По небу уже несколько дней плыли серые облака, и ветер никак не мог разогнать их. Прошлой ночью они начали сбиваться в кучи, и теперь все небо было затянуто беспросветной серой пеленой. А за ними, в холмистой долине, конечно же, шел дождь. Джонатан подумал, что облака, наверное, решили, что пора им перестать бежать впереди ветра и надо приступать к своим обязанностям. А может быть, они путешествовали вокруг света, и встретили своих приятелей, и столкнулись с ними, и собирались вместе до тех пор, пока не заполонили все небо. Похоже, что все было именно так.
Ветер раскачивал ветви деревьев, росших вдоль берега, пригибал их к земле, а затем вновь распрямлял, и опять пригибал. И деревья были похожи на высоких многоруких великанов, которые неистово жестикулировали, словно отмахиваясь от назойливых мух. Ветер, как назло, дул прямо посередине реки, и, казалось, не замечал ни курток, ни шляп, ни шарфов, и продувал насквозь, словно их и вовсе не было.
У Джонатана было ощущение, что сейчас вот-вот пойдет дождь – он ждал его уже несколько часов, а дождь все не шел и не шел. Вероятно, он собирался с силами, и это было не очень-то здорово. Джонатану это напомнило подготовку к сражению снежками, когда он был еще мальчишкой. Ему вспомнилось, как он со своими друзьями лепил снежки и складывал их в аккуратные пирамиды, и опомнились они только тогда, когда этих пирамид было не меньше десятка и каждая в высоту доходила ребятам до плеч – они готовились просто к какой-то невероятной снежной баталии. Но кончилось дело тем, что поиграть по-настоящему они не успели; на подготовку ушло столько времени, что теплое послеполуденное солнце начало топить снежные пирамиды. А ночью, когда опять стало холодно, они замерзли, да так, что подтаявшие днем снежки превратились в лед. Когда Джонатан пришел туда утром, чтобы начать играть, он обнаружил дюжину ледяных пирамид, выстроенных ровно по окружности. Это сбило с толку Профессора Вурцла, который, увидев пирамиды, несказанно удивился и тут же выдвинул теорию о том, что снег имеет тенденцию сам собой складываться в пирамиды и некоторые другие геометрические фигуры. Профессор был очень доволен, что нашел объяснение этому явлению. А Джонатан стал называть его “объясняльщиком”.
С тех пор как волшебник Майлз с помощью аксолотлей приготовил лечебную смесь, прошло пять дней, и сейчас Профессор чувствовал себя превосходно, “в уме и здравии”, как он любил выражаться, похлопывая себя по груди. После того как царапины его зажили, на тарелке оставалось еще немного смеси, и путешественники тщательно соскребли ее и переложили в маленькую баночку, на случай новых ранений.
Прошлым утром они миновали Стутон-На-Реке, или, вернее, то, что от него осталось. Очевидно, все дома в городе были разрушены. И если судить по домам, которые были расположены на берегу, гоблины зря времени не теряли – они превратили здания в кучи досок и камня, и даже дымовые трубы были разобраны на кирпичики. И над всем этим висела полнейшая тишина, такая, что никто из путешественников не пожелал нарушить это безмолвие, словно окутанное страхом. И пока они не миновали развалины Малого Стутона и Стутонскую Топь, не было слышно ни криков птиц, ни кваканья лягушек – вообще ничего.
Профессор запыхтел своей трубкой с усердием кузнеца, раздувающего огонь в своей кузнице, и в это время они проплывали мимо обширного болота, покрытого зарослями лилий. Старик Вурцл, который неплохо знал эту топь, указал на то место, где он впервые увидел мачты таинственного галеона, а двумя милями ниже – место в тростниках, где вместе с Флейта-носом они нашли обломок мачты, оружие эльфов и удивительные драгоценные камни. Дули рвался сойти на берег и побродить по мелководью в поисках каких-нибудь еще не найденных сокровищ, но Профессор напомнил ему, что с тех пор прошло уже пять лет и если тут и были драгоценные камни, то их давно унесло в море.
Вспомнив о галеоне, путешественники принялись дискутировать на тему о том, каким образом кто-то, пусть даже эльфы, смогли на своем удивительном корабле проплыть так далеко по реке, ведь от моря это место отделяли долгие-долгие мили путешествия по суше. И у самих путешественников едва ли хватило бы сил, чтобы дойти до побережья, поскольку на последней речной пристани им бы пришлось оставить плот и до начала дельты реки идти пешком. Как же тогда, спросил Джонатан, какой бы то ни было корабль смог бы вообще пройти по этой мелкой реке? Ему это казалось совершенно невозможным.
