Он дошел до конца пирса и сел. В отдалении, то погружаясь в воду, то снова взлетая на гребни волн, качались рыбачьи лодки из Тола; далеко за ними темной линией на горизонте лежал широко протянувшийся материк – владения Высшего.
Моргон аккуратно пристроил арфу на колене и заиграл песню жатвы – отчетливый ровный ритм попадал в такт с ударами сердца. В его памяти всплыл отрывок из имрисской баллады; он, запинаясь, извлекал его из струн, когда на руки его упала тень.
Моргон поднял голову. Возле него стоял человек, которого он прежде никогда не видел, – не купец, не моряк, не земледелец... Одет он был неброско – тонкая ткань его рубашки и ее темно-синий цвет, тяжелая цепочка из квадратных серебряных звеньев ровным счетом ничего не говорили Моргону о том, кем мог быть этот человек. Лицо у незнакомца было худое, немолодое, обрамленное свободно свисающими серебристыми волосами.
– Моргон с Хеда?
– Да.
– Я Дет, арфист Высшего.
У Моргона перехватило дыхание. Он дернулся было, чтобы встать, но арфист опередил его, присев на корточки, чтобы разглядеть арфу.
– Юон, – сказал он, показывая Моргону буквы, складывающиеся в имя, наполовину скрытое резными завитушками. – Он был мастером арф в Хеле триста лет назад. Сохранилось только пять арф его работы.
– Торговец сказал, что она принадлежала арфисту владетеля Кола. А ты приехал... Ты, должно быть, приехал с ними. Это твоя лошадь? Почему ты не сказал раньше, что ты здесь?
– Ты был занят, я предпочел подождать. Прошлой весной Высший велел мне поехать на Хед, чтобы выразить его печаль по случаю смерти Атола и Спринг. Но из-за суровой зимы невозможно было выехать из Исига, потом меня задержала в Имрисе осада Кэруэддина, а когда я уже собрался отплыть из Кэйтнарда, Мэтом из Ана попросил меня выполнить срочное поручение и отправиться в Ануйн. Извини, что я приехал так поздно.
– Помню твое имя, – медленно выговорил Моргон. – Отец часто рассказывал, как Дет играл на его свадьбе. – Он умолк, погрузившись в грустные воспоминания, но вскоре спохватился:
– Извини. Я хотел сказать, что ему нравилась твоя игра на арфе. Я бы тоже не отказался тебя послушать.
Арфист пристроился на пирсе и взял в руки арфу Юона.
– Что бы тебе хотелось услышать? Моргон почувствовал, как его губы невольно искривились в улыбке:
–– Сыграй... Дай подумать... Ты не сыграешь то, что я тут тщетно пытался изобразить?
– “Плач по Белу и Байло”.
Дет мягко тронул струны и начал старинную балладу:
– Светловолосая Белу родилась вместе с темноголовым Байло, и смерть их связала. Плачьте, плачьте о Белу, прекрасные дамы, И о Байло горюйте тоже...
Его пальцы безошибочно извлекали мелодию из сверкающих, близко расположенных друг к другу струн. Моргон слушал, застыв неподвижно, глаза его остановились на отстраненном лице арфиста. Приятный голос, искусные пальцы, натренированные до совершенства, следовали за Байло, беспомощным в превратностях своей бурной судьбы. Смерть, которой он избежал, смерть, которая следовала за ним по пятам, которая скакала позади Белу, которая бежала рядом с его конем, точно охотничья собака, – все это не только слышал сейчас Моргон, но и видел воочию.
– Светловолосая за черным Следовала Байло, а смерть Голосом Белу Байло звала, А голосом Байло – Белу...
Долгий, печальный вздох прибоя поставил последний аккорд в истории их смертей. Моргон пошевелился. Он положил ладонь на темную резную поверхность арфы:
– Если бы я мог извлекать такие звуки из этой арфы, да я бы собственное имя продал и жил бы безымянным.
Дет улыбнулся:
– Слишком высокая цена даже за одну из Юоновых арф. А что торговцы за нее просят?
Моргон пожал плечами:
– Они возьмут то, что я предложу.
– Ты очень ее хочешь? Моргон взглянул Дету в глаза:
– Я бы продал за нее мое имя, но не зерно, над которым гнули спины мои земледельцы во время жатвы, и не лошадей, которых они вырастили и объездили. То, что я хочу предложить, принадлежит мне одному.
– Тебе нет нужды оправдываться передо мной, – тихо сказал арфист.
Губы Моргона скривились, он рассеянно дотронулся до них.
– Извини. Половину сегодняшнего утра я провел оправдываясь.
– В чем?
Моргон посмотрел на грубые, подбитые железом доски пирса:
– Ты знаешь, кто мои родители?
– Да.
