– Он иногда следует своим предчувствиям, – мягко сказал хромой. В его почти бесцветных глазах не было и тени обиды.
– Ты из племен? – спросил Гриста.
– Бригант.
– Так почему ты служишь римлянину?
– Потому что эта земля – его и он – эта земля.
Меня зовут Прасамаккус.
– Так, значит, я жив из-за каприза короля.
– Да. Я был с ним, когда ты ринулся на стену щитов. Безрассудный поступок.
– Я безрассудный человек. И что он намерен сделать с нами теперь? Продать в рабство?
– По-моему, он намерен оставить вас жить в мире.
– Почему он совершает такую глупость?
Прасамаккус прохромал к валуну и сел на него.
– Меня брыкнула лошадь, – сказал он, – а нога у меня и до того сильной не была. Как твоя рука?
– Горит огнем, – сказал Гриста, садясь рядом с бригантом и глядя на женщин, которые все еще бродили по полю битвы под карканье кружащих над ним голодных ворон.
– Он говорит, что и вы тоже – эта земля, – сказал Прасамаккус. – Он процарствовал десять лет. Он видит, как саксы, и юты, и англы, и готы рождаются на этом Острове Туманов. Они уже больше не вторгнувшиеся на него враги.
– Неужели он думает, что мы приплыли сюда прислуживать римскому королю?
– Он знает, зачем вы приплыли – грабить, убивать, сразу разбогатеть. Но вы остались обрабатывать поля.
Что ты чувствуешь к этой земле?
– Я родился не здесь, Прасамаккус.
Бригант улыбнулся и протянул ему левую руку. Гриста посмотрел на нее, потом взял в свою и пожал пожатием воина – запястье к запястью.
– Думается, это хорошее первое применение для твоей левой руки.
– Она научится и владеть мечом. Меня зовут Гриста.
– Я тебя уже видел. Ты сражался в великой битве под Эборакумом в тот день, когда король вернулся домой.
Гриста кивнул:
– У тебя хороший глаз, а память еще лучше. Это был День Двух Солнц. Такого я больше никогда не видел, да и не хочу увидеть. В тот день мы сражались бок о бок с бригантами и их трусливым королем Элдаредом. Ты был с ним?
– Нет. Я стоял под двумя солнцами вместе с Утером и Девятым легионом.
– День Кровавого короля. С тех пор все шло плохо. Почему его нельзя победить? Каким образом он всегда знает, где нанести удар?
– Он – эта земля, а земля знает.
Гриста ничего не сказал. Он не ждал, чтобы бригант выдал ему тайну своего короля.
От семи тысяч сакских воинов, которые ринулись в сечу, остались какие-то одиннадцать сотен. От них Утер потребовал, чтобы они преклонили колени и поклялись Кровавой Клятвой никогда больше не восставать на него.
А взамен земля останется их землей, как и раньше, но теперь по закону, а не как добыча завоевателей. И еще он оставил им их собственного короля Вульфира – сына Орсы, сына Хенгиста. Это был смелый ход. Гриста встал на колени вместе с другими в свете утренней зари перед шатром короля и смотрел на Утера рядом с мальчиком, с Вульфиром.
Саксы улыбались, хотя и были побеждены: ведь на колени-то они встали не перед победителем, а перед своим верховным вождем.
И Кровавый король прекрасно это знал.
– Я даю вам слово, что наша дружба крепка, как этот меч, – сказал он, высоко подняв Меч Кунобелина, и в лучах восходящего солнца клинок вспыхнул пламенем. – Но дружба имеет свою цену. Этот меч не потерпит других мечей в руках саксов. – Среди коленопреклоненных прокатился гневный ропот. – Будьте верны своему слову, и это, возможно, изменится, – продолжал король. – Но если вы его не сдержите, я вернусь, и от Андериды до Венты в живых не останется ни один мужчина, ни одна женщина, ни единый плачущий младенец. Выбор за вами.
Через два часа король удалился со всем войском, и растерянные саксы собрали Совет Вотана. Вульфир в свои двенадцать лет голоса в Совете не имел, и Колдера избрали майордомом, чтобы он помогал ему править.
Остаток дня ушел на выборы в Совет. Из прежних восемнадцати его членов уцелело лишь двое, но к ночи положенное число их было восстановлено.
Через два часа после восхода солнца Восемнадцать собрались для важных решений. Некоторые хотели отправиться на восток под руку Драды, сына Хенгиста, – как-никак он же дядя Вульфира и кровный родич. Другие предлагали повременить, пока не удастся собрать, новое войско. А еще некоторые настаивали на том, чтобы послать за помощью через пролив: меровейские войны сгоняли многих молодых мужчин с насиженных мест, и им оставалось только браться за оружие.