Профессор признал, что он тоже не понимает, как это могло произойти.
– Между нами говоря, – сказал он, – если бы от моих слов что-то зависело, то я бы сказал, что неизвестно, поднимался ли вообще галеон эльфов вверх по течению. В рунах упоминаются некие острова, и я, естественно, допускаю, что речь идет об Океанских Островах. Кто мне возразит? Но, по правде говоря, я бы не смог расшифровать эти руны, если бы не заменил слово “море” на слово “небо”. Хотя это, конечно, невозможно. Абсурд. Там, на небе, нет никаких островов, верно?
Профессор запыхтел трубкой, и густые клубы дыма закружились вокруг его головы. Он прищурил один глаз, и было видно, что он убежден в своих словах. Потом прищурил другой, и стало ясно, что он сомневается.
– Еще там упоминалось об одном острове на небе и о некоем короле. Расшифровывая руны, очевидно, я что-то понял неправильно, если уж быть откровенным. Потому что там говорилось о каких-то сокровищах с дырками, и прости меня, Джонатан, если я скажу, что это не что иное, как некий феноменальный сорт сыра. Но все это бред, согласитесь.
Но Джонатан не мог почему-то ни согласиться с Профессором, ни возразить ему. С одной стороны, когда он вспоминал о домашнем очаге, копченой грудинке и полке с книгами, то готов был признать, что это все действительно бред. С другой стороны, ведь каждый раз, когда вечером он читал жуткие и невероятные рассказы о гоблинах, троллях и диких ночных тварях, написанные Дж. Смитерсом из Бромптона, какой-то “внутренний голос” заставлял Джонатана запирать на засовы все двери и подбрасывать в огонь поленья. И теперь ему казалось, что руны могли говорить правду. Смутные, неверные тени искаженных образов вставали в его сознании и требовали признания. Но Джонатан, предпочитая более здравомыслящий день непонятной и загадочной ночи, изо всех сил старался изгнать их.
С тех пор как они прошли пристань Ивовый Лес, прошло пять дней, а Стутон-На-Реке они миновали два дня назад. За все это время не произошло никаких приключений, и поэтому путешественники, включая Ахава, который большую часть дня проводил во сне, лежа на парусине в рубке, чувствовали себя совсем неплохо. Дул холодный ветер, а небо было серым и мрачным, поэтому отсутствие каких бы то ни было приключений приветствовалось вдвойне – ведь происшествия, которые случаются на холоде и под дождем, это очень, очень неприятная штука.
Около трех часов дня Профессор, пробудившись от Дневного сна, вылез из рубки, а следом за ним и Дули – как раз тогда, когда Джонатан, сидя на румпеле, уже начал скучать по компании. Они уселись на палубе, и Джонатан и Профессор сделали несколько тщетных попыток разжечь трубки, но тут на палубу плюхнулись первые капли дождя. Одна из них с шипением приземлилась в трубку Профессора, в один миг загасив огонь, который бедному Вурцлу удалось разжечь с таким трудом. Он взглянул на Джонатана, потом на трубку и сказал, что это просто какое-то дьявольское невезение, может быть даже и предзнаменование. Джонатан согласился с этим и добавил, что когда вода капает с неба только лишь затем, чтобы гасить с трудом разожженные трубки, это явно не может означать ничего хорошего.
Так или иначе, но дождь не утихал, а наоборот, лишь усиливался и вскоре стал таким сильным, что капли казались размером не меньше чем с гусиное яйцо. Путешественники натянули над палубой тент, в порыве оптимизма вообразив, что дождь заметит тент и откажется от своих попыток вымочить их насквозь. Но вместо этого капли становились все больше, а ветер дул все яростнее, и дождь не обращал на тент ни малейшего внимания и, словно в насмешку, заливал и его.
Не выдержав подобного напора стихии, Дули и Ахав, высоко поднимая ноги, чтобы не замочить их, направились через несколько минут к рубке, а дождь продолжал стучать по палубе. Но прежде чем Дули удалось закрыть дверцу рубки, она хлопнула раз шестьдесят. А Профессору и Джонатану, которые находились всего в нескольких футах друг от друга, приходилось кричать, чтобы расслышать хоть что-нибудь.
Оба они с изумлением наблюдали, как ветер раскачивал высокую тсугу на левом берегу. И раскачал ее до того, что корни дерева жутким клубком вырвались из земли и все оно, грохоча и брызгая, рухнуло в реку.
– Кажется, ветер собирается с силами, – сказал Джонатан. – Если так будет продолжаться, то мы полетим к морю, как воздушный корабль.
– Прыгнем? – крикнул Профессор, не расслышав ни одного слова. – Куда прыгнем?!
