— Ну вот, зря я расстраивалась, — сообщила она с порога.
— Вы это о чем? — спросил я, хотя и должен был догадаться, о чем речь.
— Я о том, что зря я переживала, что товарищ Смирнов отправлен на понижение, — гордо заявила она. Кивнув на газеты, хмыкнула: — Вы думаете, латыши сами по себе революцию затеяли? Нет, здесь нужен опытный и умелый руководитель.
Нет, я совсем не думал, что латыши решились поднять восстание без поддержки извне, а точнее — без помощи Советской России. Вот только не смог связать назначение товарища Смирнова, который «Сибирский Ленин», с грядущей попыткой переворота. Да, пока мы не знаем, чем все закончится, это только попытка. Если все у «красных латышей» выйдет, тогда это станут называть революцией. Но меня смущало другое.
— Товарищ Смирнов полпредом всего две недели назад. Когда он успел все организовать? Чтобы толково подготовить восстание, нужен, как минимум, месяц. А если все делать досконально, не меньше двух. Организовать народ, наметить цели, выбрать командиров боевых групп. И это при условии, что там имеются кадры, способные не только выйти на улицы, но и стрелять.
Товарищ Исакова посмотрела на меня если не жалостью, то с недоумением.
— Олег Васильевич, так эти кадры в Латвию уже год, как отправлены. Товарищ Смирнов латышских стрелков еще по Сибири знает, да и они его. Когда от Колчака города освобождали, за линию фронта не только наши, но и стрелки заходили. А позже, уже после освобождения, он с этими парнями встречался неоднократно. Наверняка все обговаривалось еще до его приезда. И помощники у него там имеются.
Вот, теперь уже более-менее понятно. Даже если на территорию Латвийской республики проникло хотя бы человек сто, но скорее всего, их больше, ближе к тысяче человек, идейных людей, из состава революционных полков, знающих, что такое дисциплина, обладающих боевым опытом, то это уже кое-что. Латыши — парни упорные, своего добиваться умеют. А каждый из таких бойцов способен отыскать хотя бы двух-трех сочувствующих, убедить их в необходимости выступить против правительства с оружием в руках. И таких сочувствующих должно быть немало. И из крестьян, не верящим в грядущую земельную реформу, и из состава пролетариата.
И с «нападением» на мой корабль тоже понятно. Люди, имеющие опыт, вытащат «металлолом», а винтовки системы «Маузер» приведут в порядок на раз-два. Да что там — им можно было оружие посылать в разобранном виде, по запчастям, сваленным в кучу, они бы все собрали за несколько дней. В крайнем случае — за неделю.
Винтовок туда ушло около тридцати тысяч штук, а в Латвии столько и не надо. Достаточно собрать тысяч пять, вот вам и хватит, чтобы получить власть. А там уже можно объявлять о создании РВК и обращаться за помощью в Советскую Россию. Наверняка неподалеку от латышской границы уже стоят два-три полка латышских стрелков, готовых немедленно войти в свою родную страну. И, не исключено, что со стороны Восточной Пруссии на помощь латышам отправятся еще и германские рабочие. А существуют ли в Прибалтийское республике собственные вооруженные силы? Что-то там должно быть, но немного. А полиция или те же пограничники, это не противник для изрядно повоевавших стрелков.
— Товарищ Кустов, разрешите мне отправиться в Ригу?
Вот это да. Старая подпольщица желает рвануть на баррикады? Вроде бы, обойдутся и без нее, но как запретить? Вон, я сам тоже сбегал повоевать во время Кронштадтского мятежа. Сказать женщине — мол, здесь вы нужнее? Она и на самом деле мне здесь нужнее, но отговаривать не стану. Она вместе со Смирновым Сибирь от Колчака освобождала, боевое братство, так сказать. И теперь бьет копытом, словно боевой конь (женского пола!), заслышавший зов трубы.
— А что скажет Александр Петрович? — поинтересовался я.
— Если вы разрешите, то он со мной. Саша воевать умеет, мало ли — вдруг там что-то взрывать придется?
