заклепывали, а теперь все по-модному — на замках. Через минуту железяки звякнули о пол. Рядом со мной стоял Ерофей, поигрывая заточкой, а я стоял с закрытыми глазами и наслаждался проснувшимся источником. Он еще не до конца восстановился после схватки с ведьмой, и был полон на треть, но выплеснувшаяся из него Сила прокатилась по телу живительной волной. В душе родилась знакомая спортивная злость. Теперь я уверен, все будет хорошо. Захотелось петь. Да какого черта, щас спою! Я открыл глаза и тихонечко запел:
«Весна опять пришла и лучики тепла
Доверчиво глядят в моё окно.
Опять защемит грудь
И в душу влезет грусть
По памяти пойдёт со мной…»
Эта бессмертная песня Михаила Круга впервые исполнялась в этой вселенной, и урки замерли, вслушиваясь в незнакомы слова, а я пел, и мой голос постепенно крепчал. К припеву я уже пел в полный голос:
«Владимирский централ,
Ветер северный.
Этапом из Твери,
Зла немеренно.
Лежит на сердце тяжкий груз.
Владимирский централ,
Ветер северный.
Хотя я банковал,
Жизнь разменяна,
Но не очко, обычно, губит -
А к одиннадцати туз.»
Чем же мне вас сильно удивить, сидельцы? А попробуйте-ка вы Императорский гнев. Я прекратил петь, закрыл глаза и начал вспоминать пытки крыса и его подручного. А-а-а! Волки позорные! Все у меня получите по заслугам! И за раздевание, и за привязывание, и за тычки в меня тлеющими сигаретами! Суки, за всё ответите!!! От меня рванула во все стороны волна Силы, и мне стало легче. Рядом раздался грохот, я открыл глаза и обвел замутненными от гнева глазами камеру. Двое спавших сокамерников сверзились на пол и зашкерились под нарами, как и здоровяк, сидевший около деда. Сам дед лежал на шконке сильно сбледнувший с лица и с ужасом смотрел на меня безумным взглядом, а Ерофей лежал на полу в позе эмбриона, под ним медленно расползалась лужа. М-да, похоже, опять переборщил с Силой. Как бы Дед коньки не отбросил или умом не тронулся.
Вдруг лязгнул засов, и в камеру ввалились трое обвешанных артефактами надзирателей с дубинками. Они ударами свалили меня на пол, скрутили и споро выволокли из камеры. Опять лязгнул засов, отсекая камеру от внешнего мира. Первым на полу заворочался Ерофей.
— Бля, дед, что это было?!? — прохрипел он.
Дед начал розоветь, его взгляд стал осмысленным.
— Смертушка это твоя была, Ерофей. Ты кого слащавым бакланом назвал?!? Сколько живу, никогда такого не видел. Да он нас мог здесь загасить в момент, мы бы и пикнуть не успели! Фух, пронесло. В общем так, братва. Ярый — правильный бродяга, я ему верю. И песни душевные знает, наши это песни. Кто на него пасть раззявит или загасить удумает, лично придушу гниду.
* * *
Пришел в себя в одиночной камере уже поздно вечером. Все тело болело. Надзиратели хорошо промассировали мне почки, поэтому двигался с трудом. На меня опять нацепили антимагические кандалы, только теперь по старинке заклепали их, и бросили голым в одиночку. Сел на нарах, попытался достучаться до источника. Тужился-тужился, никак. Задумался, что меня ждет. По идее, ничего хорошего. Признаюсь в том, чего не делал, удавят по-тихому, чтобы не отсвечивал. Не признаюсь, замочат сами или с помощью тех же урок, чтобы скрыть следы своего преступления. Неизвестно, что стало с Канцлером, и когда она будет вникать в мое дело. Если будет. В общем, надо тикать. С этими невеселыми мыслями я забылся тревожным сном.
Мне приснились ведьмы. Я лежал на полу нашего салона раздетый и обездвиженный в нарисованной пентаграмме, а Фрау Марта и пани Беата в белых масках и своих плащах на голое тело готовились принести меня в жертву. Беата взяла в руки черную свечу и стала нараспев произносить заклинания.
Марта села около меня на колени, поигрывая своим темным от времени ритуальным кинжалом, и стащила маску с лица. Бр-р-р, нет, ей явно надо сменить стилиста. Что-то такое она прочитала в моем взгляде.
— Мы с тобой еще не закончили, Ярослав. Неужели, я тебье совсем не нравлюсь?
Она опять начала мять моего спящего бойца, добиваясь от него реакции. Через некоторое время ее усилия дали свои плоды, мой младшенький встал наизготовку. Не теряя времени, ведьма залезла на меня и начала извечную борьбу между мужчиной и женщиной. Она начала медленно, словно не торопясь, скользить вверх-вниз, стараясь прочувствовать все оттенки близости. Потом ее стало забирать, и она начала ускоряться. Марта привстала на коленях и уперлась мне руками в грудь, чтобы иметь больше свободы в движениях. Теперь мой боец выныривал наполовину, а затем нырял обратно в ведьму. В помещении были слышны только влажные шлепки тел, всхлипывания Марты и напевные заклинания Беаты. Наконец, Марта не выдержала такой активной скачки и, насадившись до упора, стала кончать. Я почувствовал, как ее мышцы влагалища стали сокращаться. Но, вместо разрядки ведьмы, давление становилось все сильнее и сильнее. Казалось, ее вагина превратилась в тиски, решив раздавить моего бойца. Я застонал. Марта, как и в прошлый раз, вонзила свои когти в мою грудь и начала расцарапывать до крови мое тело.
— Ты помнишь, что менья возбуждает насилие? Секс и смерть, они так похожи, — проговорила она хриплым от возбуждения голосом. — А теперь, как я и обещала, ты умрешь.
Марта взяла свой засветившийся синим цветом кинжал и с размаху ударила его в центр моего источника. Я выгнулся в немом крике от пронзившей мое тело боли. Помещение озарила белая вспышка молнии, и я затухающим сознанием увидел, как осыпается прахом Беата, как сгорает в яростном белом пламени Марта, а ее светящийся кинжал втягивается в мой источник Силы. А потом я умер. Я плавал в светящемся нечто, пока меня не коснулся чей-то дух.
— Зачем ты здесь? Твое время еще не пришло, — разнесся эхом голос Даши. — Не вини себя, ты сделал все, что мог. Возвращайся обратно.
Моих губ коснулся легкий ветерок и я, ускоряясь, начал падать вниз.
Проснулся от корежившей мое тело боли. Внутри меня родилась сверхновая звезда. Светилось все тело. И руки, и ноги, и мой каменный от стояка член, превратившийся из нефритового жезла в белый меч джедая. Казалось, я сгораю заживо. Я корчился на каменном полу не в силах вдохнуть. Все известные методики по успокоению не помогали. В жилах тек жидкий огонь, выжигая новые энергоканалы. Сколько прошло времени, я не знаю, но, наконец, огонь стал стихать. Пытка закончилась. Опять стал невидимым мой защитный амулет в виде пентаграммы. Только теперь на нем светилось фиолетовым цветом на два камня больше: плюс два заключенных в нем духа ведьм — неплохое приобретение. Я встал на
