Его идея — взять уже существующий биплан, после чего максимально возможно «облизать» его, чтобы он рассекал воздух, как нож, за счёт чего выиграть у остальных по скорости.
— Но монопланы мы не делаем… — сказал конструктор. — Наоборот, наше нынешнее направление — переход к триплану…
— Пробуйте парасоль, (2) — заявил Леонид. — Либо вы делаете моноплан, либо вы уволены. Выбирайте сами. Мы должны получить этот заказ. И ставьте пулемёты на крылья!
— Что⁈ — возмутился Макдуган.
— Моё личное изобретение! — Леонид демонстративно извлёк из дипломата папку и раскрыл её.
Сделал он это с гипотетическим выражением лица Моисея, впервые показывающего евреям скрижали.
— Что это? — спросил главный конструктор, вглядывающийся в странный чертёж.
— Система одновременного ведения огня из двух размещённых в крыльевых гондолах пулемётов! — сообщил Леонид с гордым видом. — Количество пулемётов можно и увеличить, но зачем? Двух вполне достаточно для выполнения любых задач. Сведение этих пулемётов можно отрегулировать, но я считаю, что поражаться вражеские самолёты будут на дистанции до двухсот метров — дальше уже маловероятно. Подача питания — ленточная, вот из этих «ракушек», которые служат магазинами. Это, разумеется, незначительно увеличит паразитное сопротивление, но поэтому ваша задача — сделать наш истребитель максимально аэродинамичным.
Курчевский придумал эту систему сам, в одну лунную ночь на лужайке своей виллы. С ним была женщина — Лора, кассирша в банке, которую он «подцепил» прямо на рабочем месте. Её впечатлило то, как лихо он снял двенадцать тысяч долларов со своего счёта, а он это увидел и верно понял.
И вот, лёжа на лужайке, после бурного часа с очень горячей девицей, он всё придумал.
— Чему вы улыбаетесь, мистер Курчевски? — спросил главный конструктор. — Ваше изобретение существует только на бумаге.
— А вот ошибаетесь, — ещё шире заулыбался Леонид. — Смит, Коннор!
Двое его ассистентов прикатили тележку с нечто, накрытым тканью. Леонид картинным жестом сорвал ткань.
— Это прототип, но он уже испытан и признан пригодным, — заявил он, показав на пулемёт Браунинг М1919, размещённый в металлической гондоле.
От пулемёта Браунинга отходил металлический канал, по которому и должна путешествовать патронная лента, свёрнутая в толстой металлической «ракушке».
— А вот это — система управления огнём, — указал Леонид на странную конструкцию из шарниров и рычагов. — После установки на самолёт всё будет более очевидно, но просто поверьте на слово — это работает. И это должно быть установлено на наш новый самолёт. Военные будут в восторге от этого.
Главный конструктор смолчал. Он считал Леонида выскочкой и самодуром, считающим себя признанным экспертом в области аэронавтики, что не стеснялся высказывать. Но Курчевский не из тех людей, которые могут позволить себе увольнять людей по причине личной неприязни. Впрочем, Макдуган у него на карандаше и стоит ему только оступиться…
— Разрабатывайте новое крыло, — велел Леонид. — Нам нужен этот контракт!
*4 сентября 1919 года*
— Так, — кивнул Аркадий. — Продолжайте.
— И вот странно как-то получается — землю уже поделили-переделили, я вернулся в Иркутск и оказался не у дел! — закончил крестьянин.
— И я тоже это самое, ваше благородие! — поддержал его второй крестьянин.
— И я! — вторил ему третий крестьянин.
— И мне ничего, хотя я… — заголосил ещё один ходок.
Аркадий громко положил на стол папку.
— У меня для вас только одно предложение… — заговорил он, когда установилась тишина. — Артель «Красный Сентябрь» ищет рабочие руки. Артельщики обрабатывают землю вместе, получают достойную зарплату, имеют приоритет обслуживания в артельном магазине, встают в очередь на строительство капитального жилья и так далее. В обработке пашни им помогают выданные государством трактора, а ещё ожидаются сеялки новой системы — вступайте в артель «Красный Сентябрь», где вас ждёт честная оплата за честный труд!