Два события придали делу совсем иной оборот. В полдень прибыла повозка с золотом и серебром, дарами короля, чтобы ими распорядились, «как сочтет нужным Совет». Дары эти сами по себе означали, что можно купить съестных припасов, чтобы выдержать наступающую суровую зиму, и одеяла и всякие припасы у меровеев в Галлии.
А во-вторых, майордом Колдер произнес речь, которая надолго запечатлелась в умах, если не в сердцах всех, кто его слушал.
– Я сражался с Кровавым королем, и по моему мечу струилась алая кровь его телохранителей. Но почему мы вступили с ним в бой? Спросите себя об этом. Я отвечу: потому что нам казалось, что его можно победить и нас ждет богатая добыча в Венте, Лондиниуме, Дубрисе и всех других торговых городах. Но теперь мы знаем, его победить невозможно… для нас… и наверное, и Драда не может. Вы видели повозку – столько монет нам не принесла бы и победа. Я говорю: нам следует подождать, взвесить его слово. Вернуться в свои дома, починить их или выстроить заново, собрать урожай – то, что от него осталось.
– Мужчины без мечей, Колдер? Как же мы обретем путь в Валгаллу? – крикнул высокий воин.
– Сам я иду за Белым Христом, – сказал Колдер, – а потому Валгалла меня не заботит. Но если, Снорри, тебя это тревожит, отправляйся к Драде. Пусть каждый, кто хочет сражаться, поступит так же. Нам предложили дружбу, и уж конечно, повозка золота – это ведь далеко не самое худшее, чего можно ждать от победителя.
– А он нас боится, вот и прислал ее! – сказал Снорри, рывком поднявшись на ноги. – На его золото надо нанять воинов, купить оружие и напасть на Камулодунум.
– Ты, наверное, возьмешь в поход свой амбар, – сказал Колдер, и раздался общий хохот. Ведь все знали, что Снорри спрятался от римлян под одеялом в амбаре и выскочил оттуда, когда враги подожгли амбар. В Совет его выбрали только потому, что он владел большим количеством земли.
– Меня совсем окружили, и только так я мог избежать гибели, – сказал Снорри. – Я возьму свою долю золота и уйду к Драде.
– Ни у кого своей доли золота нет, – объявил Колдер. – Оно подарено Совету, и мы обсудим, как его употребить.
В конце концов Снорри и еще четыре землевладельца ушли с двумястами своих керлов к Драде, остальные остались учиться жить по-новому: вассалами Кровавого короля.
Гристу это решение преисполнило горечи. Но он был керлом Колдера и обязался повиноваться ему. К тому же решения знатных редко его касались.
В ту ночь, когда он в одиночестве поднялся на Высокий холм, к нему пришел Колдер.
– Тебя гнетет тревога, мой друг? – спросил майордом.
– Дни Крови снова настанут. Об этом мне шепчет ветер. И воронье тоже знает об этом.
– Это мудрые птицы. Два ворона – глаза Одина.
– Я слышал, как ты сказал, что следуешь за Белым Христом.
– По-твоему, у Кровавого короля не было ушей на нашем Совете? По-твоему, Снорри и его керлы доберутся до Драды живыми? Или хоть один из нас остался бы живым, если бы я не сказал того, что сказал? Нет, Гриста, я следую за Древними Богами, которые понимают сердца людей.
– Ну а договор с Утером?
– Мы будем его соблюдать, пока нам это выгодно.
Но придет день, когда потеря твоей правой руки будет отомщена. Вчера ночью мне привиделся сон: Кровавый король стоял на вершине холма совсем один. Все его воины валялись вокруг мертвые, и знамя его было сломано. Я верю, что этот сон мне послал Один; это его обещание.
– Пройдет много лет, прежде чем мы станем настолько сильны.
– Я терпеливый человек, мой друг.
* * *
Кровавый король медленно спешился и отдал поводья боевого коня безмолвному оруженосцу. Повсюду вокруг него валялись трупы убитых там, где они упали; под низко хмурящимся небом кружила черная туча воронья, ожидающего, когда можно будет приступить к пиршеству.
Утер снял бронзовый шлем, подставляя лицо прохладному ветру. Как он устал! И гораздо больше, чем позволил бы кому-нибудь догадаться.
– Ты ранен, государь, – сказал Викторин, появляясь из сумрака и тревожно сощурив темные глаза при виде крови, сочащейся из раны над локтем короля.
– Пустяк. Сколько человек мы потеряли?
– Носильщики еще ходят по полю, государь, а лекарю считать некогда. Я бы сказал, около восьмиста, но, возможно, и меньше.
– Или больше?
– Мы оттесняем врагов к берегу. Может, ты передумаешь и сожжешь их корабли?
– Нет. Без кораблей им некуда будет отступать. И чтобы полностью уничтожить их войско, придется пожертвовать легионом. А у меня нет лишних пяти тысяч людей.