– Моя мать хотела увидеть Кэйтнард. Отец навестил меня два или три раза, когда я учился в училище, руководимом Мастерами Загадок в Кэйтнарде. Звучит-то это просто, но от него требовалось немалое мужество, чтобы это совершить: уехать с Хеда, отправиться в большой незнакомый город. Князья Хеда корнями вросли в родную землю. Когда я вернулся домой год тому назад, после того как три года провел в Кэйтнарде, мой отец с увлечением рассказывал о том, что он повидал – торговые корабли, людей из разных стран, – и, когда он рассказал о лавках, богатых материями, мехами и красками из пяти королевств, мать не могла побороть свое желание поехать туда. Она любила тонкие разноцветные ткани... И вот прошлой весной, после окончания весенней торговли, они отплыли вместе с купцами. И не вернулись. Корабль на обратном пути пропал. Они так и не вернулись, – повторил Моргон, дотрагиваясь до шляпки гвоздя и очерчивая вокруг нее круг. – Было кое-что, что я долгое время хотел сделать. Мой брат Элиард узнал об этом сегодня утром. Я ничего не говорил ему об этом раньше, потому что знал: он расстроится. Я сказал ему только, что отправляюсь в западный Хед на несколько дней, и скрыл, что еду за море, в Ан..
– В Ан? Зачем же ты... – Арфист не закончил фразу. – Моргон с Хеда, так это ты выиграл корону Певена? – наконец после короткой напряженной паузы звенящим голосом спросил Дет.
Моргон резко вскинул голову:
– Да. А что?.. Да.
– Ты не сказал королю Ана...
– Я никому не сказал. Чего зря болтать?
– Аубер из Аума, один из потомков Певена, отправился к нему в башню, чтобы попытаться отыграть аумскую корону у мертвого властителя, и обнаружил, что короны больше нет, а Певен умоляет, чтобы его освободили и позволили покинуть башню. Напрасно Аубер требовал назвать ему имя человека, который выиграл корону: Певен только твердил, что не станет больше отгадывать никаких загадок. Аубер все рассказал Мэтому – рассказал, что кто-то тайно проник в эту страну, победил в игре в загадки, из-за которой другие столетиями лишались своих жизней, и потихоньку скрылся. Он вызвал меня из Кэйтнарда и попросил найти корону. Хед – последнее место, где я рассчитывал ее обнаружить.
– Она все время лежала у меня под кроватью, – безучастно проговорил Моргон. – Это единственное укромное местечко в Акрене. Но я не понимаю... Неужели Мэтом хочет вернуть ее? Мне-то она не нужна. Я даже и не взглянул на нее ни разу с тех пор, как привез домой. Но я считал, что из всех людей именно Мэтом поймет...
– Корона твоя по праву. Мэтом последним будет спорить с этим. – Он сделал паузу, в глазах его появилось выражение, озадачившее Моргона. Арфист тихо добавил: – И если ты захочешь, твоей станет дочь Мэтома, Рэдерле.
Моргон сглотнул. Оказалось, что он уже стоит на ногах, глядя на арфиста сверху вниз. Моргон опустился на колени, внезапно видя вместо лица Дета бледное, с высокими скулами лицо, поражающее неожиданной выразительностью, обрамленное длинными густыми потоками прекрасных рыжих волос.
Он прошептал:
– Рэдерле... Я ее знаю. Сын Мэтома Руд учился вместе со мной, мы с ним были добрыми друзьями. Она часто навещала брата... Но я не понимаю...
– В день ее рождения король дал клятву отдать ее только за того, кто выиграет корону Аума у Певена.
– Он дал клятву... Что за дурацкий поступок – обещать Рэдерле любому, у кого достаточно мозгов, чтобы переиграть Певена. Ведь это мог быть любой... – Моргон умолк и густо покраснел. – Это был я.
– Да.
– Но я... Не может же она пойти за земледельца. Мэтом никогда не согласится.
– Мэтом поступит так, как сочтет нужным. Полагаю, ты сам у него спросишь.
Моргон уставился на Дета:
– Ты хочешь сказать – я должен поехать за море в Ануйн, к королевскому двору, войти в его тронный зал, будто к себе домой, и запросто спросить его об этом?
– Ты же вошел в башню Певена.
– Это другое дело. Тогда на меня не глазели владыки всех трех частей Ана.
– Моргон, Мэтом связал себя, дав клятву от своего собственного имени, а владыки Ана, которые потеряли предков, братьев и даже сыновей в той башне, только воздадут честь твоей храбрости и уму. Единственный вопрос, который ты должен обдумать в настоящий момент: хочешь ли ты жениться на Рэдерле?
Моргон, приходя в отчаяние от мучительной неуверенности, запустил пальцы в волосы, и ветер, поднявшийся с моря, разметал их по его лицу. “Рэдерле”. Звездный узор, находящийся высоко на лбу, живо вспыхнул на его коже. Он снова увидел ее лицо: она, призрак, мечта, словно обернулась, чтобы посмотреть на него. “Рэдерле”.
