что тоже злобно глядя на меня, помогают плачущей навзрыд подняться, и кажется, собираются свести её в медпункт, вместе с разбитоносым Егором.
Чтож! Отлично! Поссорился со всеми! — поставил я стул пред столом учителя. Тут есть второй, но мягкий, для неё самой, а этот — для учеников... и теперь он с кровью. Хех, забавно! Но оттереть пятно я не успею — она уже тут! Вернулась дама! Да и по честному — не очень хочется. Пусть будет! Как напоминание. И символ.
Ученики учителю естественно обо всем доложили. Это когда сами что нагадят, можно не докладывать, а тут, и обо мне — в очередь выстраиваются! Плевать! К тому же, произошло сие не сразу, а только когда вернулись детки из медпункта — утекли они как ни странно абсолютно