Вот те на! Александр Петрович, некогда служивший в белой армии Миллера, готов способствовать Мировой революции? Хотя, почему бы и нет? Петрович с девятнадцатого года служит в рядах ВЧК, пусть и «внештатно», а его бывшие соратники отставного штабс-капитана обратно не примут. Да и что не сделаешь ради любимой женщины? А взорвать Александр Петрович взорвет. Хоть штаб буржуинский, а хоть и какой-нибудь собор Риги. Нет, соборы лучше не трогать, не портить архитектурный облик старого города.
Но это все ладно. Любовь-морковь. Революция, но как же я без своего военного коменданта? А еще без «мамки», которая у меня едина во множестве лиц? Кто станет отсеивать посетителей, фильтровать заявления и прочее?
Конечно, если я им откажу, то приказ исполнят. Станут продолжать делать дело, но без огонька и пионерского задора. И добрых друзей я могу лишиться.
— Что ж, возражать не стану, — заявил я, скрипя сердцем. — Но у меня имеется два условия.
— Слушаю, — кивнула товарищ Исакова
— Условие первое. Прежде чем влезть в передрягу, вы поможете нашим товарищам довезти инженера Нобиле и его переводчицу до советской границы. Доедете до погранпункта, увидите своих — тут можно и в Ригу. Если железная дорога не перекрыта, то это вопрос нескольких часов.
— А если движение остановлено? Газеты пишут, что все вокзалы в руках повстанцев. А противник что делает? Долго ли все стрелки перевести? Может, пусть пока инженер с переводчицей здесь сидят? Все-таки безопаснее. А как только движение упорядочиться, так и поедут. Или вы их морем отправьте.
Вот, и я тоже так считаю. Но отчего-то Сыроежкину с товарищем загорелось ехать прямо сейчас. Дескать — если уж нацелились, то с курса не сойдем, а чем быстрее, тем лучше. А инженер уже успел познакомиться с переводчицей. Может, он ее даже от Савинкова отобьет?
Поэтому, только демонстративно развел руками — дескать, надо. На это слово у нас всегда правильно реагируют.
— Из Германии приедете в Латвию, там и сориентируетесь. Может, не по железке, а на попутных. Или какого-нибудь крестьянина наймут. Но мне спокойнее будет, если за инженером присмотрят. В крайнем случае — отыщете для иностранца надежную квартиру, пусть там сидит. Мне будет спокойнее, если за ним присмотрят свои люди, а не товарищи из Центра.
— Поняла. А второе?
— А второе условие такое, — усмехнулся я. — Как только революцию закончите, укрепите Советскую власть, то сразу обратно, в Париж. Две недели вам хватит? Если, конечно, отпуска не запросите.
Про отпуск я не зря спрашивал. Кое-кто из моих сотрудников уже просились. Понимаю, что надо. Вон, сам-то я езжу в Россию, а чем они хуже? Правда, мои вояжи на историческую родину отпуском можно назвать с натяжкой, но все равно, хотя бы прикоснусь к родным осинам.
— Две недели… — раздумчиво проговорила Светлана Николаевна. — Думаю, что две недели, даже и много. Если не удастся совершить то, что необходимо в первые два-три дня, то дальше уже бессмысленно что-то делать. Если революция затягивается, то лучше ее сразу свернуть, чтобы было поменьше жертв. А в отпуск пока проситься не стану, еще не время.
— Но следом-то может грянуть гражданская война, — заметил я. — А сколько она продлиться — один бог ведает.
— Ну, товарищ начальник, вы как старорежимный спец заговорили, — усмехнулась Светлана Николаевна. Потом, став серьезной, сказала: — Если что-то не так, затянется больше, чем на две недели, я вам сообщение отправлю. Либо Сашу пришлю.
Светлана Николаевна ушла собирать вещи, собирать мужа в путь-дорогу, а я немного задумался. С одной стороны — если Латвия станет советской, это неплохо. Расширяем, так сказать, территорию, охваченную строительством коммунизма. И мне станет проще ездить в Россию, да и аэродромы станут дешевле.
Но с другой стороны, гражданская война пока не закончится. А если мои старшие товарищи увлекутся, а следом за Латвией наступит черед Литвы и Эстонии? А потом дело дойдет и до Польши?
Литва и Эстония, да простят меня некоторые люди — это мелочь. Антанта изъятие этих государств из своей орбиты внимания стерпит. Тем более, что у Англии имеется нынче более серьезный отвлекающий фактор — восставшая Ирландия. А вот если мы снова нацелимся на Польшу, вот здесь плохо.