Крестьяне захлопали глазами.
— А чего вы хотели-то? — спросил Аркадий. — Советская власть пришла и начала раздел земли, но вы, по каким-то причинам, опоздали. Одна надежда теперь у вас — артель.
— Но земля… — заговорил первый крестьянин, начавший мять свою кепку.
— Так приходить надо было, и брать, пока раздавали! — хлопнул Аркадий ладонью по папке. — Теперь Советская власть может предложить вам только артель. Есть, конечно, ещё сельхозкоммуна «Раздолье», но там кого попало не принимают и житие там непростое — начинать всегда тяжело. Вопросы ко мне имеете?
Расстроенные крестьяне помотали головами.
— Тогда больше не задерживаю, — указал Аркадий на дверь.
Пахотных земель в Иркутской губернии много, но на всех не хватает. К тому же, ситуация осложняется тем, что в Иркутскую губернию стягиваются крестьяне из менее благоприятных земель или из регионов, где пространства начали стремительно подминать под себя государственные агрохолдинги.
Шутки закончились, поэтому, с подачи Ларина, занимающегося земельной реформой, агрохолдинги начали применять рыночные методы сравнительно честного отъёма земель у частников.
Как и кулаки совсем недавно, артели и коммуны выкупают у крестьян наделы, расширяя свои и без того обширные участки. Останавливаются они только тогда, когда достигают территорий соседних артелей и коммун — своих кушать им запрещено.
Иркутскую губернию тоже это ждёт, но позже. Артель «Красный Сентябрь» должна встать на ноги, в неё должна вступить критическая масса крестьян, после чего начнётся «людоедский процесс» подавления «крестьянской свободы». Крестьяне будут работать за зарплату, своей земли у них больше не будет, потому что общее — это ничьё, поэтому никакой вольницы и «хочу или не хочу продавать государству зерно».
Схема рабочая, уже успешно показавшая себя в западных губерниях, а также в Средней полосе. И задача Аркадия — проследить, чтобы процесс сравнительно честного отъёма даром обретённой земли у крестьян происходил наименее болезненно.
Коммунары, то есть члены коммуны «Раздолье», будут заниматься тем же самым, но уже установлено, что коммуны показывают меньшую жизнеспособность, чем артели.
У коммун всё общее, земля общая, инструменты общие, общий посевной материал — такое нравится далеко не каждому крестьянину, поэтому люди присоединяются к коммунам неохотно.
Зато по показателям эффективности землепользования коммунары показывают незначительное превосходство над артелями. Осознанности у коммунаров больше, крестьянский коллективизм в действии, все работают на благо друг друга, но подобрать слаженный коллектив очень тяжело.
Коммуны — это проект Ленина, который не оставляет надежд быстро достичь коммунизма в сельской местности, но эта идея, как теперь понятно многим, нежизнеспособна, потому что это внутри коммуны всё общее, а вокруг неё происходит полукапиталистическая помесь «государственных кулачеств» с рыночными отношениями государственного капитализма с получеловеческим лицом. Ну, а над этим всем — жадное и ненасытное государство, которому нужно очень много зерна для бесперебойного снабжения городов и экспорта в страны ближнего зарубежья.
Вероятнее всего, новые коммуны скоро просто перестанут открывать. Но, пока что, в каждой новой губернии учреждают первые артель и коммуну, чтобы посмотреть, что получится.
А получается всегда один сценарий — завидующие крестьяне смотрят, как в артель приезжает сельхозтехника, выполняющая работу сотен крестьян за очень короткое время, наблюдают, как в артель отгружают первоклассный посевной материал, который невозможно купить в губернии, и задумываются.
Постепенно к артели присоединяются всё новые и новые семьи, в то время как коммуны тщательно выбирают кандидатов, чтобы не пропустить недостаточно трудолюбивых, а в артель берут всех, потому что мотивация там материально-физическая. Если плохо работаешь — снижают зарплату, а если это не помогает, то по-мужицки бьют всем коллективом. Власти такую ерунду не поощряют, даже запрещают, но, тем не менее, артельщики находят возможность «вразумить» отбивающихся от коллектива.
